Кривой домишко - Агата Кристи

Мне вспомнилось, как Джозефина с улыбкой превосходства сказала о полицейских: «Они глупые».

Но ведь Джозефина не присутствовала при подписании завещания. И даже если подслушивала в это время под дверью (это меня ничуть не удивило бы!), она едва ли смогла бы догадаться о том, что делает ее дедушка. Откуда же у нее это чувство собственного превосходства? Что такое могла она знать, что позволило ей заявить, что «полицейские глупые»? Или же опять просто выхвалялась?

Осознав наступившую в кабинете тишину, я резко вскинул глаза: оба они — и отец, и Тавенер — внимательно смотрели на меня. Не могу сказать, что именно в их поведении заставило меня с вызовом заявить:

— София ничего не знала об этом! Совершенно ничего не знала!

— Ах, не знала? — сказал отец.

Я не вполне понял, соглашался ли он со мной или спрашивал.

— Она будет просто поражена!

— Ты так думаешь?

— Да, поражена!

Наступило молчание. И вдруг неожиданно резко зазвонил телефон на отцовском столе.

Он поднял трубку, выслушал что-то, а затем сказал:

— Соедините! — Он взглянул на меня. — Это твоя девушка. Она хочет поговорить с нами. Что-то срочное.

Я взял трубку.

— София?

— Это ты, Чарльз? Я… о Джозефине! — Голос у нее немного сорвался.

— Что с Джозефиной?

— Удар по голове. Сотрясение. Ей… очень плохо. Говорят, что может не выжить…

Я повернулся к мужчинам.

— Джозефину ударили по голове.

Отец взял у меня трубку и резко сказал, обращаясь ко мне:

— Не говорил ли я тебе, чтобы ты присматривал за этим ребенком?

Глава XVIII

Мы с Тавенером собрались мгновенно и, не теряя ни минуты, понеслись в полицейской машине в направлении Суинли-Дина.

Мне вспомнилось, как Джозефина появилась из кубовой и легкомысленно заявила, что «пришло время для следующего убийства». Бедняжка и не подозревала о том, что сама будет жертвой этого «следующего убийства»!

Я полностью признавал себя виновным в том, что не прислушался к предостережению отца. Конечно же, мне следовало бы присмотреть за Джозефиной. Ведь если ни у меня, ни у Тавенера не было никакого ключа к разгадке личности убийцы старого Леонидиса, то у Джозефины он, вполне вероятно, был. То, что я принимал за детскую забаву и «похвальбу», вполне возможно, следовало понимать совсем по-другому. Джозефина, занимаясь своим излюбленным подслушиванием и подглядыванием, могла стать обладательницей такой информации, которую сама была даже неспособна оценить по достоинству.

И вновь я вспомнил, как в саду хрустнула ветка.

Ведь я почувствовал в тот момент опасность! И действовал соответствующим образом, но потом мои подозрения стали казаться мелодраматичными и необоснованными. Мне не следовало бы забывать, что произошло убийство, что убийца, кем бы он ни был, рисковал теперь своей головой и не остановился бы перед следующим убийством, чтобы спасти свою голову.

Возможно, Магда, руководствуясь каким-то неясным материнским инстинктом, почувствовала, что жизнь Джозефины в опасности, и, может быть, именно этим объясняется внезапная лихорадочная поспешность ее решения отослать ребенка в Швейцарию.

София встретила нас у входа в дом. Она сказала, что Джозефину увезли в санитарной машине в Центральную больницу в Маркит-Бейсинге. Как только будут получены результаты рентгеновского исследования, доктор Грей позвонит им.

— Как это произошло? — спросил Тавенер.

София провела нас за дом, где находился небольшой заброшенный сарай. Дверь его была раскрыта настежь.

— Здесь находится нечто вроде склада, — объяснила София. — В нижней части двери вырезан кошачий лаз, и Джозефина любила, поставив туда ногу, кататься туда-сюда на двери.

Мне вспомнилось, как я сам катался на дверях в детстве.

Сарайчик был невелик, и внутри было довольно темно. Там стояли деревянные ящики, лежали старые шланги, валялись какой — то вышедший из употребления садовый инвентарь и поломанная мебель. Внутри сарайчика рядом с дверью лежал мраморный упор для двери в виде фигурки льва.

— Это дверной упор от парадной двери, — объяснила София. — Должно быть, он был положен на верхнюю планку двери.

Тавенер потрогал верхнюю планку двери. Дверь была невысокая, примерно на фут выше его роста.

— Хитрая ловушка, — сказал он и попробовал покачать туда-сюда дверь. Потом наклонился над куском мрамора и осмотрел, не прикасаясь к нему.

— Кто-нибудь это трогал?

— Нет, — ответила София. — Я никому не позволила к нему прикасаться.

— И правильно сделали. Кто обнаружил Джозефину?

— Я. Она не пришла обедать в час дня. Нянюшка видела, как Джозефина прошла через кухню по направлению к конюшне примерно за четверть часа до этого. «Она, наверное, играет в мяч или опять катается на двери» — сказала нянюшка. Я пошла поискать ее.

София помедлила.

— Так вы говорите, она часто забавлялась таким образом? Кто об этом знал?

София пожала плечами.

— Думаю, что все в доме знали об этом.

— Кто еще пользовался этим сараем? Садовники?

София покачала головой.

— Едва ли в него кто-нибудь теперь заглядывает.

— Этот дворик не виден из окон дома?

Тавенер попробовал оценить ситуацию.

— Любой мог незаметно выйти из дома или обогнуть дом снаружи и устроить эту ловушку. Однако, мне кажется, это дело случая…

Он замолчал, глядя на дверь и покачивая ее.

— Нет никакой уверенности в том, — попадет ли кусок мрамора в цель или нет. Скорее всего нет. Но девочке не повезло. Удар пришелся в цель.

София вздрогнула.

Тавенер внимательно осмотрел пол. На нем было несколько вмятин.

— Похоже, что кто-то сначала попробовал как это будет… куда этот камень упадет… Звук падения в доме не слышали?

— Никто ничего не слышал. Никому из нас и в голову не приходило, что что-то могло случиться, пока я не вышла и не обнаружила ее лежащей вниз лицом… в самой неуклюжей позе, — сказала София прерывающимся голосом. — А волосы были в крови.

— Это ее шарф? — Тавенер указал на клетчатый шарф, валявшийся на полу.

— Да.

Он прихватил шарфом кусок мрамора и осторожно поднял его.

— На нем могут быть отпечатки пальцев, — сказал он, но в голосе его не прозвучало большой надежды. — Хотя, мне думается, тот, кто это сделал, наверняка принял все меры предосторожности. — Он обернулся ко мне. — Что вы там разглядываете?

Я смотрел на деревянный кухонный стул со сломанной спинкой, который валялся там среди прочего хлама. На его сиденье виднелось несколько комочков земли.

— Любопытно, — сказал Тавенер. — Кто-то вставал на этот стул грязными ногами. Зачем бы это могло понадобиться? — Он задумчиво покачал головой. — В котором часу вы нашли ее, мисс Леонидис?

— Было, наверное, пять минут второго.

— А нянюшка видела, как она проходила через кухню примерно за двадцать минут до этого. Не знаете ли вы, кто до случившегося побывал в сарайчике?

— Не имею понятия. Возможно, сама Джозефина. Насколько мне известно, она каталась на двери сегодня утром после завтрака.

Тавенер кивнул.

— Значит, кто-то установил западню в период с того момента до без четверти час. Вы говорите, что этот кусок мрамора служил упором для парадной двери? Не припомните ли, когда он исчез оттуда?

София покачала головой.

— Сегодня ту дверь не оставляли открытой: было слишком холодно.

— Не можете ли сказать мне, где находился каждый из членов семьи в утренние часы?

— Я выходила на прогулку. Юстас и Джозефина были на занятиях до половины первого… с перерывом в половине одиннадцатого. Отец, думаю, все утро провел в библиотеке.

— А ваша мать?

— Когда я вернулась с прогулки, она только что появилась из спальни… было четверть первого. Она встает поздно.

Мы вернулись в дом. Следом за Софией я отправился в библиотеку. Филип с побелевшим осунувшимся лицом сидел на своем обычном месте. Магда тихо плакала, уткнувшись к нему в колени.

— Из больницы еще не звонили? — спросила София.

Филип покачал головой.

Магда всхлипнула.

— Почему они не позволили мне поехать с ней? Моя детка… моя смешная безобразная детка… А я еще говорила ей, что мне ее, наверное, подменили, что она не мой ребенок, и выводила ее из себя! Как я могла так жестоко относиться к ней? А теперь она умрет. Чувствую, что она умрет.

— Успокойся, дорогая, — сказал Филип, — успокойся.

Я почувствовал себя лишним в этой семейной сцене, где перемешивались тревога и горе. Незаметно выйдя из комнаты, я отправился искать нянюшку. Она сидела в кухне и тихо плакала.

— Это бог покарал меня, мистер Чарльз, за то, что плохо думала о ней. Да, да, это божья кара…

Я даже не попытался понять, что она имела в виду.