Год охотника - Татьяна Эльдарова

Франц улучил момент, когда повариха Евдокия Михайловна отвернулась:

- Ты ей сказал, где Василиса?..

Бурханкин кивнул, потом замотал головой.

- Ни-ни-ни! Только, что в надёжном месте, но...

- Всё. Позже!

Повариха подошла и без остановки начала перечислять наличие продуктов.

- Чем вас угостить?..

- Голубушка Евдокия Михайловна, - тактично прервал Франц её кулинарное красноречие (кстати, в "голубушку" она моментально превращалась для всех, кто пробовал её стряпню), - лучше скажите, черника у вас есть?

- А как же! Варенье.

- Вам доктор говорил, что там витаминов для Петра - бездна?..

Повариха кивнула:

- Не волнуйтеся, обязательно дам. Ему - обязательно!

- А завтра, - продолжил Франц, - потчуйте их, чем ваша бесценная фантазия подскажет. Мы с Егор Сергеичем проводим доктора, там и заночуем...

- Утречком наведаемся, - подхватил Бурханкин. - Вы Орлика кормили?

- А как же! И его покормила, - категорически заявила она, - и вас так не отпущу! Доктор хоть что-то перекусил, а вы всё мотаетеся туда-сюда. Эти едоки, - она кивнула в сторону гостиной, - только продукты переводять. Одному пока вообще не впрок.

- Я видел, - кивнул Франц. - Но мы же не за шатуном в лес - в райцентр едем.

На все возражения она требовательно заявила, понизив голос:

- Не поедете, пока с собой не соберу! Василисушке что-нибудь передадите. Какая там у неё еда! Бедная девонька, - вздохнула повариха, - и как это случилося?..

Франц обрадовался возможности перейти к делу:

- Что же случилось, Евдокия Михайловна, расскажите?.. Погодите минуточку. - Выглянув прежде в столовую, он плотно прикрыл дверь. - Что вы об этом знаете?..

Повариха стояла, поёживаясь.

Унылая одежда, что бездарная критика: уверенности не прибавляет! Ну как может чувствовать себя женщина в вязаной кофте цвета осенней земли, застёгнутой поверх вяло-синего, будто сквозь дым, безжизненного платья?!.. И эти тёмные рейтузы, заправленные в носки собачьей шерсти, что робко вылезли из таких же серых валенок с обрезанным голенищем... И этот жуткий сизый прямоугольный лоскут с одним карманом - так называемый передник...

Оденьте наших сельских женщин! Разве они не заслужили?!.. Разве так трудно: красиво, удобно, прочно и - недорого?.. Им же не кимоно нужно. Родные, голубушки, жаль, я не художник!.. Мужчинам всё-таки проще. Вот Бурханкин - не большого достатка, а как живописен в своих "гуманитарных" одёжках: в свитере с растянутым горлом поверх байковой фуфайки с немыслимой фиолетово-желтой клеткой! Горнолыжные штаны! Сапоги-аляски на каучуковом ходу! (Извините за журналистику, просто - зло берёт!)

Евдокия Михайловна спрятала глаза, расправляя передник.

- А что я могу знать...

Франц спросил конкретнее:

- Ну, например: где ночевала Василиса, где - вы... где были все остальные после бани. Вобщем - всё, что вы по поводу этого можете сказать!..

Он уже был не благодарным почитателем её талантов, но - настырным, въедливым следователем (хотя, если разобраться, не имел на это никакого права, кроме желания помочь и - чтобы больше его не беспокоили).

Повариха так толком ничего не разъяснила, отговорившись, что ушла спать рано.

Игорь Максимильянович не отставал:

- Почему вы сказали утром, что она не угорела?

- Так я ж её ночью в баньку перевела.

- Вот так-т?к! С чего это вдруг?..

- Она... Там тёпло... - Евдокия Михайловна опустила голову, не закончив фразу.

Франц продолжил допрос:

- Где вы сами ночуете, если остаётесь здесь?

- В баньке и сплю, - заладила повариха, - там тёпло после мытья. Долго остываить.

Казалось, она была бы рада увести разговор в другую сторону, но "законник" не успокаивался.

- А если баня не протоплена, тогда где?

- Дак ведь комнат хватаить! Ежели хозяин тута, в кухне и сплю. Когда отлучиться, как теперь, - в горенке, где Василиса. Тогда целый дом нет нужды снизу отапливать, а этим двум каморкам от печи тёпло. А когда он совсем уезжаить, так я тоже - к своим, домой.

Её говорок усилился, обволок слушателей, как аромат кедровника.

"Похоже, она сильно волнуется... Интересно, почему бы это?" - подумал Франц. Мягко спросил:

- Часто хозяин так отлучается?

- Бываить.

- И что, когда Виталий Олегович в городе - здесь никого не остаётся?

Оставив фартук в покое и взяв себя в руки, Евдокия Михайловна ответила.

- Зачем "не остаёться"? Тарас Григорьевич долж?н тут неотлучно находиться... Только не любить он... А уж как медведко появился - так уж и тем более!

- А сам Тарас-то Григорьевич был здесь?

- Ввечеру парился.

- Он где обычно спит?

Повариха ткнула пальцем в стенку.

- Когда снизу топить не надо - в той, где музыканты расположилися... Когда весь дом надо греть - в подклети. Там котельная. Кто его знаить... Когда как...

Бурханкин тут же встрял в разговор:

- А вчера?

- Должно, внизу... Да мне - к чему? Я девоньку уложила, а сама пошла моих проводить. Мои вчера прибегли, как узнали, что я домой не могу...

- Хозяина уже не было? - спросил Франц.

Евдокия Михайловна кивнула.

- Должно, на лыжах ушёл, машина - как стояла, так и стоить.

- Можно мне в подклеть заглянуть?

- Отчего ж нельзя? - ответила понятливая повариха. - Вы ж не просто так, на ночь глядя примчалися... Погодьте, я гляну, где Тарас. Кажись, он снаружи в столовую прошёл.

*** Ловушки и силки

Подклеть представляла собой несколько различных помещений для хозяйственных нужд. В самом большом, гаражном, по правую руку от входа, радостно зафыркал Орлик. Рядом, за перегородкой, в углу был свален разнообразный инвентарь. Там же стояли сани.

По центру располагались три другие клетушки. Одна из них как раз являлась погребом - с лестницей прямо в дом (через этот ход Франц и Бурханкин спустились), другая была заперта (Франц безуспешно подёргал ручку), третья - кабинка туалета.

Больше всего оказалась обжита котельная, слева от двери и напротив гаража. Здесь у Тараса Григорьевича, оказывается, и было оборудовано место отдыха: возле котла приютился грубо сколоченный столик с остатками пищи, по одну сторону от него - длинный топчан, накрытый пледом поверх голого матраса, по другую - старая, но вполне пригодная для спанья оттоманка (кстати, чисто застеленная).

На топчане валялся плеер завхоза, а того самого не было.

- Пойдём наружу, - сказал Франц.

Охотники стояли на дворе Большого Дома. Вечерело. Только-только село солнце. Потухли бриллиантовые сугробы. Из трубы порванным в боях флагом развивался дымок.

Франц вдруг откуда-то издали ощутил запах талых ручьёв и мокрых перьев.

- Чуешь? - спросил он егеря.

Тот коротко и часто втянул воздух носиком-башмачком, покосился на бледные ноздри Франца.

- Слушай, Фима, зачем тебе собака, с твоим, это... нюхом?..

Франц вдоль заснеженных кустов крыжовника медленно продвигался к развалинам. Бурханкин шёл за ним - след в след:

- Давай, покажу, где я нашёл Василису!

Поджимая по очереди ноги, Франц внимательно разглядывал всё кругом.

- Слушай, дурака ведь валяем! Ради чего мы ходим-мёрзнем?..

- Ну, Ф-фима, - возмущённо пропыхтел Бурханкин, - то есть как?..

- Сам посуди: весь сыр-бор из-за взаимоотношений троих человек... Ну, зуб имеют на девицу - у мужиков, которых отшили, такое часто встречается... Тем более, она ещё и баллады придумывает вместо шлягеров...

- А Михална?..

- Ну и что? Подумаешь, попросила тебя увезти Василису!.. Примстилось что-то, сон плохой видела - тоже вполне понятно. - Франц решительно повернул к дому.

- Тогда скажи, где хозяин?.. И почему я нашёл Василису не в доме, а вон тут? Я тут аккурат вчера утром капкан ставил.

Бурханкин указал место - совсем близко от пня, на котором восседал снеговик-медведь.

- И что?.. Что ты хочешь?.. Я замёрзну тут. У меня сапоги - дрянь. Ты бы лучше куртку её нашёл!..

- А руки чем у неё были запачканы? - продолжал доказывать Бурханкин в раздражённую спину Франца. - Я сам в раковине, это... красное видел!.. Фима, я чую: он, это... не просто так ушёл!...

- Никто не волнуется, он один вечно всё "чует"!.. - Франц опять "сделал стойку". - Чего же раньше не сказал?.. А я уж было поверил этой снегурочке...

Бурханкин неожиданно звонко крикнул:

- Всё равно, Фима, я знаю, она не, это... Ничего плохого не могла!.. И глухо добавил: - Потом, не моё это дело... Вмешался уже один раз...

Францу не надо было объяснять, о каком "другом разе" шла речь. Он миролюбиво заметил:

- Ладно, повариха ведь не переживает из-за пропажи журналиста?..

- Но зато она сказала: "бедная девочка"! И потом... Диана бы зря тебя не стала звать!.. - возразил Бурханкин, теперь сильно смахивавший на свой снеговой портрет у крыльца.

"Что невыносимо - когда из Галатеи хотят сделать куклу..." - Франц смолчал, помогая Бурханкину отряхнуть налипший снег.

С неба что-то пророкотало, угрожающе приближаясь. Франц задрал голову. Чуть не упал и вспомнил: Василиса описала точно такой же эпизод.