Тихое вторжение - Дмитрий Володихин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А над дымкой висит огненный шар, по размерам сравнимый с автомобилем. Ничего страшного. В Зоне есть несколько штук огненных шаров. Самый первый, он же и самый большой висит где-то над Таганкой. Опасности от них никакой нет, если только ты не захочешь произвести эксперимент: подняться на раздвижной лестнице и сунуть руку или голову. Если ты совсем обуел и все-таки сунул туда что-нибудь лишнее, ну… тоже ничего страшного. Просто руки или головы не станет. Но это ведь твое личное дело, правда?
ОК, парни, есть желающие поставить эксперимент?
Ну вот и я к тем местам соваться не стал…
Я тут располагаю входом номер два, и мне его хватит.
Вход на станцию метро «Университет» больше всего напоминает карусель на сельской ярмарке. Ту самую старинную деревянную карусель, где расписные лошадки поставлены по кругу, в центре – столб, вокруг которого вертится основание с лошадками, а к столбу прикреплена плоская крыша, защищающая от солнца и лошадок, и их седоков. Такая конструкция называется в архитектуре «ротондой», а в жизни – беседкой. Ну вот, вход в «Университет» и есть громадная ротонда с плоской карусельной крышей и очень толстым центральным столбом. Внутри столба – эскалатор для спуска на платформу, к поездам. А лошадок заменяют тощие двойные колонны, поддерживающие крышу.
Парни, кто сказал «поганый гриб, только каменный»?! А в хлебало?
Вот уже много лет эту самую «беседку» с трех сторон обнимает блескучая стеклопластиковая подкова торгового центра «Университи». Ну да, когда я был здесь прошлый раз, год назад, она еще силилась взять «карусельку» в борцовский захват…
А теперь ее нет.
Признаки ее былого существования налицо, а вот само существование прекратилось. Один конец подковы обрушился, и видно, что там случился чудовищный пожар. Второй конец подковы сплющился под действием обширного гравиконцентрата. А в самый центр въехал боевой вертолет – абсолютный близнец того, который отдыхал сейчас от трудов праведных у дома номер 12 по проспекту Вернадского.
Мы останавливаемся метрах в сорока от «Университета». Никто не стреляет в нас из ближайших домов, никто не наблюдает за нами с крыши «карусельки». Никто даже не окликает нас, мол, что за перцы явились на территорию реальных пацанов?
Никого.
Это в самом начале, говорят, Москву пытались поделить на территории. А потом тут кончились харчи, вокруг города вырос Периметр с пулеметами и пушками, а сама столица превратилась в сад аномалий. Кто тут из бандосов останется? Только самые отчаянные ребята, да еще мелкие грызуны. Вроде давешних мародеров.
И все-таки не стоит рисковать всей группой.
– Толстый, зайди на станцию. До эскалатора, не дальше. Посмотри, как там, и если там какая-то хрень, то стреляй и беги.
Он молча кивнул и отправился выполнять задание. Его не было всего пять минут. Но за это время Терех тремя способами намекнул, что не стоило дробить группу. В конце концов, я ему сказал:
– Да. Стоило угробить ее всю сразу. Так надежнее.
Вернувшись, Толстый доложил:
– Тихо. Дверей нет. Сразу за дверями – большая лужа, хотя с потолка не капает. Притом вода стоит на чугунных решетках и не стекает вниз. Странно. Снизу – никаких звуков, никакого шевеления.
Да он не только стрелок золотой. Он еще и разведчик из чистой платины!
– Проверь связь.
Хорошо бы прямо сюда вызвать вертолет – потом, после того, как мы тут закончим. И посадить на относительно безопасном месте: там, где мы прошли. Мытарства группы здорово сократились бы…
– Телефонной связи нет, – говорит Толстый, – эсэмэски не проходят, функция наблюдения на нуле.
А я уж размечтался…
– Заходим!
Двери – точно! – сняты и унесены в неизвестном направлении. Как только мы добираемся до дверных проемов, объявляю группе:
– К луже близко подходить не стоит. Очень похоже на «мокрый асфальт», а в нем из артефактов – одна только смерть.
То, что когда-то было застекленными кассами, превратилось в огневую точку, закрытую броневым щитом. Я с опаской заглянул внутрь.
Очень много крови, но мертвых тел нет. Пулемет Дегтярева со свернутым на сторону стволом. Алюминиевая фляжка со вмятиной на боку. Старый магнитофон-кассетник. И хитрый тощий кот, огненно-рыжий, совершенно одичалый. Он встретил меня выгнутой спиной, грозным шипом и двумя зелеными лазерами глаз. Вот кто решил прибрать к лапам территорию!
Собаки из торгового центра на проспекте Вернадского собрались стаей и все вместе боялись. Кот – в гордом одиночестве! – не боялся никого…
Все окна вестибюля заколочены. Пара ламп аварийного освещения. Наверное, внизу имеется питающий их генератор. Но сейчас тока нет, лампы не светятся, в вестибюле стоит полумрак.
От бывших касс к турникетам вела широкая арка. Тут хозяева сталкер-бара оборудовали самодельную турель со вторым пулеметом, щитком, велосипедным рулем для быстрого наведения и креслом для стрелка. Опять – брызги крови и никаких тел. Пулемет, между прочим, – «Утес». Эта могучая машина успела поработать, судя по разбросанным гильзам, но против того, в кого стрелок сгружал боезапас, оказалась бессильна. Ей тоже свернули ствол, только не на бок, а кверху. Теперь пулемет задирал металлический хобот подобно веселому слонику.
Гильз тут вообще валялось море разливанное – от пулеметных патронов, от автоматных, от пистолетных. По вестибюлю станции прошелся свинцовый смерч: издырявленные стены, выбоины в полу…
Сразу за турникетами путь к эскалаторам преграждала сварная конструкция в полтора человеческих роста из рельсов и стальных листов. Сбоку, там, куда очень неудобно подойти, в ней была устроена металлическая калитка. То есть, когда-то она там была устроена, а теперь дверь валялась на полу, сорванная с петель, да и вся рельсовая преграда в этом месте выглядела покореженной.
Не знаю уж, чем ее рвали, взрывчаткой или гранатами, но к тому времени, когда атакующие подступили к преграде, те, кто ее защищал, либо бежали, либо погибли.
Когда мы вошли в брешь, образовавшуюся на месте калитки, отыскались первые трупы. Двое молодых ребят, иссеченных осколками гранаты, рванувшей, судя по всему, чуть ли не у них под ногами. Бородатый дядька в кожаной куртке, лишившийся руки и половины черепа. Он был обезображен до неузнаваемости: в него, кажется, сгрузили пару килограммов свинца в упор. На пол вывалился моток его кишок. Женщина в щегольском кожаном шлемофоне, с дырой от огнестрела во лбу и еще десятком дыр по всему телу.
Этими двумя, последними, кажется, кто-то защищался от пуль, а потом бросил за ненадобностью. Как старую ветошь.
Оружия при них нет. Любопытно. Двое, допустим, были приставлены к пулеметам. А как насчет остальных?
Если вы еще не поняли, парни… кто бы ни брал «Университет» штурмом, ему или им долго и храбро сопротивлялись. Но сила солому ломит. А сила тут прошла очень серьезная. Если это люди, то, наверное, какой-нибудь спецназ. Если нет… последний раз мне такое рассказывали о темных сталкерах из старой Зоны. Вот только нет их больше. Клан темных сталкеров исчез…
Дальше открывался черный зев эскалаторной шахты.
Осветили фонарями. Штукатурка свода изувечена автоматным огнем во многих местах. Жестяные квадраты с рекламой кое-где превращены в ситечко, а кое-где и вовсе сброшены вниз.
Но никакого шевеления. Чисто.
– Всем: полная тишина!
Так. Если и есть какие-то посторонние звуки, то идут они снаружи. Дождь, что ли, начался? Вот еще радость приспела…
Нет, снизу – ни шумов, ни потоков тепла или холода, ни тех запахов, какие здесь не могли возникнуть от естественных причин.
Кстати, запахи.
– Стоп, – сказал я. – Самое время покушать. Степан, спуститесь на десять ступенек по эскалатору, наблюдайте за тем, что у нас внизу. Толстый, дай что-нибудь из своих запасов коту. Совсем тут озверел, бедняга.
Первый раз я увидел на лице Толстого улыбку.
– Да я и сам хотел…
Да здравствует всемирное братство кошатников!
Нина схватила меня за локоть. Во взгляде плещется ужас.
– Что… мы будем здесь обедать? Прямо здесь? Вот здесь? Прямо на них?
Опять я забыл, с кем имею дело. Совсем лишился цивилизованности в старой Зоне. Н у, четыре трупа. Ну, пованивают. Ну, пара литров крови. Ну, кишечный серпантин по полу разбросан… Ну и? Ладно, допустим, для кого-то вид освобожденных внутренностей может быть несколько непривычным.
– Нет, что вы! Мы спустимся на пару-тройку ступенек, оттуда не будет заметно… м-м-м… этого.
Она посмотрела на меня, как на злого языческого колдуна в ритуальной раскраске. Мне кажется, борщ она варить не умеет. Все признаки!
Нина спустилась ступенек на семь, выпила одной воды и проблевалась. Заинька, поесть необходимо, потому что надо силы восстановить. А внизу тебя будут ждать не четыре мертвеца, а полтора десятка. Легче станет?
Остальные поели, как ни в чем не бывало. Ко всему человечье племя привыкает. Особенно когда устало и хочет пожрать.