Искупительница - Джордан Ифуэко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Джуджока – самая элитная гильдия наемников в центральных королевствах. С ними можно выйти на контакт исключительно через древние семейные связи. И даже тогда позволить себе их услуги могут очень и очень немногие.
– Кто-то из гвардейцев – скорее всего, из семьи благородных, – обеспечил убийцу сегодняшними сигналами и дал ему доступ к крыше, – согласилась Бунми. – Но мы не знаем, кто это был.
– Вероятно, замешана не одна семья, – заметила Ай Лин. – Представители знати любят сговоры.
– Но почему кто-то желает Тарисай смерти? – спросил Дайо. – Во имя Ама, она же предложила принести себя в жертву абику. Она – героиня. Кроме того…
Мысленно я добавила то, о чем все подумали, но не могли произнести вслух: зачем убивать меня, если я скорее всего все равно умру в Подземном мире еще до своего девятнадцатого дня рождения?
Бунми неодобрительно проворчала:
– Если это благородные, то они поступают не только плохо, но и безрассудно. Если императрица-Искупительница умрет до того, как исполнит обещание Подземному миру, абику пойдут войной на весь континент. Даже если мы мобилизуем Армию Двенадцати Королевств – тысячи умрут. Миллионы.
По коже у меня пробежали мурашки. Обычно я избегала мыслей о своем путешествии в Подземный мир, отвлекаясь на другие насущные проблемы, например, на пробуждение алагбато и помазание нового Совета. Но теперь, когда я увидела, как эти чумазые существа карабкаются по стене высотного здания, источая вонь разложения… моя смерть казалась неминуемой. Во имя Ама, почему я вообще решила, что достаточно сильна для входа в Подземный мир? Неужели я сошла с ума?
Меня затрясло. Санджит тут же прижал мою руку к своей груди, но я продолжала дрожать, не в силах остановиться. Через Луч я почувствовала его отчаяние.
– Мой Дар ничего не находит, – прошептал он. – Не знаю, что не так, солнечная девочка. Скажи мне, где болит.
Я едва его слышала. Символы на моих руках жгли кожу, как огненные муравьи: оджиджи роились под потолком гостиной, скаля зубы:
«Трусиха! Трусиха!»
«Мы были младше, чем ты, когда твоя империя бросила нас в Разлом Оруку».
«У тебя нет права бояться. Ты делаешь недостаточно. Недостаточно».
«Заплати за наши жизни».
– Правда и ложь, – выдохнула я. Все в комнате наблюдали за мной с растущей тревогой. – Ложь и правда. Что из них – что?
– Чай, – велела Ай Лин.
Она покопалась в корзине с травами Терезы в углу, окунула листья в кружку с водой и сунула мне под нос. Ароматные листья щекотали язык, пока я пила, и постепенно мое тело расслабилось. Глумливые голоса замолкли, хотя я и не смела больше смотреть на потолок – боялась, что эти существа будут глядеть на меня в ответ.
В углу мяукал один из питомцев Камерона, детеныш пантеры, и Дайо принес его мне, надеясь, что пушистое создание меня успокоит. Я уставилась в его зеленые глаза. Котенок пискнул, лизнув меня в лицо. Вздохнув, я прижала его к груди, точно как Санджит прижимал к груди меня саму.
– Оджиджи вернулись, – выдавила я. – Дайо и Бунми видели их в городе. Дети, такие же, как тот, что убил Таддаса – Искупители из эпохи Энобы. Они спасли меня от убийцы.
Ай Лин и Санджит поежились от отвращения и напряглись, когда я показала им воспоминание через Луч: дети с мертвыми глазами, падающие с крыши, а потом поднимающиеся из грязи с гротескно висящими сломанными конечностями.
– Чего я не понимаю, – сказал Дайо тихо, – так это того, как эти создания выбираются из Подземного мира. Возможно, духи могут приходить и уходить, как им вздумается. Но физические тела? Им наверняка нужен проход из Подземного мира.
Капитан Бунми застыла, вцепившись в свое копье.
– Разлом Оруку.
Санджит покачал головой:
– Оруку охраняют ежечасно и ежедневно. Мне докладывают из Эбуджо каждый день. С прошлого месяца, когда абику посетили церемонию Продления Перемирия, оттуда ничего не выходило. Если десятки умертвий выходили бы из Разлома Оруку, я бы знал.
– Если только они не выходят откуда-то еще, – прошептала я. – Новый проход в Подземный мир.
Воцарилась тишина.
– Что ж, – сказала Ай Лин после паузы, – откуда бы они ни приходили, по крайней мере, они на нашей стороны. То есть… они же спасли Тар, правильно? Может, она им нравится. Может, эти существа благодарны Тар за то, что она спасает будущих детей-Искупителей от повторения их судьбы.
Капитан Бунми покачала головой и втянула воздух сквозь зубы.
– Сомневаюсь, что оджиджи могут испытывать благодарность, – сказала она, погружаясь в мрачные размышления. – В моей родной деревне старейшины описывали оджиджи как движущиеся куклы – пустые оболочки, чьи сознания полностью поработили абику.
– Кроме того, оджиджи убили Таддаса, – заметила я. – Мне не нужна их помощь. Если их не заботят люди, которых я люблю, как их могу заботить я?
Ай Лин пожала плечами.
– Кто знает? Мы понятия не имеем, почему благородные пытались тебя убить. Но они это сделали.
Я почувствовала, как напрягся обнимающий меня Санджит. Повернувшись к нему, я проследила за его взглядом – он смотрел на гобелен Умансы с изображением Малаки. Выглядел он так, как будто его вдруг затошнило.
– Это из-за Олоджари, – пробормотал он. – Наверняка. Благородные потеряли свой доход, когда Тар конфисковала шахту. Они боятся, что она заберет у них еще что-нибудь.
Дайо недоверчиво нахмурился.
– Неужели они и правда настолько жадные? В конце концов, они ведь не обеднеют без собственности Кунлео. Их собственные владения и без того огромны.
– Но она дала крестьянам власть. – Капитан Бунми обменялась понимающим взглядом с Санджитом. Из всех присутствующих только Бунми и Санджит росли в бедности. – С доходами от шахты жители деревень вокруг Олоджари смогут сами покупать землю, а не арендовать ее у знати. Это может занять годы, даже десятилетия, но в конце концов крестьян гораздо больше, чем представителей знати. Если достаточно простолюдинов будут процветать… у благородных ничего не останется, кроме титула.
Я медленно кивнула:
– Поэтому они хотят, чтобы я исчезла.
Санджит зарычал так, что у меня мурашки побежали по коже:
– Я заставлю их исчезнуть первыми!
– Не говори так, – упрекнула я его. – Ты не убийца, Джит.
– А ты – не жертва! – рявкнул он – и тут же об этом пожалел.
Его лицо вновь превратилось в ничего не выражающую маску: он явно пытался сдержать злость. Встав с дивана, он заходил по комнате, сцепив руки за головой.
