Хрустальная ловушка - Виктория Платова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хорошие лыжи? — вдруг спросил Звягинцев.
— Хорошие, — ответил вместо Ольги Марк. — «Radarc», если это о чем-то вам говорит.
— А-а.., ботиночный вариант, — проявил недюжинную осведомленность Звягинцев. — Правая на правую ногу, левая — на левую… Знаю-знаю… Ну, тогда можете с ними распрощаться.
— В смысле?
— Такие лыжи сопрут и глазом не моргнут.
— Что, были прецеденты?
— Было всякое. Но такого, чтобы семь трупов в одной колоде… Это, извините, перебор.
— Значит, вы не будете этим заниматься? — Ольга повысила голос.
— Почему же… — в голосе Звягинцева не слышалось никакого энтузиазма. — Раз поступил сигнал — обязаны проверить.
— Когда?
Звягинцев почесал плохо выбритый щетинистый подбородок.
— Вы сами как себя чувствуете?
— Отлично.
— Ну, рад за вас. — Звягинцев всей тушей повернулся к столику, где стояла бутылка с мартини, и самым непринужденным образом наполнил мартини свою грязную кофейную чашку.
— Я готова хоть сейчас…
— Никто не требует от тебя таких жертв, кара, — мягко сказал Марк.
— Жертвы уже есть… Неужели ты не понял, Марк! — Ольга с отчаянием посмотрела на мужа.
— Хорошо, хорошо, успокойся!
— Боже мой, о каком спокойствии ты мне говоришь?!
— Послушайте, дама… Вас, кажется, зовут Ольга, если я не ошибаюсь… — Звягинцев допил мартини и пришел совсем уж в благостное расположение духа. — Ваш муж прав. Не нужно пороть горячку раньше времени. Сейчас я соберу ребят.
Тех, кто не занят. Прочешем местность, насколько это возможно. Все выясним и уже тогда будем делать заявления. Вы как, не против?
— Нет.
— Вот и ладушки. Значит, так, где-то через час подходите к фуникулеру, если чувствуете в себе достаточно сил.
— Я уже сказала вам…
— Я помню. Хотя бы лыжи вам найдем — и то дело. Такие лыжи терять — это непростительная роскошь. Вы, конечно, люди богатые, но все равно. Жалко, поди, лыжи, а?
— При чем здесь лыжи? Вы не поняли, о чем я вам говорила?
— В общем, собирайтесь с силами. — Звягинцев бросил тоскливый взгляд на недопитую бутылку мартини, тяжело поднялся с кресла и направился к двери.
Марк увязался за ним (скажите, пожалуйста, какая галантность!), а Инка и Ольга остались одни.
— Ну и тип! — как только за Звягинцевым закрылась дверь, выдохнула Инка.
— Кусок дерьма, — сквозь зубы процедила Ольга. — Старого бараньего дерьма.
— Не могу с тобой не согласиться, Лелишна. Голова болит?
— Немного.
— Давай-ка выпьем.
— Нет, не хочу.
— Послушай, а ты уверена?
— В чем? В том, что я не хочу этого дурацкого парфюмерного мартини? Абсолютно.
— Да нет… В том, что ты видела?
— Инка!
— Прости-прости… Я бы, наверное, просто с ума сошла!
Значит, они стояли там голые? — В голосе Инки не было ничего, кроме жгучего школьного любопытства. Ольга помнила эту интонацию — когда-то, в пятом классе они демонстрировали друг другу уже начавшую расти грудь. Тогда Инке тоже было интересно — у кого она больше.
— Не нужно. Инка! — жалобно попросила Ольга.
— Хорошо, не буду.
— Интересно, куда запропастился Марк? — Ольга встала с постели и сразу же почувствовала, как закружилась голова — пол раскачивался, как палуба утлого суденышка, покинутого командой, — видимо, она действительно ушибла голову.
Подойдя к неплотно закрытой двери, она выглянула наружу.
Марк и Звягинцев стояли на крыльце. Толстый черт мусолил во рту «беломорину» и внимательно слушал Марка.
А Марк… Марк говорил страшные, запредельные вещи…
— Я бы не стал уделять такое внимание ее словам… Поверьте, я хорошо знаю свою жену. У нее довольно.., м-м.., я бы сказал, печальная наследственность. Ее мать, Манана, она ведь была душевнобольной… Это никогда не проявлялось, но чего-то подобного я ждал, признаюсь вам честно…
Ольга стояла, вцепившись в дверной косяк побелевшими пальцами: неужели он сейчас вот так, за здорово живешь, расскажет этому неопрятному толстяку, которого видит впервые в жизни, их семейные тайны?!
Но Марк не опустился до воспоминаний о несчастной Манане.
— Ей приснился кошмар, — продолжал Марк, преданно заглядывая в лицо Звягинцева. — Вчера… Ну да, вчера. И этот кошмар полностью совпал со всем тем, что она рассказала вам: те же люди подо льдом, тот же ужас, который она испытала… Вы понимаете, о чем я говорю? Это ее падение, она ведь сильно ударилась… К сожалению, я не знаю, насколько сильно… Возможно, оно спровоцировало некие галлюцинации…
— А раньше такое было?
— Нет, — хоть в этом он оказался честен. — Никогда… Но в последнее время… Так сложились обстоятельства… Какие-то случайные встречи со случайными людьми, какие-то предсказания… У Ольги очень хрупкая психика. Возможно, она просто экстраполировала свой кошмар…
— Не понял? — честно признался дубоватый толстяк.
— Экстраполировала… Ну, перенесла свой кошмар в реальность. И теперь хочет убедить в этом всех нас…
— А Кирилл Поздняков? — задумчиво спросил Звягинцев. — Ведь она утверждает, что видела именно его.
— Ну, это проще простого. Кто-то действительно показал ей фотографию. Она запомнила лицо… Мы ведь не всегда знаем, что происходит у нас в подсознании, правда?
— И что?
— Возможно, ей показалась, что так ее собственная реальность будет выглядеть убедительней… Это очень тонкая, очень деликатная материя. Я все понимаю, но гонять людей по склонам только потому, что она приняла свои фантазии за реальность… Я очень беспокоюсь о ней, поверьте…
— А лыжи? — неожиданно ляпнул толстяк.
— При чем здесь лыжи?
— Сколько они стоят?
— Какая разница? Ну… Около семисот долларов.
— Вот видите. Мы обязаны их найти. Это серьезное дело.
Плохо, если вы уедете из «Розы ветров» с ощущением того, что здесь не уделяют должного внимания постояльцам. Мы всегда на стороне клиентов, вы понимаете?
— Да бог с ними, с лыжами! Неужели вы не понимаете, что для меня самое главное — моя жена.
— Жена женой, а пропажа пропажей.
— Я не хотел бы поощрять ее фантазий, я не хотел бы травмировать ее…
— Ты забыл добавить — «доктор». — Ольга широко распахнула дверь.
Холеное лицо Марка скривилось. Он выглядел мелким воришкой, застигнутым на месте преступления. Так тебе и надо, жалкий пожиратель краденых гамбургеров и мятой черешни!
— Перед кем ты распинаешься, Марк? Он же не психиатр!
Тебе лучше поговорить на эту тему с местным врачом, возможно, он найдет способ вправить мне мозги! И подскажет тебе, какой фасон смирительной рубашки мне подойдет!
— Кара!..
— Не смей! Не смей обращаться со мной как с сумасшедшей!
— Ты не поняла… Я просто волнуюсь… Я в себя не могу прийти после того, что с тобой произошло! Я хочу, чтобы ты успокоилась…
— Я буду спокойна, когда вы все увидите… Когда вы поверите мне. Почему вы мне не верите?!
— Ну ладно, — прервал их отчаянную тихую ссору Звягинцев. — Я пойду, пожалуй. Не люблю семейных сцен, нахлебался… А вы, Ольга, если не передумаете, подходите к фуникулеру через час. Поищем…
Не так уж он был плох, этот толстяк, к чему бы ни относилось это его глуховатое расплывчатое «поищем». Ольга посмотрела на Звягинцева с нежностью.
— Я обязательно приду.
— Ну и ладушки.
Переваливаясь с боку на бок, он грузно сошел со ступеней.
Ольга смерила мужа презрительным взглядом и вернулась в дом. Марк, как побитая собака, поплелся за ней.
* * *…Через час Ольга уже была у фуникулера. Она отправилась на поиски в новом лыжном комплекте, который Марк купил ей незадолго до отъезда в «Розу ветров»: комбинезон и куртка, ярко-синие с белыми вставками. Марк радовался покупке этого комплекта, как ребенок: во-первых, костюм был очень легким и сворачивался в самый небольшой из всех возможных сверток. Во-вторых…
— Он чертовски идет тебе, кара. В нем ты просто неприлично хороша… — Это было сказано еще в Москве, когда Ольга, надев комбинезон, продемонстрировала его Марку. — Теперь никто не бросит камнем в твоего мужа только потому, что у него отсутствует вкус…
Теперь Ольга надела именно его: только потому, что влезать в старый комплект, бывший свидетелем ее ночных передряг, у нее просто не было ни сил, ни желания…
За все это время она не сказала Марку ни слова. Да он и сам не старался разговорить ее: боже мой, это их первая размолвка за два с половиной года супружества. И не из-за цвета галстука, и не из-за покроя пиджака. И даже не из-за того, что ей нравится аристократичный неудачник Сесар Вальехо, а ему — Стивен Кинг на лицензионных видеокассетах.
Он считает ее сумасшедшей. Он считает ее шизофреничкой, отпочковавшейся от скукоженного грузинского табачного листа — несчастной Мананы. Ну и пусть считает! Когда-нибудь он здорово об этом пожалеет!..
Инка моментально испарилась из коттеджа, как только они вернулись в комнату — вусмерть разругавшиеся, с растерянными лицами. Провести целый час, дуясь на человека, которого любишь, — оказалось совсем не простой задачей.