Дворцовые перевороты - Мария Згурская

Депеша шведского дипломата Стединга королю Швеции Густаву IV от 1802 года говорит в пользу того, что поначалу убийство императора не входило в планы заговорщиков: «Панинский переворот, направленный против усопшего императора, был задуман в известном смысле с согласия ныне царствующего императора (т. е Александра I) и носил очень умеренный характер. Замысел состоял в том, чтобы отобрать у Павла бразды правления, оставив за ним суверенное представительство, как это имеет место в Дании…» Действительно, современная Европа демонстрировала подобные исторические прецеденты. В Англии во время болезни короля Георга III руководство дел несколько раз вверялось принцу Уэльскому. В Дании в царствование короля Христиана VII с 1784 года правил регент, который затем стал королем под именем Фридриха VI.

«Мы хотели заставить императора отречься от престола, – рассказывал впоследствии Пален барону Гейкингу, и граф Панин вполне одобрял этот план. – Первою нашей мыслью было воспользоваться для этой цели услугами Сената…»

В одной из версий событий 11 марта 1801 года, изложенной Л. Л. Бенигсеном и дополненной П. А. Зубовым, говорилось следующее: Александру дело было представлено так, что «пламенное желание всего народа и его благосостояние требуют настоятельно, чтобы он был возведен на престол рядом со своим отцом в качестве соправителя и что Сенат, как представитель народа, сумеет склонить к этому императора без всякого со стороны великого князя участия в этом деле». Есть сведения, что Н. А. Толстой получил задание собрать у представителей иностранных дворов подробные сведения о том, как это произошло в Англии и Дании.

Итак, первоначальный план Панина состоял в том, чтобы совершить английский государственный, а не русский дворцовый переворот. Но осенью 1800 года. Панин как сторонник союза с Англией получил отставку и вскоре был выслан из столицы. Руководство же заговором перешло в руки Палена.

Существует устойчивая традиция изображать дело так, что после отъезда Панина «всякие разговоры о регентстве прекращаются среди заговорщиков». Сложилось мнение о «серьезных расхождениях» и взаимных противоречиях Панина и Палена. Однако в действительности в источниках нет четких сведений о том, что такие противоречия существовали.

По городу, кстати с ведома Палена, распускались слухи, что Павел Петрович собирается заключить супругу свою в монастырь, а старших сыновей своих – в Шлиссельбургскую крепость. Слухи эти ничем, однако, не подтверждались, хотя подозрительность императора часто изливалась на старшего сына. Известно только, что Павел однажды, когда великий князь ходатайствовал за некоторых провинившихся офицеров, увидел в этом ходатайстве стремление сына к популярности в ущерб себе и, подняв свою палку, с гневом закричал на него: «Я знаю, что ты злоумышляешь против меня!» Великая княгиня Елизавета бросилась между отцом и сыном, и Павел ушел, вздрагивая от гнева. Этим предубеждением государя и воспользовался Пален для достижения своих целей: он старался вооружить отца против сыновей, а великих князей уверял, что заботится об оправдании их поступков перед их родителем.

В конце концов Александр дал согласие. Но на что? Вопрос этот столь же важен, сколь и сложен. Обычно дело изображают так, что Александр дал согласие на переворот, поставив условие, чтобы жизнь его отца была сохранена. Такое обещание якобы ему было дано Паленом. Но было ли все это хитрой дипломатической игрой, смысл которой понимали и тот и другой? Очень образно эту мысль выразил Герцен: «Александр позволил убить своего отца, но только не до смерти».

Трудно сказать, как и когда начали бы заговорщики осуществлять свой план, если бы заговор не оказался на грани срыва. Непосредственная опасность быть раскрытыми заставила заговорщиков начать действовать немедленно, ибо Павел получил какие-то сведения о конспиративной организации. Существует предположение, что В. П. Мещерский, в прошлом шеф Санкт-Петербургского полка, квартировавшего в Смоленске, написал донос царю. По другой версии, это сделал генерал-прокурор П. X. Обольянинов. Во всяком случае, Павел втайне от Палена подписал подорожную на проезд в Петербург Ф. П. Линденеру, которому два года назад помешали раскрыть до конца смоленский заговор, ставшего прологом к дворцовому перевороту 11 марта. Есть сведения, что был вызван и А. А. Аракчеев. (Тот и другой были в то время в немилости.) Пален остановил выдачу этих подорожных и сделал вид, что считает их подложными, о чем и доложил императору. Павел смутился и ответил, что имел причины так поступить. Пален отправил их по назначению. Это было грозное предзнаменование, особенно если учесть, что накануне, проводя вечер у своей фаворитки А. П. Лопухиной-Гагариной, Павел говорил о великом ударе, который он собирался нанести, он даже сказал, что скоро полетят некогда дорогие ему головы. Слухи о намерении Павла развестись с Марией Федоровной, детей заточить в крепость, а наследником назначить Евгения Вюртембергского, предварительно женив его на великой княжне Екатерине Павловне, усилились. К сожалению, не известно, когда произошел этот важный эпизод, какого числа. Согласно показаниям Л. Л. Бенигсена, именно эти предположения заставили заговорщиков действовать решительно. Кроме того, Павел заявил Палену, что существует заговор. Пален успокоил царя, заверив его в своей лояльности. Очевидно, что после этого разговора заговорщикам стало ясно: медлить нельзя.

Заговор очень ярко проиллюстрировал парадоксальную ситуацию, сложившуюся при дворе Павла. Дело в том, что император не был уверен ни в ком, но именно в силу этого он должен был оказывать доверие в общем-то случайным людям. У него не было друзей, не было единомышленников – только подданные. Подспудное же недовольство разных дворянских группировок теми или иными правительственными мерами в царствование Павла достигло невероятного накала. Когда любого несогласного заранее считают заговорщиком, тому психологически легче перейти черту, которая отделяет пассивное неприятие перемен от активного противодействия им. При всем этом нужно помнить, что при дворе было еще много «екатерининцев». Гнев же императора был страшен, но скоротечен, поэтому Павел оказался не способен на последовательные репрессии. Его мягкий характер не подходил для той политической системы, которую он сам пытался ввести.

Поэтому, когда после полуночи 11 марта 1801 года заговорщики ворвались в Михайловский дворец, там не нашлось ни одного офицера, способного встать на защиту императора. Главной заботой заговорщиков было не допустить во дворец солдат, поддерживавших императора. Часовых сняли с постов их начальники, двум лакеям разбили головы.

Один из самых важных моментов – это вопрос о цели, с которой заговорщики отправились в Михайловский замок. Согласно известному русскому историку Н. Я. Эйдельману, заговорщики шли «на кровь и убийство». Впрочем, он признает, что руководители не произносили слов об убийстве. Все источники, которые затрагивают этот вопрос, говорят об аресте императора, акте отречения, о заключении в крепость. Н. Я. Эйдельман придает решающее значение фразе, которую будто бы произнес Пален, напутствуя заговорщиков: «Прежде чем съесть омлет, необходимо разбить яйца». Фактически это было призывом к убийству Павла. Однако с этой фразой много нелепостей, так как свидетельства о том, когда именно и кем она была произнесена, очень противоречивы. Штединк утверждает, что эти слова были произнесены в прихожей императора. Ла Рош-Эмон говорит, что в спальне, в момент убийства. Д. В. Давыдов полагал, что Бенигсен произнес их в опочивальне, когда убивали Павла. К. И. Остен-Сакен в дневниковой записи от 15 апреля 1801 года (а это одно из самых ранних свидетельств) приписывает их П. А. Зубову. Он якобы произнес их в тот момент, когда заговорщики уже приканчивали царя.

Точно восстановить картину убийства историкам не удалось, поскольку все бумаги, так или иначе зафиксировавшие события трагической ночи, были уничтожены. Кто-то говорит, что император кинулся бежать, другие отмечают, что его величество прятался за ширмами, иные заявляют о необычайно смелом поведении императора, который боролся с убийцами. Интересно, что злодеяние совершилось практически в присутствии как супруги, которая находилась за стенкой и все слышала, так и любовницы, безмятежно спавшей в нижней комнате.

Создается впечатление, что в заговоре участвовали все: и самые близкие и далекие от императора люди. Павла I не спасли ни глубокие рвы, ни подъемные мосты, ни крепкие стены, ни многочисленная охрана. Роковая судьба настигла его даже там, где он, как ему казалось, был в безопасности.

Итак, очевидно, что все многочисленные, но во многом несогласованные между собой рассказы могут быть сведены к нескольким версиям.

Версия первая: преднамеренное убийство. Эта версия существует в двух вариантах. Вариант А: Павел принял все условия заговорщиков и подписал отречение. Тогда один из лидеров, П. Зубов или Л. Бенигсен, призвал к решительным действиям, и с Павлом покончили. Вариант Б: Павел подписал условия заговорщиков. Бенигсен вышел. В этот момент царя убили пьяные заговорщики во главе с П. Зубовым.