Разбудить бога - Дмитрий Янковский

Оказалось, что я лежу на заднем сиденье машины, а за окнами пробегают назад заснеженные еловые лапы. Похоже было на ближнее Подмосковье в районе Асташковского шоссе. За рулем сидела, понятно, Алиса, время от времени поглядывая на меня в зеркало заднего вида.

— Пить хочешь? — спросила она, увидев, что я очнулся.

Не дождавшись ответа, она протянула мне маленькую бутылочку колы. От одного вида живительной пузырящейся влаги у меня свело челюсти. Не в силах сдерживаться, я схватил бутылку и сделал несколько гулких глотков. Сразу стало полегче, но об активных действиях все равно на время следовало забыть.

— И что теперь? — хрипло спросил я.

Голос не слушался, так пересохло горло.

— Не знаю, — призналась Алиса. — Ты меня здорово удивил, прежде чем вырубиться. Вообще-то стоило бы перерезать тебе глотку, как всем Нанимателям, но жизнь учит не делать этого без крайней необходимости.

— Ну раз я злобный Наниматель, значит, надо было, — пробурчал я.

— Я увидела, что ты другой.

— Вот как, значит?

— Да.

— Ты что, в душах читаешь? — я не собирался срывать сарказм.

— По слогам, — усмехнулась девушка. — Но в твоей душе все таким крупным шрифтом написано, что труда не составило. Хотя я тоже хороша, могла бы сразу догадаться, когда твоя баба за тебя вступилась и прострелила мне бок. За обычного мудака жены редко вступаются. Точнее — никогда. А у большинства их вообще нет. У Кирилла вот не было.

— А ты типа санитара леса, что ли? Очищаешь мир от мудаков-нанимателей?

Алиса весело и задорно рассмеялась, ее рыжие волосы рассыпались по плечам, заиграв в зеркалах и стеклах отсветами пламени. Я откинулся на сиденье и опустил веки. Интересно, куда эта бестия меня везет? И зачем?

— Куда ты меня везешь? — спросил я напрямую.

— К себе домой, — ответила она. — Там мы попробуем выяснить реальную расстановку сил.

— Во как... — не без иронии произнес я, не открывая глаз. — Все оказывается до предела серьезно. В лучших традициях шпионских страстей. А ты не можешь тут выяснить расстановку сил, а потом подбросить меня до моего дома?

— Нет, — прозвучал короткий ответ.

— Круто, — вздохнул я. — «Ее звали Никита», римейк номер сто восемьдесят четыре. В главных ролях Алиса и Александр. Надо было нам с Катькой такое кино снимать. Был бы шумный успех. Школьницы, особенно младших классов и непременно отстающие, взирали бы на нас с почтением...

— Ты хочешь произвести на меня впечатление, цитируя Стругацких? — хмыкнув, спросила Алиса.

— У Стругацких были школьники, а не школьницы.

— Очень смешно, — иронично оценила Алиса. — Но ты мне лучше скажи другое. Откуда ты знаешь мое имя?

Я чуть не рассмеялся. Не то чтобы ситуация как-то к этому располагала, даже напротив, чего уж тут говорить, но правда прозвучала бы на редкость двусмысленно. Что я должен был сказать ей? «Твое имя мне приснилось во сне»?

— От верблюда, — ответил я.

— Забавно... — протянула Алиса.

Ее тон показался мне странным. Кто-то на такой мой ответ мог бы обидеться, кто-то начал бы выспрашивать дальше, а ее, как мне показалось, вариант с верблюдом вполне устроил. Нереальность такой реакции натолкнула на мысль, что Алиса, возможно, неправильно меня поняла. Хотя как можно неправильно понять всем известную с детства поговорку? Только в одном случае это возможно: если говоришь с человеком, который рос обособленно, со сверстниками не общался. А то и вовсе жил в другой стране. Хотя нет, в последнем случае у Алисы был бы иностранный акцент, а им и не пахло.

Однако временно я решил об этом не думать, поскольку хватало других нерешенных проблем. Перво-наперво — как выкрутиться из создавшейся ситуации. На мне не было ни наручников, ни каких-то других видимых и ощутимых пут, но как раз это меня и беспокоило больше всего. Я был далек от мысли, что Алиса полагается только на мою слабость, вызванную воздействием транквилизатора. Наверняка у нее в рукаве рыжей шубки имелся некий козырь, гарантирующий ей безопасность от моего нападения. Я призадумался, что бы это могло быть, а затем понял — очков у меня на носу не оказалось. Все просто. Мало того, что она могла в любой момент использовать свою чудесную способность к невидимости, но наверняка только невидимостью ее способности не исчерпывались. В общем, я не горел желанием проверить, что случится, если я вдруг попробую наброситься на нее сзади и придушить. К тому же мое плачевное физическое состояние к этому никак не располагало.

— Что ты от меня вообще хочешь? — спросил я со вздохом, открывая глаза.

— Честно?

— Да.

— Честно сказать не могу. Пока. А вранье тебе вряд ли нужно. Лучше скажи, зачем ты во все это ввязался.

— Во что? — спросил я, хотя понимал, что она имеет в виду.

— Зачем ты принял от Кирилла его идиотский дар? Из жадности?

«Вот зараза, — подумал я. — Надо же так на больную мозоль...»

Я сам себе много раз пытался ответить на этот вопрос, но каждый раз оказывался в тупике. Действительно, зачем?

Катька говорила, что зло не может овладеть человеком без его внутреннего согласия. Она уверяла, что заключение договора с Сатаной имеет высшую юридическую силу вне зависимости от того, существует на самом деле Сатана или нет. Важно лишь то, что человек сам пожелал подписать этот договор. Причина не важна, но, по мнению Катьки, это всегда какой-то душевный изъян. И вот я хотел понять, какой же душевный изъян подтолкнул меня поставить свою подпись под приказом Кирилла. Жадность? Нет. А что тогда? Честно говоря, я просто хотел иметь средства, силы и власть для того, чтобы дать Катьке возможность петь на большой сцене, как она того хотела. А что получилось? Ничего хорошего. Отсюда можно сделать недвусмысленный вывод: каким бы благим ни был мотив для заключения договора со злом, ничего хорошего из этого получиться не может.

— Я хотел... — меня потянуло на откровенность. — Я хотел выбраться из проклятой нищеты, в которой вся наша страна погрязла по уши, начиная от последнего занюханного крестьянина и заканчивая подержанными депутатами Государственной думы.

Я увидел, как Алиса усмехнулась, глядя в зеркало заднего вида.

— И как? — с издевкой спросила она. — Получилось?

— Да. Но результат меня не устроил.

— Вот это я и заметила. Этим ты и отличаешься от Кирилла. Его результат устраивал вполне. Поэтому я тебя сразу и не убила. Я вообще убиваю редко. Это портит энергетику.

— Что? — Я поморщился. Такого мотива миролюбия мне еще слышать не приходилось.

— Что слышал. Если бы ты не попадал в сферу взаимодействия, я бы с тобой и говорить на эту тему не стала. Но ты ведь должен понимать, что перемещался туда не физически.

— Похоже, ты знаешь об этом больше меня, — невольно заинтересовался я. — Мне так доподлинно и не удалось понять, какая часть меня перемещается между сферами.

— Энергетическая, — ответила Алиса.

— Это я и так знаю! Но какая в человеке может быть энергия, кроме тепла, электричества и химии?

Она снова заливисто рассмеялась и пояснила:

— Все тела во Вселенной представляют собой лишь завихрения энергии или совокупность этих завихрений. Нет ничего в мире, кроме скорости и вращения. Все элементарные частицы — лишь вихри в бездонном океане энергии. Все, что мы видим, слышим и чувствуем, собирается вокруг изначальных энергетических скелетов, как бы налипает на них. Такой скелет есть у каждого кварка, протона, электрона и у других частиц, а их совокупность образует энергетические скелеты планет, звезд и предметов помельче.

— И у людей так же?

— Да, — кивнула Алиса. — С той лишь разницей, что человек способен в течение жизни самостоятельно регулировать состояние своего энергетического скелета. Усиливать его или ослаблять. Чем крепче энергетический скелет человека, тем в более плотную сферу попадет он после смерти.

— Это я знаю.

— От верблюда? — спросила она.

Я не ответил. Меня интересовало другое, поскольку в мою душу закралось нехорошее подозрение. Пока еще ни на чем не основанное, скорее интуитивное, но я должен был выяснить до конца. В общем, не до шуток.

— А от чего зависит изменение энергетического скелета в ту или другую сторону? — осторожно поинтересовался я.

— Да ладно... — отмахнулась Алиса. — Можно подумать, ты не знаешь.

— Откуда? — удивился я.

— Все люди знают это, точнее чувствуют.

— Не понимаю.

— Да хватит придуриваться! Ты что, о совести ничего никогда не слышал?

— Совесть-то тут при чем? — скривился я.

— Это как раз тот орган чувств, который регулирует действия, связанные с изменением энергетического скелета.

— Во как, — усмехнулся я. — А подробнее можно?

На самом деле ее ответ усилил мои недобрые предчувствия, но я пока не собирался это показывать.

— Да куда уж подробнее? Совесть есть у каждого человека, и она подсказывает, что нужно делать для укрепления энергетического скелета. Эти действия пробовали записывать в разных книгах, включая Библию, да только в этом не было ни малейшего смысла. Каждый человек чувствует, что убивать плохо, но можно, если защищаешься. Что воровать нельзя, что нельзя трахаться с кем попало. Запись этих простых и понятных каждому истин только ухудшала ситуацию, поскольку к списку добавлялись некоторые пункты чисто рекламного характера. А люди верили. Каждая религия к голосу совести приписывала всего два-три лишних пунктика, но именно эти пунктики приводили к войнам и огромным человеческим жертвам. Это никак не улучшало общую энергетику человечества.