Мозг-гигант - Генрих Гаузер

Однако автопилот не отключился и не сменил курса. Летчики проверили контрольную аппаратуру и установили, что она будто заторможена. Они проверили подряд все приборы на щитке управления; все было в порядке, за исключением компаса, который показывал, что «Священная корова» медленно отклоняется от заданного курса и поворачивает на северо-запад.

После некоторого колебания командир корабля решил все-таки доложить о происшествии высокому пассажиру. Уж таков долг капитанов!

«Священная корова» шла в воздухе безупречно, без малейших толчков и сотрясений; ее реактивные двигатели действовали безотказно. Поэтому президент Вандерслоот сперва даже не обеспокоился и лишь подосадовал: одно из лучших творений его матери, прославленный вишневый пирог, уже готов, как она успела сообщить ему по телефону.

— Не потерял же самолет управления? — резко спросил президент у командира.

— Нет, господин президент, машина, как всегда, идет под управлением «мозга». Только… идет-то она по неверному курсу. Может быть, с компасом что-нибудь не в порядке? — с надеждой добавил летчик.

— По какому же неверному курсу я лечу?

— Приблизительно по курсу города Фербенкса на Аляске, господин президент.

Президент Корнелиус Вандерслоот наморщил высокое чело.

— Я нахожу все это очень странным!

Эти слова явились самым сильным преуменьшением, какое президент позволил себе за всю свою жизнь!

«Священная корова» стремительно рвалась вперед на полной скорости — почти 1000 миль в час. Она неслась в стратосфере курсом на северо-запад. Президенту и его спутникам не оставалось ничего другого, как с нарастающей нервозностью наблюдать за бесполезной борьбой летчиков с автоматикой самолета.

В час дня положение изменилось. Нос самолета медленно опустился, шипение турбин приослабло; машина вынырнула из многослойных туч, выпустила шасси и совершила идеальную посадку на три точки, прямо на льду замерзшего озера.

Бледный, объятый справедливым гневом невинного человека, угодившего из-за судебной ошибки в камеру смертников, президент отстегнул свой посадочный пояс.

— Виновный дорого за это заплатит! — проговорил он злобно.

А затем, когда двигатели замерли, пассажиры почувствовали ужасающую тишину ледяной пустыни. И еще они почувствовали, как в салон самолета постепенно вползает холод: наружная температура была здесь на много градусов ниже нуля…

Дневник, что в те мучительные дни вел доктор Мейер, свидетельствует о тяжелых лишениях, выпавших на долю носителя высшей государственной должности в стране.

«27 ноября.

Президент начал постройку снежной хижины. Он считает, что там будет все же немного теплее, чем в кабине самолета. Я тоже так думаю, потому что кабина уже превратилась в ледник.

Наши пилоты продолжают возиться с приборами, как будто еще возможно привести машину в порядок. Радист, по-видимому, не разделяет их надежд. Он налаживает ручной привод для зарядки аккумуляторов рации: нельзя ведь допустить, чтобы они совершенно разрядились.

Детективы снова пошли на охоту: хорошо, что они имеют при себе пистолеты. Мы видели на снегу много следов полярных зайцев и лисиц, а голод уже ощутительно дает о себе знать. Мы поддерживаем костер, жжем в нем ветки здешнего низкорослого кустарника, но плотный, низкий покров туч оставляет очень мало шансов на то, что нас заметят. Кроме того, уж если наземный радар задал нам ошибочный курс, кому придет в голову искать нас в этой забытой богом пустыне?

С самого момента нашей посадки президент с понятным негодованием называет Аляску „дикой фантазией“ президента Сюарда. Я позволил себе заметить, что мы, возможно, приземлились бы здесь даже в том случае, если бы Сюард и не покупал Аляски. По мнению президента, эта ужасная неудача постигла нас отнюдь не случайно, а по чьей-то злой воле и преднамеренному умыслу. Я все более склонен думать, что в этом вопросе он прав…»

В тот же день, 27 ноября, когда вся пресса пестрела аншлагами насчет «Загадки Вандерслоота», новые тревожные сообщения телеграфа и радио усилили до предела брожение умов в стране. Небывалая серия катастроф постигла в те дни весь транспорт Соединенных Штатов.

В горах Монтаны потерпел крушение большой трансконтинентальный самолет. Ничего подобного не было с тех пор, как государственный воздушный транспорт был автоматизирован и поставлен под контроль «мозга». Погибло семьдесят восемь человек, в том числе сенатор Мэмфорд. Последней политической акцией сенатора было выступление против «Проекта расширения»…

Недалеко от города Джексонвилля во Флориде в ту же ночь произошло столкновение двух поездов — экспресса с товарным составом. При крушении чудом уцелел один-единственный человек, машинист экспресса; его отбросило на полсотни метров от локомотива, но влетел он в пруд, и вода смягчила удар. Спасенный рассказал, что один из первых автомашинистов был поставлен именно на его локомотиве. У локомотива вдруг отказали вполне исправные тормоза. Машина вела себя так, будто нарочно врезалась в другой состав. Это крушение вошло в историю железнодорожного транспорта как одно из самых трагических и страшных событий. К числу его жертв принадлежал известный промышленник К.Ц.Шапиро, президент НОП, ехавший экспрессом в свое поместье во Флориде. Он был одним из главных противников «Проекта расширения»…

Одновременно произошло несчастье и на воде: большой паром на Гудзоне, совсем недавно оснащенный автоматическим управлением, столкнулся с пассажирским теплоходом; его разрезало пополам. Среди утонувших в ледяной воде Гудзона оказался и мистер Фрэнк Зоскин, глава крупного концерна, один из самых решительных противников «Проекта расширения».

Мало того, наряду с этими грандиозными катастрофами тут и там происходили несчастные случаи меньших масштабов. В нормальное время и они послужили бы сенсациями для прессы, так как почти в каждом случае погибала какая-нибудь известная личность. Так, например, скоропостижная смерть — предположительно от разрыва сердца — постигла госпожу Клер Гилкрист, секретаря ПКД. Ее нашли мертвой в ванне в собственной вашингтонской квартире. Тело плавало в воде, одна рука судорожно вцепилась в ручку радиоприемника, настроенного на Москву. Установлено, что сырость помещения привела к короткому замыканию проводки в приемнике, но невозможно было установить точно, последовала ли смерть от электрического тока или это был действительно разрыв сердца.

Трагически завершился семейный праздник в пригородной вилле сенатора Ламмера, депутата от штата Массачусетс. Маленькое общество, приглашенное к дню рождения, уже собралось разъезжаться, и сам сенатор нажал кнопку автошофера. Это устройство обеспечивало автоматическую подачу машины к подъезду, то есть запускало в гараже стартер, открывало садовые ворота и подавало машину к дверям — все одним нажатием кнопки в доме. Но именно в этот день по сигналу кнопки произошла неожиданная катастрофа: тяжелый паккард сошел с направляющих желобков, развил скорость и, сбив стеклянные двери, ворвался в холл. Стоявшего в холле сенатора, уже взявшегося за дверную ручку, машина раздавила в лепешку. Как предполагается, причиной катастрофы явилось обледенение желобков.

Но были и такие аварии, которые носили не столько трагический, сколько комический характер, причем и эти происшествия коснулись самых видных и влиятельных государственных деятелей. Так, например, того же 27 ноября, во второй половине дня, председатель правления Мануфактурного банка в сопровождении целой группы своих заместителей инспектировал кассовые подвалы банка. Когда вся группа спустилась в подвалы, внезапно захлопнулись массивные стальные двери, контролируемые, как и во всех крупных банках страны, на случай опасности «мозгом». Сложный запор дверей, видимо, заклинился, и все общество оказалось в плену. Спустя сутки газеты писали:

«Все усилия слесарей, автогенщиков и даже подрывников, применивших динамит, пока ни к чему не привели. Как сообщают по телефону пленники, председатель правления Гаррисон лежит в нервном припадке».

Но больше всего нервировали население те «досадные неприятности», которые обычно не столь заметны, но в условиях всеобщей напряженности выводят людей из себя, принимают массовый характер и превращаются в подлинное бедствие.

Почти во всех больших городах отказали автоматические телефонные станции; вернее, в те дни они сплошь давали неверные соединения. Элегантные дамы, звонившие в салоны красоты, непременно попадали в похоронные бюро, а оттуда сочувственные голоса изъявляли готовность «немедленно прискакать на помощь в этот час скорби и горестной утраты». Мужчины, звонившие любимым, получали телефонные ответы то из собачьих питомников, то из полиции нравов — словом, откуда угодно, только не от своих избранниц. Эта чудовищная путаница приводила к сплошным недоразумениям и ошибкам. Вместо свадебных венков заказчики получали похоронные, тогда как лавровый венок, адресованный как премия активнейшему члену «Антиалкогольной лиги», был доставлен на собрание пивоваров.