Последний воин - Олег Верещагин

Эйнор ударил его ладонью по лицу — крест-на-крест. Дурной, нехороший хохот захлебнулся. Гарав устоял на ногах, поднёс ладони к вспыхнувшим щекам, погладил их. Вытер лицо тыльной стороной правой.

— Спасибо, — поблагодарил он искренне.

— А чего ты хотел? — слегка насмешливо спросил Эйнор. — Чтоб о тебе сложили балладу?

— Хотя бы… — Гарав слабо улыбнулся.

— Так сложи сам, ты ведь умеешь, — серьезно предложил рыцарь.

— Может, и сложу, — пообещал Гарав не менее серьёзно. — А что получил ты, храбрый рыцарь Эйнор, мой господин?

— Неважно, — спокойно ответил Эйнор. — Я получил то, что ожидал и на что не смел надеяться.

И больше ничего не стал объяснять.

— А ты, Фередир? — Гарав посмотрел на молчащего рядом дружка, который всё это время рассматривал пол под своими сапогами. Тот поднял неожиданно усталые и очень взрослые глаза.

— Да то же, что и ты, — он вздохнул. — Только вместо пахоты — выпасы, а вместо рыбного пруда — соляной берег на озере. Я тебе говорил, что у нас кони. Выпасы — это здорово…

Мальчишки долго смотрели друг на друга. И лишь через какое-то время встрепенулись. Сообразили, что они — одни.

Эйнор стоял в десятке шагов, уткнувшись лбом в колонну. Во всей его позе были облегчение и… и какое-то странное бессилие.

— Тяжела судьба Кардолана, — сказал он глухо. — И я её вестник, оруженосцы. Тяжёл и этот груз. Идёмте. — Он оттолкнулся от колонны всем телом, словно она притягивала к себе. — Надо отдохнуть.

Глава 9, в которой Гарав обживается

Комната, которую предоставили Гараву, оказалась одной из смежных с комнатами Эйнора. Гарава, кстати, удивило, что у рыцаря не просто комнаты, а скорей то, что можно назвать «апартаменты». Он-то уже смирился с мыслью, что на ближайшие годы у него будет что-то вроде пусть небольшой, на троих, но казармы. В конце концов Пашка и дома делил комнату с двумя братьями — а тут… Спальня, кабинет-библиотека, ванная комната с горячей водой и смывным туалетом (не только для рыцаря, но и для оруженосцев), оружейная и ещё штуки три вот таких смежных боковых комнат — то ли для гостей, то ли для оруженосцев. Высокие потолки, дверные проёмы арками с венцами в виде раскрытых бутонов цветов — каменная резьба на стенах — поясами на половине высоты. Все помещения просторные, а из-за того, что проёмы были большущие и занавешенные вышитыми полотнищами (Пашке это напомнило родные деревенские дома-пятистенки, как ни странно), казались ещё больше.

Конечно, сама комната мальчишки была небольшой, чуть ли не меньше той, в которой жил Пашка. Однако там-то он именно что делил её с двумя братьями… Низкая кровать — ногами к большому окну без стёкол, но с плотными ставнями — за окном были море и небо, а если подойти ближе — вниз уходили зелёные улицы и красные крыши. Стол, наглухо вделанный в угол комнаты, со стоящей на нём лампой (ещё одна — намного больше, с шестью изогнутыми носиками для фитилей — висела под потолком) и письменным прибором: чернильница, перья, палочки чернил, ножик, ёмкость с песком, листы бумаги — не пергамента… Стул — неудобный, с высокой резной спинкой. Странно знакомая, почти современная вешалка в полстены с крюками и распорками на разных уровнях. В другом углу, сбоку от двери, в овальную раковину бесшумно падала из выгнутого бронзового носика — достаточно выдернуть небольшую деревянную пробку на тонкой цепочке — струйка воды и стекала вниз. С другого бока — небольшой очаг-камин с кованой чугунной решёткой. Рядом с очагом стоял сундук — резное и полированное тёмно-коричневое дерево отливало глубоким алым блеском. Лёгкое тонкое одеяло, голубоватая простыня, небольшая подушка — всё пахло какой-то горькой травой, и от этого запаха — стоило прилечь — сразу тянуло в спокойный сон.

Комната Гараву нравилась. Он сразу решил, что, если уж доведётся тут, видимо, прожить ближайшие годы, то это не так уж плохо. И есть куда поставить книжный шкафчик. В обязательном порядке. Научится же он в конце концов читать и писать по-здешнему. Да и писать на русском ему никто не мешает. Он аккуратно разложил и развесил вещи, оружие и снаряжение. Садрон положил в изголовье кровати — там оказалась выемка, точно под меч. А над столом прикрепил рисунок — подарок эльфёнка из Имладриса. После чего присел на кровать и довольно огляделся. Ну, здравствуй, дом. Будем знакомы, давай дружить. Он так подумал в шутку и удивлённо моргнул: почудилось, что со всех сторон сразу пришёл ответ, добрый и ворчливый…

Внутрь заглянул Эйнор. Рыцарь всё ещё был бледен, но выглядел более или менее ожившим и расчёсывал костяным гребнем мокрые волосы.

— Устроился? Вот и хорошо… — рассеянно сказал он, явно думая о чём-то своём. — Иди мойся и ложись спать.

— Это приказ? — вздохнул Гарав.

Эйнор пожал плечами:

— Ну, можешь лечь спать немытый. Но знаешь, в Трёхбашенной живёт человек восемьсот. И чем меньше стирки прачкам — тем легче у них жизнь…

…Конечно, с эльфийскими бассейнами в Раздоле ванная не имела ничего общего. Просто каменная чаша в полу (не очень удобная, круглая, но большая, по крайней мере если брать рост Гарава, то можно лечь, и вверх наружу не будут торчать пятки), сбоку от которой торчали два железных рожка со всё теми же деревянными затычками на цепочках — ледяной и огненно-горячий. Ещё одна затычка оказалась в дне ванны. (Позже Гарав узнал, что горячую воду нигде специально не грели — в недрах Олло Нэлтиль били фонтаны кипятка, трубы подводились к ним). Но лучшего, в конце концов, не было и у Пашки (баня и туалет во дворе)… Правда, не имелось ничего, даже отдалённо похожего на душ, и голову мыть пришлось, сидя на корточках и черпая воду вокруг, а потом — заново наполнять ванну, мыться уже самому, опять спускать воду и снова споласкиваться. Так что Фередир, успевший уже помыться, громко осведомился, не стёр ли Гарав себя на нет мочалкой и не стёк ли в сливную трубу? Гарав гордо промолчал. А мочалка, кстати, оказалась настоящей губкой-люфой, их тут было несколько, и разноцветных вдобавок.

…Но в общем минут через двадцать Гарав, отчистившийся до скрипа и хруста, уже залезал под одеяло. В окно поддувал ветерок и слышался очень отдалённый шум города. Мальчишка вытянулся на постели, не сдержав глубокого довольного вздоха, и из соседней комнаты засмеялся Эйнор:

— Ну вот, теперь слышу, что доволен!

А ещё подальше сонно откликнулся Фередир:

— Эйнор, ты вечером нас разбуди…

— А что будет вечером? — улыбаясь (почему-то стало очень хорошо и спокойно), окликнул их Гарав.

— Бал, — ответил Эйнор.