Пятая жертва - Илья Рясной
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первые минуты, когда эти люди брали любую вещь или передвигали мебель, Валдаев кривился, как от зубной боли. Его вещи, многие из которых он любил, с которыми у него столько связано, историю которых он прекрасно помнил, которые оставили в его душе след, в руках этих людей превращались в обычные предметы, типа тех, что собраны в комиссионках. Оставалось только навесить инвентарные номерки, чтобы уютный, обжитый Валдаевым мир собственной квартиры пропитался до основания пыльным казенным духом. Это было вторжение не только в квартиру, но и в душу. Душа сперва болела, но вскоре болеть перестала. На Валдаева нашло глубокое, лишенное чувств одурение.
Бесконечный обыск все же завершился. Валдаев прочитал написанные корявым почерком слова: "Изъято: записная книжка синего цвета на 70 страницах, записная книжка в коричневой обложке на 96 страницах"... Изъяли кучу всякого мусора. И не нашли ничего.
И не могли ничего найти. Валдаев передернул плечами, когда представил, что было бы, если бы он не оттащил пакет с вещами Эллы к своему старому приятелю компьютерному психу, жившему через два дома. Тому было все в жизни до фонаря. Он как раз осваивал какую-то сверхновую программу и, нехотя отвлекшись от нее, кинул пакет на антресоли и сказал:
- Пусть лежит...
И наверняка тут же забыл и о пакете, и о Валдаеве...
Майор Кучер остался с носом.
- Поехали, - сказал он, кладя руку на плечо Валдаеву.
- Куда? - спросил тот.
- В место, где мы продолжим нашу захватывающую беседу
Валдаев протянул руки для наручников.
- Пока обойдемся, - улыбнулся майор.
Милицейская машина - расшатанный, раздолбанный "уазик" с обломанной ручкой двери - доставила в местный райотдел. В уже знакомом Валдаеву кабинете с висящей на стене схемой расстановки патрульных нарядов майор принялся за допрос.
Профессионализма у него с прошлого свидания не поубавилось. Выворачивал он наизнанку все так же умело.
"Тут не пройдет и пять минут,
Как душу вынут, изомнут,
Всю испоганят, изорвут,
Ужмут и прополощат",
всплыла у Валдаева в памяти песня Высоцкого.
- Валерий Васильевич, - наконец сказал майор Кучер. - Это же так просто. Вы признаетесь... Все равно вы уже сидите за "колючкой". А ведь стрельнуть могут... Облегчи душу-то, - вдруг проникновенно произнес он, придвигаясь. - Кровушка она же душу вниз тянет. Вад... Чем ты ударил свою подружку?
- Я ее не бил!
- Ну а если вспомнить?..
-Нет!
- Ну как же... Хорошая девушка была. Но хорошие девушки часто унижают мужчин. Что она сказала? Что ты ей не нужен? Что ни на что не годен? Что из жалости общается с тобой?
Валдаев поежился.
- И что ты самый никчемный мужик из тех, которых она знала, и в подметки не годишься тем, другим? - наседал майор. - Ярость... Аффект... Знаешь, аффект это ведь совсем другая статья. Там и условно могут дать, конечно, учитывая раскаяние. Так давай раскаивайся... Аффект был?
Может, такая манера ведения допроса и сработала бы. Очень артистично получилось у майора. Очень хорошо умел он это. И Валдаеву хотелось ему признаться во всем. Зарыдать на майорской груди... Вот только признаваться не в чем. Да и воспринимал Валдаев сейчас Кучера не как человека, а как очередную взбесившуюся механическую куклу И слова его отскакивали, как от брони.
Мурыжили Валдаева до девяти утра. Кучер передавал его своим помощникам. Те продолжали допрос - куда более грубо и топорно. И потом опять принимался задело старший.
- Почему вы вообще считаете, что она убита? Где тело? - наконец спросил Валдаев.
- А, - махнул рукой майор Кучер. - Хочу узнать об этом от вас.
- У вас нет тела. Значит, нет преступления,.- вдруг вспомнил Валдаев где-то читанную формулу.
- Грамотный, - устало произнес майор Кучер, которого ночь вымотала точно так же, как и допрашиваемого. - Но мы найдем труп. Обязательно найдем. И ты ответишь за все. Будешь головой об стенку биться, выть, что явку с повинной не написал. Жалеть будешь. А поздно уже... Все. Из Москвы не уезжать.
- Да куда я уеду?
- Мы будем присматривать. Учтите, - майор Кучер опять перешел на "вы" и стал подчеркнуто официален.
- Учту, - Валдаев встал. Качнулся. Голова закружилась. Он чуть не грохнулся в обморок. Но устоял. - До свидания...
* * *
Коробок подлетел и со стуком ударился о полированную поверхность. Ноль очков. Еще раз. Нужно щелчком подкидывать его так, чтобы он вращался в воздухе чуть вбок. Тогда больше шансов, что он упадет на ребро. А это уже пять очков. Щелк. Ноль очков... Щелк - десятка. Коробок встал "на голову".
Это старая игра - подбрасывание коробка. Щелк - коробок подлетел. Ноль очков. Щелк - ноль. Главное приноровиться.
Через полчаса у Валдаева начало получаться вполне сносно.
К десяти часам утра, добравшись из милиции до дома, Валдаев заварил себе крепкий кофе. Сна не было ни в одном глазу - даром что провел бессонную ночь. Голова была пустая и гулкая, как алюминиевое ведро. И в ней мутно плескался страх. Страх стал вечным спутником.
Выпив кофе, он уселся в кресло рядом с журнальным столиком. На нем лежал коробок спичек. И тогда вспомнилась эта дурацкая игра. Она затянула своей бездумностью. Она отвлекала. Валдаев попадал в какой-то бессмысленный пустой ритм... Щелк - ноль очков. Щелк - пять... Он добросовестно считал очки. Двадцать... Тридцать. Сорок пять...
В очередной раз подбросил коробок. Посмотрел на часы. И равнодушно отметил, что провел за этим занятием полтора часа.
Времени было не жалко. Время же его не жалело, почему он должен был жалеть время?
Эта мысль ему показалась забавной. И он засмеялся. Смех получился жестяной. Отстраненный.
Он сжал коробок в руке, с удовлетворением ощущая, как ломаются в нем спички. Откинулся в кресле. Потом встал. Зашторил окна. Портьеры были тяжелые, и в комнате стало почти темно. Включил лампу с вращающимся ворохом световодных нитей. И занял себя наблюдением за ней еще на полчаса. Круговое движение светящихся нитей завораживало еще похлеще крутящегося в воздухе и шлепающегося на стол спичечного коробка.
Еще час убит. Никуда не надо спешить. Ничего не надо делать.
- Безработный, бесполезный, безнадежный, - вслух процитировал он самого себя. Да еще, как говорят уголовники, мокрая статья ломится.
Последнюю мысль он попытался задвинуть подальше. Он подумал, что готов просидеть так целую вечность.
Устроить бы каменную стену между собой и окружающим миром высотой в километр. Валдаеву не раз приходила в голову мысль, что лучше всего ему было бы жить в подземном бункере. Чтобы ничего не слышать, никого не видеть. Чтобы дотуда не доносились городские звуки - бесконечного звона, грохота и лязга Чтобы не мучил ноздри запах бензина. И чтобы не было людей, чтобы они не задевали его походя локтями. Ему хотелось забиться в темный угол. Он боялся этого зубастого мира. Ему хотелось эмигрировать из него. Как здорово иметь подземный благоустроенный бункер. Лишь бы было электричество и запасы продовольствия.
Телефон зазвонил, как всегда, неожиданно. Первым побуждением у Валдаева было размолотить его об стену. Но выработанные рефлексы сильнее сиюминутных желаний.
Он схватил трубку.
- Я вас слушаю.
- Думаешь, умнее всех оказался, если менты тебя отпустили? - послышался женский голос.
- Это кто? - спросил Валдаев.
- Не узнаешь?
- Вы - Роза. Та рыжая нахалка, которая ворвалась в мою квартиру.
- Та самая.
- Давайте поговорим спокойно. Элла исчезла. Но почему вы... - Валдаев запнулся, прикинув, что это звучит глупо - она ему тыкает, а он строит из себя невесть чего. - Почему ты думаешь, что я имею к этому какое-то отношение?
- Она пошла к тебе... - Девушка запнулась. - Я не знаю... Она говорила, что ты маньяк. Не отдаешь отчета, что делаешь. И в постели на тебя иногда такое находит. Что ты ее чуть не придушил... И что одна подружка у тебя плохо кончила.
- Я не убивал ни Эллу, ни мою, как ты выразилась, подружку, - вздохнул обреченно Валдаев. - Не убивал, понимаешь. Я никого не могу убить. Для меня муху проблема обидеть, не то что человека убить.
- Может, муху и не обидел... Только ты псих! Псих! И не думай, что все кончилось, маньяк чертов! Все только начинается!.. Я бы таких, как ты, убивала.
- Значит, это ты маньячка, девочка. Ты... И оставь меня в покое. Или я на тебя в суд подам.
- А... - Роза запнулась, не найдя что ответить, и бросила трубку.
Валдаев отодвинул от себя телефон.
- Гадина, - произнес он глухо. - Все гады! Все... Он поднялся с кресла. Оделся. Вышел из квартиры. Улица закрутила его. Он не знал, куда идет. Проехался несколько остановок на троллейбусе. На метро. Вышел. Прошелся. Опять нырнул в метро.
Как-то видел он фильм. Показывали сильно убыстренную съемку движения толпы в метро. Скорость стирала индивидуальности. И было наглядно видно, что люди это просто упорядочение двигающиеся частички живущего по своим законам механизма. Кто поверит, что каждый из них - человек со свободой воли? И вообще, где они, люди со свободой воли? Может, нет их вовсе в природе.