Любовник из провинции - Ксения Васильева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Леля чуть не заплакала от счастья (как относительно понятие счастья, ах!), хорошо, что пришла Вера, такая уверенная и бодрая!
- Ой, Верка, ты меня просто на ноги подняла! А я проспала полдня, потом уже поздно врача... Решила, завтра пойду, хоть сорок температура будет... Один день ничего...
Вера была щедра: да лежи ты себе! Может я вообще договорюсь, чтобы ты дома работала с рукописью! И деньги не потеряешь...
Скажу - такой работник, сами знаете, чего ей за свой счет брать, она дома больше сделает. Но заявление напиши... Получится, что ты - честная до синевы!
Вера рассмеялась, а Леля решала в последние секунды: рассказать?.. Вера помогла ей, - спросила, как бы особо не интересуясь и невзначай: а вы вчера с Митей прошлись?
- Вот именно, - со значением ответила Елена Николаевна, - прошлись...
- Что? Зашли куда-нибудь? - Уже как бы заинтересованно спросила Вера.
- Зашли, - так же значительно подтвердила Леля.
- И что?.. - В глазах Веры горел истиный интерес.
- Что-что... Перепились, вот что... - начала врать Леля. И как же это было гадко и трудно, и именно таким, "подружкиным" тоном!
- А потом болтались по бульварам...
- И все? - Ничуть не веря этим дешевым россказням, с пониманием, что ей все равно правды не услышать, деланно удивилась Вера.
Леля поняла, что если произнес - А, то надо говорить и - Б, но как?..
Она молчала.
Вера опять помогла ей: ладно, не говори, целовались и зажимались (а может и что другое, подумала она), я же поняла, что ты в него влюблена, не так?
Леля вздохнула и сказала: ты права. Вот тебе и простуда! Как идиотка...
- Плащ нараспашку... - усмехнулась Вера.
Леля молчала и начала на нее злиться за эту въедливость, - что ей надо? Подробности? Но их никогда не будет! Ни единому человеку!..
- Хорошо, не буду тебя терзать. Значит, хотелось. Я считаю, - если хочется, то можно. А простуда?.. Надо же чем-то платить за
любовь красивого мальчика. Давай пиши заявление и я побегу. Завтра позвоню. У меня брат сегодня прилетает, а дома хоть шаром покати ( брат у Веры был гражданский летчик, второй пилот на ТУ, жили они вдвоем - родители погибли в авиакатастрофе, давно).
После ухода Веры Елена Николаевна встала, подошла к зеркалу и критически себя осмотрела. Она запретила себе думать о вчерашнем
- не было. Ничего не было. С Митей, если они встретятся, она будет вести себя так: не было ни-че-го. И если он хоть чем-нибудь напомнит, она просто уйдет или выйдет из комнаты или... Но уж второго раза не будет, она не на помойке себя нашла! Гадкий мальчишка! И гадкая она! Все. Конец любви. Да какая это любовь! Чистая хотелка! Ему хотелось опытной бабы. Ей - юности и прелести... А обернулось той еще прелестью! На жутком чердаке... Какая там страсть и неземная любовь! Чушь и грязь. Грязь.
Она почувствовала себя сильной и защищенной.
Вера действительно сделала Елене Николаевне непредвиденные три дня отдыха, редактор даже сказал, пусть болеет и поправляется, никаких рукописей, она и так всех перегнала с нормой. За эти пять дней ( плюс суббота и воскресенье) Елена Николаевна пришла в себя, выглядела как и прежде, и твердо решила жить новой жизнью: никаких идиотических любвей, а Мити просто для нее нет.
Когда же она пришла в редакцию, то узнала новость: практикант Митя Кодовской заканчивать практику будет во Франции, в Париже, куда едет переводчиком.
- Конечно, - болтали девчонки в отделе, - папашка его жены устроил! А то бы поехал он в Париж, как же!
Оказалось, что он даже за документами не придет, все заберут за него, он вроде бы болеет...
- Как же, - говорили девчонки, - Болеет он, держи карман. Просто не желает сюда приходить, зачем? Противный он все-таки, - заключили девчонки, - а ведь его стихи наш редактор в журнал пристроил. В "Юность"... Мог бы и зайти...
Так болтали при Леле девчонки, а она слушала и понимала, что все равно ее волнует митина судьба и больно, что она его не увидит и плохо от того, что он конечно забыл о ней и думать. Слава Богу, что не было в комнате Веры, та бы поняла, что испытывает Леля, не поняла бы - догадалась.
Вера вошла в комнату и вызвала Лелю в коридор: знаешь уже? - спросила она.
- Знаю, - ответила Леля, чего там делать вид, знаю, не знаю... - Ну вот и поедет наш Митечка в загранку, - сказала задумчиво Вера и Лелю резануло это "наш"... Ее, лелин, но никак не верин.
Она посмотрела на Веру и удивилась ее какому-то грустному виду, не свойственному ей и подумала, может быть?.. Но выспрашивать не стала. Пусть. Может, Вере повезет? Хотя - как? Митю сейчас и крылом не достанешь...
Митя носился по городу, что-то оформлял, куда-то отвозил бумаги, с кем-то встречался... И ни сном, ни духом не касался своей так недавно еще горячо любимой женщины, прекрасной Елены Николаевны... Париж застил ему глаза и он ни о чем больше не мог думать. Единственное, что однажды пришло ему в голову, так это - как ему быть? - Пойти попрощаться в издательство? Или уже после Парижа, с какими-нибудь сувенирчиками?
Он не знал, что и делать. Идти ему не очень хотелось, как и видеть Елену Николаевну. Он все сам испортил. Было такое трепетное необыкновенное чувство, а теперь, когда он знал, какие у нее груди, какой живот и все остальное, - что-то (или все?) ушло навсегда, хотя взамен пришло ощущение самого себя, как мужчины сексуально высокого толка.
Когда у него была только Нэля, он в принципе, о себе знал мало, он думал, что только так и должно быть, как у них с Нэлей...
Теперь он кое-что усек, расковался и смотрел на женщин совершенно иными глазами и они - на него.
Он понял, что может выбирать, кого захочет, а уж они - будьте покойны! - Они будут счастливы! Такие вот незримые отношения возникли у него с женщинами.
Митя все-таки пришел в издательство. Зашел к редактору, своему благодетелю, и наобещал навезти ему французских вин (тот не дурак был выпить) и хотя оба знали, что это сложно и почти невозможно, однако приятно было обещать, а также обещания выслушивать.
Затем он все-таки заглянул в отдел, где работала Елена Николаевна. Он заглянул, надеясь, что девчушек-сикушек нет на месте,- очень они его раздражали своим неуемным любопытством и поклонением. И хорошо бы была одна нейтральная Вера...
Но, увы, девчушки были там и он быстро прикрыл дверь, не успев заметить, в комнате ли Елена Николаевна или хотя бы Вера.
Сердце у него вдруг забилось, появилась неловкость и вместе с тем жажда увидеть Лелю.
Девчонки вскоре выскочили из комнаты - приближался обед, а они неслись к столовой загодя.
Митя вошел.
Там была лишь Вера, которая удивилась, смутилась, и повела себя как-то скованно ( все знают о моей поездке, подумал Митя. Ему хотелось самому сообщить об этом...).
Он присел,- как любил,- на край стола и сразу почувствовал себя дома будто ничего и не случалось и он не едет ни в какую Францию, - просто зашел поболтать с приятными женщинами, а скоро помчится в столовую хлебать столовский борщ.
- А где Елена Николаевна? - Спросил он, не ведая, что часть их тайны известна этой рыжеволосой холодной красавице с рыбьими глазами.
- Она работает дома, - ответила Вера.
- И не придет сегодня? - Снова спросил он, почувствовав, что стало как-то серо и уныло вокруг.
- Нет. - Вроде бы отрезала Вера и он увидел, как в ее выпуклых прозрачнозеленых глазах зажглись какие-то огоньки...
... Какие? Подумал Митя и вдруг как гончий пес ощутил волнение и приближение зверя - по нюху, по интуиции. Он замер. Она тоже молчала, но искра пронеслась меж ними и он увидел, как зарозовели бледные всегда верины щеки и она прерывисто вздохнула, пытаясь подавить этот невольный вздох.
... Интересно, а какая она? вдруг нахально подумал Митя и ощутил возбуждение, какое прежде испытывал только при виде Лели или воспоминании о ней. Взгляд Веры явно что-то говорил ему, - он как бы приглашал?.. Здесь? Не может быть... Но тогда к чему?..
Он легко соскользнул со стола, близко подошел к ней, вдруг понял, что в глазах у нее туман и они перестали быть рыбьими, а стали волшебными аквариумами... Опустив глаза ниже он увидел, что она без лифчика - батник, распахнутый на две пуговицы, явно проявлял острые соски... И ЧТО-ТО овладело им.
Он поднял руку, расстегнул остальные пуговицы и открылась ее грудь, острая, не очень большая, с торчащими сосками. Он наклонился и поцеловал ее в промежуток меж грудями, руками сдавив их.
Шаги послышались за дверью, она лихорадочно застегнула верхнюю пуговицу и отвернулась.
Но шаги прошагали дальше. Он хотел продолжить игру - она возбуждала его все больше. Но Вера, застегнув уже все пуговицы дрожащими руками, сказала: "Митя, вы же любите Елену Николаевну!"
Он пожал плечами, улыбнулся загадочно и сказал: прощайте, Вера мы еще встретимся, я надеюсь, - и рукой провел по ее волосам, - они действительно были упругие и холодные, как проволока.