Кванты. Как волшебники от математики заработали миллиарды и чуть не обрушили фондовый рынок - Скотт Паттерсон

А потом он потерял деньги. Много. В 1994 году Алан Гринспен и Федеральный резервный фонд шокировали рынок неожиданным увеличением процентной ставки. У рынка конвертируемых облигаций, чувствительных к процентной ставке, почва ушла из-под ног. Фонд Citadel упал на 4,3 %, а его капитал сократился до 120 миллионов долларов (это отчасти было связано с тем, что испуганные инвесторы поспешили забрать свои деньги). До 2008 года это был единственный год, когда Kensington, основа Citadel, потерял деньги.

Привыкший к успеху Гриффин был потрясен. Он поклялся добиться того, чтобы его финансовые бастионы стали неприступными.

«Мы не допустим, чтобы это повторилось», — сказал он своему боссу Фрэнку Мейеру. Citadel начал создавать планы укрепления своей обороноспособности и проводить изменения, которые, возможно, и спасли фонд от полного краха четырнадцатью годами позже. Когда инвесторы поняли, что рынок рушится, они бросились звонить Гриффину и в панике требовать возврата их вложений. Гриффин знал, что рынок потом качнется в другую сторону, но с инвесторами ничего поделать не мог. Решение проблемы было простым: нейтрализовать инвесторов на некоторое количество лет. Он начал потихоньку обсуждать с партнерами новые условия, постепенно заставив их согласиться держать свои капиталы в Citadel не менее двух лет (и каждый раз по истечении этого срока договариваться о следующей двухгодичной блокировке). Длительная блокировка давала Гриффину возможность сохранять спокойствие, когда ситуация начинала накаляться: он знал, что беспокойные инвесторы не убегут сломя голову. К июлю 1998 года новая модель заработала — и как раз вовремя.

Позже в тот год обрушился Long-Term Capital. Другие хедж-фонды продавали акции из-за безжалостного делевериджа, а Citadel хватал выгодные сделки. Kensington заработал 31 %. К тому моменту под управлением Citadel было больше миллиарда долларов. Фонд опробовал почти все известные трейдинговые стратегии. В начале 1990-х он озолотился на конвертируемых облигациях и буме японских варрантов. В 1994 году он запустил группу «арбитража по слияниям», которая делала ставки на акции компаний в процессе слияния. В тот же год Citadel запустил собственный фонд статистического арбитража. Его руководство впечатлил успех Эда Торпа в Ridgeline Partners, где использовалась стратегия статистического арбитража (фонд был открыт после того, как Торп закрыл Princeton/Newport). Citadel начал заниматься ценными бумагами с ипотечным покрытием в 1999 году, а еще через пару лет занялся вторичным страхованием. Гриффин создал собственный отдел маркет-мейкинга, который позволял участвовать в сделках, не замеченных на Уолл-стрит. Это всегда было большим плюсом для чересчур скрытного менеджера.

Когда сумма на банковском счету Гриффина выросла до небес, он начал пользоваться преимуществами огромного состояния. Как это нередко случается с очень богатыми людьми, он стал потакать своему желанию обладать великими произведениями искусства. В 1999 году он приобрел картину Поля Сезанна «Натюрморт с драпировкой и кувшином» за 60,5 миллиона долларов. Позднее, в тот же год, он влюбился в «Маленькую четырнадцатилетнюю танцовщицу» Эдгара Дега, скульптуру, которую увидел на аукционе Sotheby’s в Нью-Йорке. Впоследствии он купил копию этой скульптуры, а заодно и пастель Дега под названием «Зеленые танцовщицы». В 2000 году он выложил 6,9 миллиона долларов за двухэтажный пентхаус в престижном здании в стиле ар-деко, расположенном на Норт-Мичиган-авеню в Чикаго. Эта улица получила прозвище «Великолепная миля», поскольку на ней были собраны самые роскошные образцы недвижимости.

Прибыли фонда Citadel вызывали зависть в мире хедж-фондов. Они почти достигали уровня прибылей Renaissance. В 1998 году зафиксировано 25 %, в 1999-м — 40 %, в 2000-м — 46 %. В 2001 году, когда лопнул пузырь доткомов, фонд заработал 19 %, показав, что может получать прибыль и на хороших рынках, и на плохих. Кен Гриффин, ясное дело, обладал «альфой».

К тому моменту фонд Гриффина покоился на горе из 6 миллиардов долларов и был одним из шести крупнейших хедж-фондов мира. В его руководство входили Алек Литовиц, управлявший отделом арбитража по слияниям, и Дэвид Баннинг, глава отдела международного кредитования. Через пару лет и Литовиц, и Баннинг покинули фонд. В 2005 году Литовиц запустил собственный хедж-фонд Magnetar Capital с 2 миллиардами долларов под управлением, который сыграет главную роль в мировом кредитном кризисе несколько лет спустя. Магнетар — нейтронная звезда с сильным магнитным полем. Хедж-фонд Литовица, как оказалось, буквально притягивал быстрорастущие побеги высокорисковой ипотеки.

А пока Citadel быстро превращался в одну из мощнейших денежных машин на земле: молниеносный, невероятно уверенный в своих действиях и демонстрирующий прекрасную форму во всем, что касалось денег. Он стал настоящей фабрикой по производству хедж-фондов: тренировал молодых менеджеров, таких как Литовиц, которые потом уходили и начинали создавать собственные фонды. Число последователей Эда Торпа росло в геометрической прогрессии. И Гриффин, которому было всего тридцать три года, все еще был самым успешным из них.

Крушение корпорации Enron в 2001 году дало ему возможность поиграть мускулами.

В декабре 2001 года, на следующий день после того, как коррумпированная энергетическая корпорация объявила о своем банкротстве, Гриффин отправился в путь. Он стремился переманить к себе трейдеров энергетического рынка со всей страны. В Чикаго команда квантов начала разрабатывать модели определения цен на товары, чтобы увеличить объемы торговли. Кроме того, фонд задействовал метеорологов, чтобы отслеживать факторы спроса и предложения, которые могли бы повлиять на цены на энергоносители. Вскоре Citadel провернул одну из крупнейших в истории операций на энергетическом рынке.

По мере роста фонда личные капиталы Гриффина тоже увеличивались и достигли космических масштабов.

Он был самым молодым самостоятельно заработавшим свои капиталы бизнесменом из списка Forbes 400 за 2002 год. На следующий год он оказался в десятке богатейших людей Америки, не достигших 40 лет, по версии журнала Fortune. На тот момент его состояние оценивалось в 725 миллионов долларов. Он буквально дышал в затылок Дэну Снайдеру, владельцу бейсбольной команды Washington Redskins.

Он достиг уровня успеха, который редко выпадает простым смертным. Чтобы отметить этот знаменательный год, он женился. Церемония состоялась в Версале, где любил проводить время Людовик XIV, «король-солнце». Гриффин взял в супруги Энн Диас, которая тоже управляла хедж-фондом (хотя и гораздо менее крупным). Торжества, продолжавшиеся два дня, проходили в Hameau de la Reine, или «Хуторе королевы», где Мария-Антуанетта воплощала в жизнь сельскую идиллическую мечту Жан-Жака Руссо о возвращении к природе в искусственной деревне XVIII века.

Выступали акробаты из канадского Cirque du Soleil. Пела звезда диско Донна Саммер. Гости катались на воздушных шарах. В программу празднования в Париже входила вечеринка в Лувре и репетиция ужина в музее Орсе.

Хорошо быть Кеном Гриффином. Пожалуй, даже слишком.

Мюллер

Пока Гриффин раскручивал Citadel в Чикаго, Питер Мюллер трудился в Morgan Stanley в Нью-Йорке, пытаясь создать собственную торговую машину с использованием моделей, разработанных им в BARRA. В 1991 году он запустил ее легким движением рук на клавиатуре компьютера.

Все обернулось кошмаром. Ничего не работало. Сложные трейдинговые модели, разработанные в BARRA, в теории были просто гениальны. Но когда Мюллер пытался торговать с их помощью, он сталкивался со всевозможными трудностями.

Операции выполнялись недостаточно быстро. Издержки обращения были ужасными. Заказ могли сорвать мелкие недочеты в программе.

Он открыл офис на тридцать четвертом этаже штаб-квартиры Morgan в здании Exxon на авеню Америк, дом 1251 — в том самом небоскребе, где когда-то Бамбергер и Тарталья проводили эксперимент в области статистического арбитража, с несколькими рабочими станциями Unix, новейшими компьютерами, созданными для технических приложений и сложных графиков. Первой он взял на работу Ким Эльзессер — программиста со степенью магистра в области исследования операций, полученной в MIT. Она была стройной высокой блондинкой с голубыми глазами. Отличный объект для трейдеров-мачо из Morgan. Кроме того, Эльзессер была одаренным математиком и программистом. Сначала, в январе 1987 года, она пришла работать в Morgan, потом уехала в Кембридж учиться в аспирантуре, а в 1992 году вернулась в банк. Через несколько месяцев она решила перейти к Мюллеру. Он окрестил свою новую торговую машину процессно-ориентированным трейдингом (Process Driven Trading, PDT). Ориентация на процесс изначально подразумевала использование сложных математических алгоритмов, которые на тот момент могли понять всего пара тысяч человек на всем земном шаре.

Мюллер и Эльзессер[79] создали компанию с нуля. Они написали коды трейдинговых моделей и подключили рабочие станции Unix к основной инфраструктуре банка Morgan, которая, в свою очередь, была на связи с главными мировыми биржами. Мюллер разрабатывал модели, а Эльзессер, которая хорошо разбиралась в системах Morgan, взяла на себя задачи программиста.