Таллин. Любовь и смерть в старом городе - Йозеф Кац
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для того чтобы манящая витрина была лучше видна самым юным покупателям, Штуде распорядился закрепить прямиком под ней на фасаде отрезок металлической трубы — вставать на цыпочки городской детворе отныне было не надо.
Воспользоваться нехитрым «маркетинговым приемом» прославленного кондитера можно и сегодня. Только не вполне понятно — с какой целью: традиция украшения витрины кафе «Майасмокк» марципановыми композициям последние годы что-то подзаглохла…
* * *Что еще сохранилось от кондитерского заведения «марципанового мастера» былого Ревеля? Как ни странно, такая хрупкая вещь, как марципановые формы: их коллекция, принадлежащая небольшому музею, расположившемуся в одном здании с кафе «Майасмокк», насчитывает без малого двести штук.
Некоторые из них до сих пор используются по назначению. Приглядевшись к плиткам марципана с оттиснутыми видами Таллина, легко заметить: и Толстая Маргарита, и замок Тоомпеа выглядят на них точь-в-точь, как на старых фото — по состоянию конца XIX века.
Сохраняется и рецепт столетней давности: согласно ему, содержание муки из толченого миндаля к общей массе марципанового теста должно составлять не менее семидесяти процентов. О добавлении арахиса лучше и не заикаться — дух обоих Штуде не поймет!
После последней реставрации, проведенной в 1999 году в ратушной аптеке, марципан, как и много веков тому назад, вновь включен в ассортимент предлагаемой покупателям продукции.
И это не просто дань традиции. Ведь марципан — прежде всего лекарство от дурного расположения духа: пациенту из «Мартова хлеба» он помог справиться именно с этим недугом. Даже современная медицина согласна: содержащийся в миндале магний и витамин В способствуют выработке серотонина, необходимого в борьбе с депрессией, проще говоря — с хандрой.
Заела однообразная серость будней, и, словно в детстве, очень хочется сказки? Значит, пора вновь отправляться в Таллин — в аптеку, за чудо-лекарством.
Хрупкая реликвияСтарейшие формы, хранящиеся в музейной коллекции кафе «Майасмокк», насчитывают век с четвертью: иные из них были изготовлены в конце девятнадцатого столетия.
Самый же почтенный по возрасту — по крайней мере, среди известных нам — сохранившийся до наших дней таллинский марципан столь почтенным возрастом похвастаться не может: ему чуть-чуть не хватает до… восьмидесятилетия.
В 1935 году некий горожанин решил сделать своей будущей невесте подарок: зашел в кондитерскую к Штуде и купил марципановую фигурку девушки. Возлюбленная подарок оценила: поставила его в сервант, пообещав съесть только после свадьбы.
Как и почему съедобная «статуэтка», годная к употреблению в течение четырех месяцев со дня изготовления, дожила до наших дней — загадка. Но в середине двухтысячных годов она вернулась в стены дома по адресу Пикк, 16.
Музейной коллекции ее решила передать дама почтенного возраста — если не знать, что прибыла она из Южной Эстонии, можно было опознать в ней одну из самых преданных посетительниц кафе «Майасмокк».
Дарительница оказалась дочерью того самого молодого человека, который некогда купил в кондитерской у Штуде подарок своей возлюбленной, переживший все перипетии бурного XX века.
Хранителю музея пожилая госпожа рассказала: в любви, согласии и взаимоуважении ее родители прожили всю свою долгую, полную испытаний и отнюдь не сладкую жизнь.
Тем, наверное, марципан и схож с настоящими чувствами — с годами они не черствеют, а лишь становятся крепче.
История без конца
Люблю я Ревель беспредельно.Люблю его не меньше вас,Люблю жестоко, нераздельно,Его и профиль, и анфас.И очень часто вечерами,Под тихо-четкими огнями,Дыханье уличек егоМне может заменить вино.Люблю изгиб его рисунка,Порыв восторженных церквей,Люблю, поверьте, ей-же-ей,Его совсем без предрассудка,Вплоть до расписанных дверейИ слеповатых фонарей.Вглядитесь в ревельские ночи,В них чисто западный налет,Когда сверлят прохожих очиДевиц стоящих у ворот.Вот вам глава его романа!Глаз горят у ресторана,Ползет прохожий, как змея,Мурлыча что-то про себя.Изящно-ломкие фасадыСпят беспокойно — детским сном,Луна их кроет серебром.И апатичные оградыГудкам авто не разбудить…Ну как мне Ревель не любить?!
Стихи, опубликованные осенью 1932 года в таллинской газете «Вести дня», не могут похвастаться ни поэтическим мастерством, ни особым изяществом.
Не стоит быть к ним слишком строгим: позаимствованным у автора «Медного всадника» размером написан не «гимн великому городу», а всего лишь фельетон, напечатанный под красноречивым заголовком — «Без названия».
Посвящен он прозаической и злободневной на тот момент теме: затянувшимся работам по благоустройству парков и скверов. Но автор немудреных стихов, неумышленно или нарочно, затронул в них один из древнейших таллинских мифов.
Прежде чем поставить под опусом инициалы «Л. А.», он поделился с читателями надеждой: когда-нибудь в далеком «двадцать пятом веке» «дальние потомки» горожан будут ломать головы: каким же образом пращуры сумели «изжить ремонт до конца»?!
Либо фельетонист был не местным жителем, либо же специально задал читателям вопрос, не имеющий ответа. Ведь всякий таллинец знает: город просуществует ровно до тех пор, пока строительные работы будут в нем непрестанно продолжаться.
Виной всему — зловредный водяной, с незапамятных времен поселившийся в озере Юлемисте — том самом, которое образовалось из слез безутешной вдовицы Линды, носившей камни для «фундамента будущего города» — холма Тоомпеа.
Что не поделил он с ней или ее потомками — таллинский фольклор не уточняет. Но к городу, заложенному на кургане богатыря Калева и разросшемуся по его далеким и близким окрестностям, водяной испытывает самые негативные чувства.
Раз в год — легенды только никак не могут договориться — под Рождество, Новый год или в ночь летнего солнцестояния старец с бородой из тины выходит из глубин ради одного-единственного дела: узнать у первого же прохожего, выстроен ли, наконец, Таллин.
Даже самый юный горожанин знает единственный верный ответ: нет, строительство еще ой как далеко от завершения! Услышав это, водяной гордо вздыхает и покорно растворяется в озерной воде, чтобы вновь появиться ровно через год. Но и через двенадцать месяцев ответом ему будут те же самые слова: хитрость озерного духа давным-давно разведана таллинцами. Водяной из Юлемисте интересуется, когда Таллин будет выстроен, с коварной целью — затопить его.