Мы вместе были в бою - Юрий Смолич

— Это высохшие озера, — сказала девушка на вопросительный взгляд Стахурского. — Они еще не совсем пересохли. Видите, посредине блестит вода.

Вода в центре озер казалась черной, как смола.

— Тут еще встретятся заросли саксаула, а потом только пески до самой Чу, и дальше уже Бет-Пак-Дала. Там нет ни отар, ни табунов, и на протяжении тысячи километров вы не встретите юрты — до Балхаша на восток и Джезказгана на запад.

Непривычно звучали для Стахурского эти названия. Он прошел пешком пол-Европы и слышал немало языков и наречий: и звучную славянскую речь, и гортанный говор немцев, но он еще ни разу не слышал громко произнесенных казахских слов. Он много стран видел за свою военную жизнь, но ему никогда не приходилось бывать в Средней Азии. И особое удовольствие доставляло сознание, что он летит над необъятными просторами нового для него, но тоже родного края. Он испытывал радость в дни войны, когда летал над землей, отвоеванной у противника. Но это была радость победы. А сейчас он переживал спокойную радость встречи с родной страной. И хотя он летел над песками пустыни, они были милее сердцу, чем цветущие долины чужой стороны…

Девушка неожиданно прервала его раздумья:

— Вы уже читали о новых ирригационных системах и росте посевных площадей в Казахстане? Все это находится в непосредственной связи с проблемой Чуйского моря.

— Чуйского? Я что-то не слыхал. Разве есть такое море?

Девушка засмеялась, но тут же прервала смех и неторопливо объяснила:

— Сперва появляется объект, а потом уже слово, как название этого объекта. Так нас учили в школе. Но это было давно. Теперь у нас все по-иному: слова рождаются раньше предметов. Чуйского моря еще нет на земле, но его название уже существует. Море будет немного позднее. Мы летим над его будущими берегами.

Стахурский был смущен — он никогда не слышал об этом море ни в прошлом, ни в будущем.

Девушка заметила его смущение и поспешила прийти на помощь.

— Об этом море ничего не написано в учебниках географии. Оно известно только геологам и географам. Его строит профессор Яковлев.

— Это звучит странно — строить море…

Они говорили очень громко, точно спорили, чтобы преодолеть гул мотора. Девушка с увлечением продолжала:

— Река Чу вытекает из ледников Ала-Тау. Но ледниковые воды текут не только по руслу Чу, а по всей низменности, по земле и под землей, просачиваясь сквозь песчаные слои. На западе они выходят на поверхность после весеннего паводка, и их накапливается столько, что они затопляют на десятки километров западную окраину Бет-Пак-Далы. Эти воды надо задержать, не позволить им теряться в песках, — вот вам и море.

— Озеро?

— Ну, озеро! Мы привыкли романтически именовать это морем.

— Да… Но ведь придется построить гигантскую дамбу, чтобы задержать такую массу воды.

— Ничего подобного! — горячо возразила девушка. — В низовьях Чу, разделяя ее на три части, поднимаются гребни подземного каменного хребта. Он преграждает водам подземные пути, оттого они и выходят на поверхность, а на поверхности этот каменный пояс окружает огромную котловину площадью в тысячу квадратных километров. Надо будет возвести только две небольшие дамбы в полтораста и двести метров, чтобы закрыть два узких прохода в горной цепи, — и дно моря готово.

Стахурский глядел на вспыхнувшее от возбуждения лицо девушки, и в груди его нарастало волнение. Рассказ о будущем море действительно был волнующим, но его волнение увеличивалось еще от того, что девушка чем-то напоминала ему Марию. Ведь через несколько часов и Мария с такой же горячностью будет ему рассказывать о своих странствиях в пустыне и открытиях экспедиции, с такой же страстью нарисует лучезарные перспективы расцвета ныне мертвой пустыни Бет-Пак-Дала. И в словах не умолкавшей спутницы он слышал голос Марии:

— Воды этого моря оросят пятьдесят тысяч гектаров пустыни, на которых зацветут нивы, плантаций, сады и виноградники. Вокруг на сотни километров зазеленеют пастбища, такие, как под Джамбулом. Геологи наступают целыми отрядами на будущий водоем со всех сторон и уже зашли ему в тыл — под землей. Река Чу взята в кольцо, и ей уже не вырваться из окружения! — Девушка снова засмеялась. Взгляд ее скользнул по орденским ленточкам на груди Стахурского, — она говорила словами, понятными ветерану войны. Она говорила словами Марии.

— А вы геолог? — спросил Стахурский.

— Нет.

— Но работаете в георазведке?

Девушка сказала смеясь:

— Теперь вы будете гадать. Нет, я комсорг на шахтах.

— Но вы так хорошо информированы во всех геологических проблемах!

— Мне приходится делать доклады о пятилетке на собраниях молодежи и в пионерских отрядах. Только не подумайте, что я репетировала свой будущий доклад. Я просто увлеклась, и если утомила вас своей болтовней, простите…

— Я вам очень благодарен, — сказал Стахурский. — Было так интересно слушать вас. А ваше увлечение мне вполне понятно. Так бывает и с нами, бывшими фронтовиками: не заметишь, как увлечешься и при первом же знакомстве начнешь рассказывать о какой-нибудь военной операции, в которой приходилось участвовать.

Девушка погрустнела:

— А я так и не побывала на войне. В годы войны была еще слишком мала, и теперь вот неловко: все окружающие воевали, а я — нет.

— Ну, вы еще свое отвоюете, — утешил ее Стахурский.

— Вы думаете, скоро опять будет война?

— Не знаю… Мы делаем все, чтобы ее не было. Но я имел в виду другое…

— А вся эта атомная дипломатия в Америке? — перебила его девушка. — Я выбиваю двадцать из двадцати пяти возможных.

Стахурский усмехнулся.

— Почему вы смеетесь? — обиделась девушка.

Но она сразу же заговорила с прежним дружелюбием:

— Ну скажите мне… Вот вы воевали и, видимо очень хорошо… — Она кивнула на орденские ленточки Стахурского. — Скажите же мне: какие качества нужны, чтобы стать хорошим солдатом? Я понимаю: когда все идут в наступление, идешь и ты, рядом с боевыми товарищами ты смел и отважен. А вот если останешься один лицом к лицу с врагом? Что тогда нужно, чтобы с честью выполнить воинский долг?

— Чтобы быть хорошим солдатом?

— Ну да.

Стахурский задумался. Был ли он хорошим солдатом? Кто из его боевых друзей был хорошим солдатом? Стояли насмерть. Умирали в боях. Стремительно наступали и совершили победоносный марш по Европе. Как это произошло? Что необходимо для этого?

Он глядел на спутницу и снова видел Марию. Была ли Мария хорошим солдатом, когда ей приходилось оставаться одной в бою, в разведке, на диверсии? Под Малышевом, когда отряд отходил, она осталась с группой прикрытия — все бойцы группы пали в бою, и она одна, не отходя от пулемета, прикрывала отступление, пока последний партизан не перешел на противоположный берег реки. Десятки раз она ходила в разведку одна в тыл врага. В Мукачеве сожгла четырнадцать цистерн… Как она стала хорошим солдатом?

Стахурский раздумчиво сказал:

— Я думаю, для того, чтобы выиграть бой одному, надо готовиться к бою вместе со всеми. Один побеждает, если воюет не один.

Девушка внимательно выслушала и ничего не сказала. Она задумчиво глядела в окно. Бесконечные пески тянулись под крылом самолета до самого горизонта. Пустыня теперь была так однообразна, что казалось, самолет повис в воздухе и стоит на одном месте. На ослепительно синем, точно твердом небосводе ни единого облачка. Вокруг раскинулся простор, но ощущения простора не было. Неужели они на самом деле летят над дном будущего озера, которое сотворят люди? Знойное солнце согреет эти благодатные воды, и в глубине их зародится жизнь — появятся водоросли, к ним прилепятся черепашки, поплывут рыбы, птичьи стаи зашумят в прибрежных камышах, а вокруг в зеленых степях поднимутся буйные травы и кудрявые сады, на пастбищах круглый год будут пастись отары тонкорунных овец, табуны сильных степных коней, стада тучных коров. И будут сюда прилетать на зимовку птицы из северных стран… Так сотворение нового мира произойдет не в течение тысячелетий, а в считанные дни, волей и руками большевиков.

— Вы из Сталинграда? — спросил Стахурский.

— Да, — ответила девушка. — Отца эвакуировали сюда в сорок втором году. Он инженер. И во время эвакуации работал тут, на строительстве. Я тогда училась в седьмом классе. Мы приехали в такую же пустыню, как эта, строительство только начиналось, рабочие жили в палатках и юртах. Но через полгода первая шахта была готова. Теперь у нас там обогатительная фабрика, электростанция, рабочий поселок, пруд, парк культуры и отдыха и даже оранжерея. Все это возникло у меня на глазах, и я теперь чувствую себя там совсем как дома.

— И не тянет вас в Сталинград, домой?

— Ах! Я уж привыкла, что домой — это на наши копи. Знаете, может, это и хорошо, что я девочкой еще попала сюда, в эти просторы. Здесь появляется какое-то особенное ощущение родной страны. Будто весь мир принадлежит именно тебе. Волга, Сталинград, Москва — это же совсем не так далеко отсюда. Сел и полетел! Зато они отсюда кажутся еще значительнее. И потом: разве не всюду наша родина? Разве не те же чувства волнуют советских людей на берегах Тихого океана или в Карпатах?