Танец с Тенью (СИ) - Кроноцкая Нани

Спустившись на гальку пляжа, резко повернул направо, прыгая по камням берега. Так они прошли еще метров двести.

Ди сосредоточилась на том, чтобы не свернуть себе шею в темноте и не свалиться с неустойчивого камня.

— Стоп. А вот теперь — откройся и ищи. Как тогда, у двери. Возьми след. Да не сопи ты носом, я не прошу нюхать. Чувствуй.

Это было трудно. У запыхавшийся от скачки по камням Ди плохо получалось переключиться. Пыталась. Раз за разом. Ничего.

— Есть?

Покачала головой, закусив губу.

— Нет.

— Ты браслет не снимала?

— «Если твой куратор выдал тебе артефакт, снять его имеет право только куратор» — я отлично помню инструкции.

— Это я в тебя хорошо их вбил. Ты какой рукой дверь в номер открывала?

— Правой. Все двери этого мира делаются для правшей.

Он задумчиво посмотрел на протянутую ему руку с поблескивавшим в лунном свете браслетом.

— Попробуй притронуться к камню.

Она присела на корточки, осторожно приложив ладонь к еще теплым камням.

И тут же покачнулась, сносимая потоком внезапно нахлынувших чувств.

Страх. Ужас. Беспомощность. Боль. Люди, их было много, они страдали, и бурный поток нахлынувших на Ди эмоций накрывал ее с головой, словно огромной волной.

Следивший за ней внимательно Павел быстро подхватил девушку, придерживая за плечи.

— Плохо. Очень плохо. Особенно плохо то, что такой громкий след ты взяла лишь с артефактом. Так быть не должно, надо думать: отчего ты такая тупица.

— Мне… мне очень плохо. Я, кажется…

И мир вокруг Ди вдруг погас, схлопнувшись темными створками глубокого обморока.

24. Новый нюх

Есть только две бесконечные вещи: Вселенная и глупость. Хотя насчет Вселенной я не вполне уверен.

(А.Энштейн)

21 мая, вечер. Гурзуф

За свою бесконечно долгую жизнь бессмертной и великой Ди тысячи раз приходила в себя. Раненная, изломанная, почти убитая, растерзанная и раздавленная. И каждый раз был особенным. Сознание словно поворачивало стеклышки в калейдоскопе.

Сегодня это был нырок в бездну, откуда ее выволакивала чья-то рука. Сильная, уверенная — мужская. Молча. Больно. За горло — наверх, жить.

Она села, рывком, хватая ртом воздух, ощущая пересохшие до трещин губы, хватая руками гладкие простыни под собой.

— Тихо, тихо. Еще головой об потолок побейся, глупая. Выпей вот и ляг. Расслабься, сейчас приведу тебя в норму.

Секунды спустя, судорожно выпив горькую жидкость из стакана, едва не расколовшегося о ее судорожно клацающие зубы, Ди поняла, что лежит на кровати в номере Паши. Совершенно обнаженная. На теле медленно гасли сияющие зеленоватым светом руны, дорожками тянувшиеся от пальцев ног к животу. Пересекаясь в районе солнечного сплетения и выше, на плечи, они снова спускаясь к запястьям. Это произведение светилось в сумерках комнаты завораживающе — красиво.

На совершенно голой Ди.

Прекрасно. Просто прекрасно.

Она снова резко села, пытаясь прикрыться краем простыни, и наткнулась на изумленный взгляд Павла.

— Ого. Я читал, что после снятия «проклятия Минервы» жрицы богини часто умирали. Тебе это, конечно, не грозит, но гормональная перестройка в организме авеморфа — настоящая буря. Куда тебя несет? Ушла бы в Москву и отлежалась.

Ворча и негодуя, Павел рылся в рюкзаке рядом с кроватью. Подумав, достал оттуда длинную футболку, ухмыльнулся, достал мужские шорты. Покачал головой — вернул их не место.

— Держи. Ты с перепугу обернулась на берегу, пришлось целый ритуал проводить по возвращению неблагоразумной девицы, по недоразумению считающей себя боевым магом-морфом, от края жизни.

— Угу. Я не такая. Это другое.

— Вещи твои остались там. На те твои вещи, что оставались в номере, я наложил ряд охранных заклинаний, когда мы уходили, и полчаса еще придется подождать. Как-то мокро получилось, уж прости.

— Спасибо. Мокрое охранное заклинание Канина — звучит многообещающе.

Ди быстро накинула спасительную футболку, краем глаза успев заметить неодобрительно поджавшего губы Павла.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Для надежности завернулась в простыню. Показала язык. А что? Когда у девушки нет аргументов, можно развеять обстановку и так.

— Ну хорошо. Уговорила. Дин, уже через десять минут твои вещи будут готовы, а еще через десять мы должны спуститься в ресторан. Ты не успеешь привести себя в порядок. И даже не спорь.

— Не спорю. Даже. Можно, я тут полежу?

— Тебе цензурно ответить? Тогда промолчу. Ты инквизитор, Дин. И твои эти все половые пляски никого не интересуют. Корвуса я отправил отметить начало следа в Артеке. Он будет через двадцать минут и знать о том, что с тобой происходит, ему категорически не стоит.

— Что мне делать?

Канин вздохнул, посмотрел на нее, как на младенца, который вдруг подал голос и пытается качать свои права на выбор марки памперсов.

— Проще всего закрыть глаза. И можно, я не буду вокруг тебя плясать — обездвиживать, память стирать, успокоительные зелья вливать?

— А чем ты меня расписал, кстати?

— Все расскажу потом, если будет желание. А сейчас закрой глаза и расслабься. И нечего так пошло ухмыляться. Девственницам такие похабные рожицы по статусу не положены.

Послушно закрыла. Павел взял ее за руку, потянул с кровати, она послушно встала, оставшись в одной футболке длиной чуть ниже линии бедра. Едва успела порадоваться спасительной длине, как лишилась последней защиты. Она просто растаяла. Ди мужественно зажмурилась.

— Застенчивый оборотень, прости, Господи, — это нечто. Достойное занесения в летопись необъяснимых чудес от бессмертных, — проворчал Канин.

— Я птица.

— Ты мультиморф. Даже не пытающийся освоить собственные таланты и способности. Нет, я согласен: семь веков проторчать в образе совы в храме этой надменной пустышки — Минервы, такое всякого заставит отстать в развитии. Но о чем ты думала дальше, мудрая ты наша? Целомудренно хранила все резервы?

Тем временем с Ди происходили странные вещи: кожа сначала болезненно горела, потом стала мокрой вместе с волосами, затем подул теплый ветер, мгновенно ее высушив. Очень хотелось открыть хоть один глаз, одним только краешком глянуть на происходящее, но Павел бы сразу ее раскусил, а его праведного гнева боялись даже демоны.

— Пошляк, ты, Павел, — она пожала плечами.

— Ведун я. Мужчина, достигший высот в таком исконно женском ремесле, не может не быть циником. Гинекологи тоже такие. Ты не ответила.

Он стоял рядом практически вплотную. Мужчина, крепкий, зрелый, горячий. Рядом с ней, обнаженной. Но неизбежного, казалось бы, флера мужественности от него совершенно не исходило. Ощущения — как от теплой стены. Забавно.

— Паш, ну это… как по реке плыть. Бесконечной. Пока плывешь — берегов не замечаешь: знай, греби, выплывай. А как к берегу прибило — тут она и жизнь. Обживайся, строй свой дом, учись правилам и законам. Куй судьбу, пока горячо.

— А сейчас тебя, значит, прибило?

Ди вдруг ощутила кожей ткань. Словно ее одевали, но сразу и со всех сторон, как новогоднюю елку наряжают детишки. В нечто мягкое, легкое, очень уютное.

Она очень далека была сейчас от прежней Венанди. Бесконечно далека.

Похоже, ее действительно «прибило к берегу». Непривычное состояние. Тревожное и приятное одновременно.

— Паш, а сам ты как ощущаешь вечность? Ты же тоже из Древних.

У высших азеркинов возраст считается не годами, а событиями и историей. В этом Канин был много старше Ди. Взрослый, мудрый, зрелый. Но в ответ он вдруг рассмеялся как мальчишка.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ощущаю? Как прорву работы впереди. А если серьезно, Дин: ты очень точно описала нашу жизнь. Бешено несущаяся река, в русле которой не остается времени на то, чтобы жить. Все так. Открывай глаза.

Открыла. В зеркале у стены отражалась стройная девушка с неправдоподобно белой копной волос, темными глазами, золотистой кожей. Яркая, юная. Ей очень шел бежевый брючный костюм из тонкого льна, безупречно сидевший на становящейся все более женственной фигуре.