Запечатанное письмо - Эмма Донохью

Гарри старался не слушать, но монотонное перечисление викарием достоинств супружеской жизни против воли проникает в мозг. Ему видится застывшее лицо утонувшего брата с широко раскрытыми глазами. И вдруг Гарри почувствовал, что его сейчас вырвет.

Он торопливо пробирался к выходу, шепотом извиняясь перед прихожанами, которые смотрели на него с холодным недоумением.

На улице он вздрогнул от холода, резкий сентябрьский ветер пронизывал его легкий летний плащ, хлестал по шее и кистям рук. На лбу и под черной бородой выступил пот. «В кого я превратился! Крадусь, устраиваю целый заговор, нанимаю сыщика. Не муж, а пародия на мужа. А что, если я ошибаюсь? — внезапно пронзает Гарри страшная мысль. — Что, если Хелен тогда получила мою телеграмму, но из ложно понимаемой вежливости решила остаться на десерт? Что, если все ее преступления порождены моим воспаленным воображением? Что, если она просто легкомысленная и увлекающаяся женщина, которая любит пококетничать? Какое чудовище стало бы расставлять гибельную ловушку для матери своих детей?»

Он не останавливаясь шел дальше. К тому моменту, когда он свернул на Экклестон-сквер, желудок его успокоился, головная боль стихла.

Но перед его домом стоял кеб. Кучер наклонился к маленькому люку в крыше, получил свою мелочь. Затем дверца открылась, и из кеба высунулась белокурая голова. Ошибка невозможна. Человек, который должен находиться на Мальте, каким-то образом оказался здесь! Он остановился перед домом Гарри, посмотрел на часы и небрежно сунул их снова в карман! Это полковник Дэвид Андерсон!

«Все, она у меня в руках!» А вернее, она погублена.

У Гарри ослабли колени, трость заскребла по камням. «Кодрингтон, возьми себя в руки!» Быстрый взгляд на другую сторону: там нет и признаков Крокера, окрашивающего ограду. «Будь он проклят!» Ну конечно, сегодня же воскресенье! Если бы он малярничал, это показалось бы подозрительным и возмутило бы соседей миссис Хартли. Гарри сотрясала такая сильная дрожь, что он вынужден был прислониться к каменной ограде углового дома.

Экипаж уехал, а Андерсон стоял и смотрел на окна дома Кодрингтонов. Гарри нельзя показываться ему на глаза. Он помнил предостережение Бёрда: единственный для него шанс чего-то добиться — это ничего не предпринимать. Он попятился назад, за ограду, но она доходит ему только до груди. Он нагнулся, потом сообразил, что так он, пожалуй, похож на взломщика, и снова выпрямился. «Пусть Андерсон не смотрит в мою сторону!» Это какой-то ужас.

Во времена сэра Эдварда джентльмен, оказавшийся в таком положении, точно знал, что ему делать: вызвать презренного негодяя на дуэль. То была эпоха героев, и какое имело значение, прольется ли чья-то кровь? Но теперь дуэль приносит обоим участникам лишь упреки и насмешки. Слишком поздно Гарри родился: сейчас все споры решаются корректно, в соответствии с установленной процедурой. Вот вам результат долгого мира, за который так упорно сражался Гарри.

Он обязан стоять здесь, как какой-то прогуливающийся франт, тогда как Андерсон входит в его дом, затем дожидаться, когда он выйдет. Представляя этого человека с Хелен, Гарри задыхался от ярости. За закрытыми дверями, без свидетелей. «Крокер, где ты, бездельник проклятый!» Но, может, агент наблюдает из другого укрытия? Или покупает себе еду в лавочке? Гарри пришла в голову мысль остановить первого же пешехода и потребовать: «Вы покажете под присягой, что видели, как этот человек входит, а потом выходит из моего дома?» — и сам себе отвечает: «Успокойся, приятель, это могут сделать и твои слуги».

Затем он придумал страшный план. Он даст Андерсону пять минут, ну, десять. Сколько это занимает? (У Гарри никогда не было интрижек. Несколько свиданий до женитьбы были на чисто коммерческой основе.) Затем он откроет дверь своим ключом, очень тихо войдет и разыщет горничную. Нет, лучше лакея: мужчине больше поверят в суде. «Будьте любезны пройти со мной в комнату моей жены, и как можно тише», — скажет он.

Все эти мысли стремительно проносились у него в голове, пока Андерсон смотрел на дом. Затем стройная фигура поворачивается, и красивый чувственный рот растягивается в широкой улыбке. Или он раскрыл его от испуга?

Радостный возглас:

— Кодрингтон! Вы-то мне и нужны!

Гарри вздрогнул, как от выстрела. Андерсон размашисто зашагал к углу дома, протягивая руку. Гарри судорожно выступил ему навстречу.

— Доброе утро, — выдавил он.

— А я как раз собирался позвонить в вашу дверь.

— В самом деле? — Он произнес это как чревовещатель. — Как вы оказались на наших берегах?

— А, в этом-то все и дело! Я получил небольшой отпуск по сугубо личному делу. Боюсь, это мой прощальный визит.

Гарри закусил губы.

— Но вы только что приехали.

— Я имею в виду прощальный с жизнью холостяка, — пояснил Андерсон, закатываясь смехом.

Гарри страшно удивился.

— Да, да! Я только что из Шотландии и уже развез карточки по всему городу с известием, что моя кузина Гвен наконец-то согласилась сделать из меня солидного человека.

Неужели Гарри все напутал? Неужели его настолько утомила скучная бездеятельная жизнь, что он нарочно придумал весь этот кошмар только для того, чтобы встряхнуться?

— Что ж, старина, поздравляю, — глухо сказал он.

— Благодарю, благодарю. Мой корабль стал на пристань, это факт, — сиял Андерсон. — Должен сказать, она очень милая девушка и настоящая красотка. Я часто рассказывал ей о вас, так что она будет рада познакомиться с вами, когда мы приедем в Лондон.

— С нетерпением буду ждать вашего приезда… — Гарри с трудом подыскивал слова. — Брак — это… — начал он, и голос его пресекся.

— Лучше него нет ничего на свете, как уверяют меня все мои приятели, — выждав секунду, закончил за него Андерсон.

— Вот именно, совершенно верно.

— Что ж, не могу больше терять время. Мне еще предстоит обойти большую часть Белгравии и весь Мейфэр.

Неожиданно сердце у Гарри начало бешено стучать, такого с ним не было даже во время бомбардировок на море. «Лгуны всегда слишком много болтают». Эту ложь выдал кеб: Андерсон отпустил его прежде, чем подойти к дому на Экклестон-сквер. Где это видано, чтобы карточки разносили пешком по всей Белгравии и Мейфэру! К тому же в воскресное утро! Теперь Гарри все стало ясно. Ситуация не может считаться убедительным доказательством, но рассеяла все его сомнения в измене жены.

— Но разве вы не заглянете к нам на минутку? — машинально спросил он.

— Нет, нет, вряд ли. Колесница времени неумолима. Засвидетельствуйте миссис Кодрингтон мое нижайшее почтение. — Андерсон произнес это без малейших признаков дрожи в голосе.

— Непременно. Но, может быть, вы пообедаете с нами как-нибудь на этой неделе?

— Увы, к сожалению, я возвращаюсь в Шотландию.

— Да, конечно. — Гарри зашагал к своему дому. Тут его, как удар молнии, пронзила мысль. Он обернулся, неловко роясь в кармане. — Послушайте, возьмите одну из моих последних фотографий.

— Вы очень добры, Кодрингтон. Теперь я смогу подготовить будущую миссис Андерсон к вашей бороде, внушающей ужас и почтение!

— А у вас не найдется, случайно, вашего фото?

Тот растерянно заморгал.

— Я… Да, думаю, найдется, — сказал он, роясь в бумажнике. — Хотя оно не слишком лестно представляет старика Андерсона. Вот, пожалуйста.

— Еще раз всего вам доброго. — Гарри помахал ему рукой и проводил взглядом полковника, пока тот не свернул за угол.

Теперь у него есть фотография для Крокера. «Это тот самый человек. Второй участник, любовник, соответчик». Он вгляделся в матовый фотоснимок и с такой силой стиснул в руке, что безмятежное лицо исказилось в страдальческой гримасе.

Глава 6

ACTUS REUS

(лат.: преступление, преступное деяние, преступный акт. Юридический принцип латинского права Actus non facit reum, nisi mens sit rea означает: «Совершенное деяние не делает человека виновным, если у него отсутствует преступный умысел»)

Женщины лучше мужчин умеют притворяться, когда им нужно скрыть свои эмоции. И это благодаря традиции, нравственному воспитанию и современному образованию.

«Воскресенье, 23 сентября

Мне понадобилось два дня, чтобы написать это письмо.

Безусловно, прежде чем Вы обручились, Вы, как честный и благородный человек, обязаны были сообщить мне о перемене Ваших чувств. Во имя неба, скажите же, что заставило Вас внезапно пойти на этот ужасный шаг? Я не могу поверить, что всего за несколько дней можно было забыть о последних двух годах нежных отношений, при этом настолько, чтобы с презрением отвергнуть ту, кто (по Вашим собственным уверениям) владела Вашими мыслями и днем и ночью. Но больше я ничего не скажу о моей боли; одно лишь сердце знает, каково ему сейчас.