Стратегии выдающихся личностей - Валентин Бадрак

Б. Реакция на разные виды фрустраций – наиболее распространенный путь к идее

Нервные потрясения и ужасающие стрессы детского периода, которые приводят к продолжительным переживаниям, бегству в виртуальный мир размышлений, поиску альтернативных путей привлечения внимания, – все это может быть отнесено к рефлексии на фрустрацию раннего периода взросления. Идеи у ряда людей попросту вырастали из первичной реакции на возникшие в жизни препятствия. Часто в случаях, о которых пойдет речь ниже, стрессы заставляли по-новому взглянуть на жизнь, вынуждали приобщаться к миру достижений. Испытания нередко означали не столько появление какой-то ясной цели, сколько неосознанное стремление к чему-то большому, выдающемуся, великому. Под воздействием знаковых событий люди как бы проходили через психологический катарсис, совершали внутренние превращения пробуждающейся личности, формировали новое видение достижений. Вулкан снаружи порождал крупные сдвиги внутри человеческой натуры, и сокрушительные толчки вызывали из глубины внутренний вулкан. Сам человек, прошедший сложные испытания и в итоге не сломавшийся, приобретает черты принадлежности к особой разновидности людей – вулканической породы. Всякая фрустрация требует немедленного решения, безотлагательного ответа. Поэтому закалка фрустрацией учит реагировать на изменения ситуации почти мгновенно, решительно, с избыточным упорством. И такое удивительное растяжение часто открывает новые, до того неведомые и фантастически плодотворные поля для возделывания идей. Тут есть некое сходство с рефлексией гимнаста: отточенная гибкость, тренированность вестибулярного аппарата позволяет ему использовать преимущества подготовленного тела далеко не только в гимнастическом зале. И когда спортсмен совершает то, что иному представляется выходом за рамки возможного, он выполняет это не задумываясь. Просто он знает, что это ему под силу, он проверял не раз.

В отношении великих людей прошлого существует огромное множество иллюстраций, когда именно конструктивная реакция при преодолении преград привела к идее, пожизненной миссии. Леонардо да Винчи испытал отречение отца в детском возрасте, следствием чего стали тяжелые переживания о себе как о бастарде, второсортном человеке, отмеченном к тому же соответствующими физиологическими признаками (левша). Искания, которые, возможно, включали далеко не только рисование, увенчались успехом тогда, когда именно рисование заметил отец, чьей любви он так упорно добивался. Когда же мальчика попросили сделать настенную декорацию для соседей-охотников, он обрел новое мировоззрение, по-иному стал воспринимать окружающих – он получил путь к значимости. Отсюда проистекает феноменальная внимательность Леонардо в наблюдении за природой и его потрясающая работоспособность. Шаг за шагом он продвигался вперед, пока не достиг таких неоспоримых результатов, что не развивать способность рисовать стало просто невозможно. Фрустрация, таким образом, оказалась прямым стимулом к профессиональному росту. Тут остается добавить, что, к неудовольствию Леонардо и, как кажется, на его счастье, в течение почти всей жизни он сталкивался с конкуренцией – от мастерской Андреа Верроккьо до непримиримого и порой даже злобного Микеланджело. Вследствие этого он всегда находился под влиянием микрострессов, вынуждавших к творческому полету, поиску новых и новых форм, заботе о долгожительстве своих произведений, то есть, к неустанной борьбе – теперь уже за мировое признание, за место в искусстве.

Писатель Максим Горький (Алексей Пешков) прошел через похожие испытания. Сначала смерть отца от холеры, когда Алеше было только четыре. Едва не унесенный эпидемией вместе с отцом, он вынес раннее понимание того, что алчная смерть постоянно бродит где-то рядом: трое детей умерло до него и еще один младенец после. Выживший на удивление всем, он испытывал и растущее отчуждение матери с ее примитивными бабскими устремлениями, и постоянные истязания полоумного деда, в дом которого вернулась овдовевшая мать. Притесняемый и отброшенный, будто непригодный для употребления предмет, он вынужден был бороться за каждый сантиметр личного пространства: в школе, где над ним смеялись; дома, где избивали дед и мать. Посреди этой клоаки появился отчим, со степенной методичностью садиста бивший до беспамятства мать; однажды мальчик с ножом бросился ее защищать. Была дикая, вопиющая нищета, гнавшая его рыться в отбросах, публичное унижение в своем микросоциуме. Было и приобщение к воровству. В этом кровоточащем хаотическом мире его спасли любовь бабушки и книги. Ради «Священной истории» и сказок Андерсена Алексей пошел даже на рискованный шаг – воровство денег у матери. Когда ему было одиннадцать, после очередного рукоприкладства мать неожиданно скончалась, суровый дед отправил мальчишку «в люди» – пройти тест на выживаемость. «Свинцовые мерзости дикой русской жизни», «немая, рыбья жизнь» вокруг не только не убили в нем желания выжить, но развили неуклонно растущее стремление произвести на свет достойную личность. Он не знал как, но все больше читал и раздумывал над происходящим. Душевное одиночество довело его до попытки самоубийства, но от абсолютного дна жизни он постарался оттолкнуться путем оформления контуров самовыражения. Из хорошего в своей горемычной жизни Пешков знал только книги; все остальное было сплошным покровом грязи и откровенного оскала жизни, скотства. Поэтому никакой другой идеи, кроме как писать, у него не возникало. «Писать – значило для него бить демонов и превозносить ангелов», – объясняет глубинный мотив Анри Труайя, один из биографов Максима Горького. Так или иначе, но очень часто идея активно действовать вытекает из острой, непреложной необходимости, сделать выбор между окончательным падением, забвением и изменением своей жизни, претензией на победу.

Сальвадор Дали, Винсент Ван Гог и Никола Тесла видели смерть старших братьев. Причем художники имели братьев с такими же именами, что наполняло их мрачными предчувствиями. Навязанное родителями мрачное представление о происходящем, фактически организованное состязание с мертвыми вывернули их психику наизнанку. Ранние переживания были свойственны и Александру Пушкину, у которого умер шести лет от роду брат Николай.

Чтобы ближе познакомиться с действием этого вида фрустрации, попробуем окунуться в переживания Никола Теслы. После смерти одаренного брата и последующей идеализации умершего, а также после своих болезней, от которых веяло приторным запахом свежевырытой могилы, Тесла долгое время находился в шоковом состоянии, близком к сомнамбулическому. Стрессы сделали из него явного интроверта, но в то же время стали свидетельствами исключительности. Ведь он же не умер, значит, ему суждено стать гением! Эта вера доводила его до исступления, до сумасшествия. Когда же появились первые результативные опыты, остановить этого одержимого человека стало немыслимо. Глубокая интроверсия дополнилась основательными книжными знаниями, которые с юного возраста Тесла поглощал гигантскими объемами – он развил редкое качество обходиться без сна небывало долгое время. С того самого дня, как он «стал героем дня», исправив помповый насос во время городского праздника, ничто не тревожило его так сильно, как возможность блистать, предстать великим человеком. Жажда повторения этого ощущения, подстегиваемая ранней верой в великую миссию, давала ему силы без устали мастерить, размышлять, читать, создавать. По его же утверждению, он мог не спать ночами и не чувствовать усталости (изобретатель оставлял на сон только четыре, а иногда и три часа). Чрезвычайная, не вписывающаяся в привычные нормы впечатлительность порождала в его голове бесчисленные проекты. Причем он как бы видел выпуклые, трехмерные изображения всего, о чем думал, включая и детали. Скорее всего, это следствие полного ухода в мир витавших в его голове идей. Несмотря на то что многие из них были абсолютно нереальными и неосуществимыми, Тесла смотрел на них глазами истого механика и инженера, отметая мысли о ресурсах и объемах работ. Например, он еще в детские годы предусмотрел получение энергии из Ниагарского водопада. Его назвали провидцем те, кто рассматривал отдельные реализованные решения, вырывая их из контекста его размышлений. Но реализованные идеи – результат естественной абсорбции, отвержения громадного количества непригодных для практического внедрения. Между тем фантастические проекты говорят о необычайно высокой планке целей или, вернее, об отсутствии этой планки. Чего только стоит его идея строительства кольца вокруг Земли – по ее экватору. Или намерение проложить под океаном тоннель между США и Европой – для пересылки под давлением воды контейнеров с почтой. Главное в первичной мотивации непрерывного новаторского мышления Никола Теслы – это необходимость постоянно генерировать подтверждения своей исключительности и необычности. Хотя не исключено, что вследствие пережитых потрясений ему было доступно нечто, что обычно относят к загадкам медиумов. Но в целом его забавные многочисленные причуды – от микробофобии до безумной любви к голубям – свидетельство жизни в замкнутом, воображаемом мире. Этот мир лишен практичности, зато снабжает предприимчивых дельцов уникальными технологиями. Тесла держал в голове чертеж каждого своего изобретения, любой новинки, включая программу и последовательность конструирования. Но это опять говорит в пользу совмещения двух развитых размышлениями способностей: объемного видения картин и сосредоточенностью постоянно резвящейся мысли. Тесла – это символ человеческой одержимости, что хорошо видно на фото с экспериментальной станции в Колорадо-Спрингс. Там ученый с подчеркнуто невозмутимым видом читает на фоне устрашающих вспышек созданного им трансформатора, который производит двенадцать миллионов вольт с частотой сто тысяч колебаний в секунду (электричество на таких частотах не повреждает живые ткани). Это фото – знак его превосходства над остальным миром; этому доказательству, как и приходу в мир с великой миссией, была посвящена вся его жизнь.