Мои пригорки, ручейки. Воспоминания актрисы - Валентина Талызина

Жизнь у нашей съёмочной группы пошла наперекор Начались разводы. У Юры, у Петра Вельяминова, у Марка Осипьяна. И у меня.

Когда я приехала домой, муж объявил: «Всё, хватит!» У него появилась другая женщина – Татьяна. Разумом я понимала, что будущего у нас с Лёней нет. Но всё-таки просила его: «Подумай, может, не надо, у нас семья, у нас ребёнок». Я ведь дала себе слово, что обязательно сохраню отца для своего ребёнка… Безотцовщина – это ужасно. Но Лёня был непреклонен: «Нет, зачем врать друг другу?» Это было его решение.

Он уходил к женщине, а я оставалась с кооперативом, за который нужно было выплачивать, с мамой, Ксюшей и актёрской зарплатой. Я получала 134 рубля в театре, а 75 рублей платила за эту квартиру. И свекровь Фаина Васильевна сказала мне: «Ну, ты же не обидишь Лёню. Вы расходитесь, ну и отдай ему 20-метровую комнату в сталинском доме». Я подумала: Фаина Васильевна приходит учить Ксюшу играть на пианино, она всё-таки бабушка, а он всё-таки отец. Я не обидела Лёню, а могла бы сказать: он уходит – пусть уходит.

На съёмках «Иванов катер» на реке Унжа. Была жара…

Один раз я даже позвонила Татьяне: «Что ты делаешь? Ты разрушаешь семью, уводишь отца от ребёнка!» Она бросила трубку. Потом она сказала Лёне, что им надо расстаться. Это была её реакция на мою вспышку.

Потом они поженились и уехали в Мексику. Сначала пили вместе с утра до вечера. Поэтому, наверное, и родили больного ребёнка. Я не знаю, когда они перестали пить. Но Татьяне удалось остановиться самой и остановить Лёню.

Конечно, сняться в те годы в кино было большим везением. На самом деле сейчас всё то же самое. Ничего не изменилось. Хотя мало кто из моих коллег публично признаётся в том, что ждёт звонка с предложением сняться. Все любят порассуждать о том, как их заваливают сценариями, а они отказываются, отказываются, отказываются…

Что даёт нам кино? Известность, деньги, ощущение востребованности. Тебя замечают не только на сцене, но и на большом экране. Именно киноролям артисты обязаны своей славой. И в общем-то большинство знаменитых актёров с удовольствием снимаются.

Помню, как меня впервые пригласили на кинопробу. Фильм назывался «Водил поезда машинист». Это была история про русскую девушку Ольгу Ручьёву, которую угнали фашисты. Она работала стрелочницей на полустанке, а мимо проходили эшелоны с военнопленными. Ольга с помощью машиниста пыталась устроить побег.

В фильме сыграл Георгий Жжёнов. Он стал настоящим открытием. Это был его взлёт в профессии. Он поражал своей глубиной, своей сосредоточенностью.

Судьба Георгия Степановича полна драматизма. В 22 года он был арестован «за шпионаж», потому что случайно оказался в одном поезде с американским дипломатом. Жжёнов получил 17 лет лагерей. Он сидел на Магадане долго, а после освобождения служил в местном драматическом театре. Когда ему делали комплименты, он отшучивался: «Я там законсервировался!»

Картина снималась в Одессе. И меня пригласили на пробу, я впервые приехала в город у моря. Что сказать? Это было потрясающе. Я ходила по Одессе. Естественно, я таких городов раньше не видала. Это был 1959 год, первый год моей работы в Театре имени Моссовета. Мне всё нравилось: и платаны, и люди, и солнце, и море. Я была действительно счастлива, ощущая себя настоящей артисткой, приехавшей на пробы. Наконец-то это случилось со мной.

Так вышло, что пробу почему-то назначили на следующий день, и у меня образовалось «окно» – двадцать четыре часа свободы. Поэтому я отправилась гулять по городу.

Я шла по улице в праздничном настроении, мимо потрясающе красивой вокзальной площади, наполненной шумными одесситами и приезжими.

В тот раз на Привоз я не попала. Потом я много снималась в Одессе, и если мне надо было поднять настроение, отправлялась на Привоз, где всегда кипит жизнь и раздаются славные одесские шутки. Юмор там, конечно, особенный.

А тогда я просто впитывала запахи и впечатления приморского города. По дороге купила украинскую паляницу – с ароматной белоснежной мякотью и поджаристой корочкой. Хлеб мне был совершенно не нужен, но я не могла удержаться. Я положила эту паляницу в сумочку, без газетки, без всякого мешочка, просто так. А потом увидела женщину, которая торговала перезрелыми сливами, от которых плыл дурманящий запах. Подхожу: «Мне полкило…» Одесситка спрашивает: «А куда положить?» А у меня в сумке эта белая паляница, и другого места для слив нет. И женщина с ходу выдает: «Ну и что сейчас будет? У вас сейчас получатся вареники з вишней! Давайте я вам дам газетку, а лучше пергамент…»

Нагулявшись по городу, я пошла на пляж. Я впервые увидела море и совсем обалдела от этой синей воды в белых кружевах прибоя, от горячего, обжигающего ноги песка.

Наверное, по мне было сразу видно, что я приезжая. Я устроилась на пляже, но одна просидела недолго: какая-то компания пригласила меня играть в карты. Тогда это было принято на курортах. Приглашение поиграть – отличный повод для знакомства.

Я с радостью согласилась. Сидела, играла в карты, потом купалась и пребывала в полном восторге. Никому не сказала, что я артистка, никто не знал, что я приехала на кинопробу.

А остановилась я в гостинице от киностудии под названием «Куряж». Почему такое название? Бог весть. Это было одноэтажное общежитие: обыкновенные комнаты, коридорная система, удобства на этаже – ничего особенного.

Пока мы играли в карты, вдруг очень быстро – раз и стемнело, как это бывает только на юге. Солнце упало в море, и опустилась кромешная мгла. Я встала и заторопилась: «Ой, я пойду, пойду…» И около меня оказался одессит, я бы сказала – такой стопроцентный одессит. У него были вставные стальные зубы, чуть ли не передние. Так что он производил впечатление отнюдь не консерваторского мальчика. Он сказал: «Я тебя провожу». И вот мы идём по тёмной Одессе, и он предлагает где-то тут недалеко устроиться. Мне сделалось жутко.

Я очень мало пользовалась в жизни своей профессией. Но тут я попала в такой переплёт, что надо было срочно действовать. Эти стальные зубы, поблескивавшие в южной ночи, наводили на меня ужас. Я понимала, что страх лучше не выказывать, потому что это может спровоцировать агрессию. Безопаснее всего было притвориться, будто я согласна, и безмятежным голосом я предложила своему новому знакомому: «Мы сейчас дойдём до гостиницы, и тогда всё будет. Это ведь лучше, чем тут, в песке, неизвестно как…»

Между нами говоря, я ещё была девушкой. И он, дурачок, согласился. А когда мы подошли к гостинице, я сказала: «Ты знаешь, у меня завтра пробы, я артистка. Рано вставать, у меня должно быть лицо, я не могу позволить себе никаких приключений». Ну, не знаю, то ли я играла, то ли нет, но он понял, что всё дело обломилось. Таким был мой первый день в Одессе. Потом я много снималась в этом городе у моря.