Счастье где-то рядом - Элен Алекс

Я улыбнулась.

— С их присутствием в моей жизни у меня уже сбылось две мечты, — сказала я.

— Какие же?

— Я поняла, в чем мое призвание, и сыграла главную роль в спектакле.

— И как тебе эта роль? — улыбнулась бабушка Урсула.

— Это было так захватывающе и необычно! Если бы я знала, на что иду, я бы ни за что туда не пришла.

— Значит, они все сделали правильно? — сказала бабушка Урсула.

— Значит, они все сделали правильно, — улыбнулась я.

— А что у вас с ним происходит? — сказала бабушка Урсула.

— С кем? — глупо спросила я.

— С тем, чье имя ты так и не решилась до сих пор произнести.

Я растерялась. Как я могла рассказать ей эту историю? Разве ее можно было поместить в слова? Как описать сладкий дождь, запотевшее стекло, пение птиц и боль во взгляде?

— Все случилось так неожиданно, — сказала я.

— Все так и бывает, — понимающе кивнула бабушка Урсула.

— Да, я знаю, — сказала я.

— Тебе очень нравится этот человек? — спросила она.

— Я не знаю, — сказала я.

— Как это ты не знаешь? — не поняла бабушка Урсула.

— Меня просто немного бьет током, когда он рядом, — сказала я. А потом подумала и добавила: — И даже когда его нет рядом. Но я еще даже толком-то и лица его не видела.

— Как это ты еще толком его лица не видела?

— Он все время играет какую-то роль. Он все время что-то придумывает.

— Он что, в маске с тобой встречается?

— О, у него столько подручных материалов, — сказала я, — ты мне не поверишь.

— Почему же, душа моя, я поверю тебе, — сказала бабушка Урсула. — Но, может, еще просто не пришло время, чтобы он открыл тебе свое лицо?

20

Надо ли говорить, что следующие дни я летала как на крыльях? В моей жизни был человек. Еле ощутимый, почти неуловимый, немножечко волшебный, в чем-то нереальный и точно — не такой, как все.

Я чувствовала его во всем. В легком утреннем тумане, свете незнакомой звезды, сладких каплях дождя. Я чувствовала его в листве деревьев, в пении птиц, в солнечных лучах, в томном свете луны по ночам, в легком утреннем ветерке и в тонком запахе незнакомого одеколона.

Я чувствовала его, когда засыпала и просыпалась, когда ехала на своей машине на работу в редакцию, когда Джессика рассказывала мне в баре полную ерунду, когда миссис Ланг говорила мне, чтобы я наконец проснулась, и даже когда Марк Тоснан виновато звонил и спрашивал, на месте ли наша квартира.

Легкое счастье, оттого что этот человек просто есть на этой земле, наполняло меня тонким и неведомым чувством. Отныне я видела мир в другом свете. Весь мир теперь был — в легких красках радуги, в терпком запахе медового нектара, в маленьких капельках ночного тумана, в горячих солнечных лучах.

Нет, все эти радости жизни я и так ощущала всегда, и необработанные алмазы счастья земного существования и раньше постоянно встречались на моем пути. Но просто сейчас все это было окутано неким ореолом присутствия одного человека. Его присутствия где-то совсем близко-близко — только руку протяни.

Мама удивлялась мне по вечерам, когда я, напевая веселые песенки, продолжала питаться всухомятку. Джессика сосредоточенно наблюдала за моим настроением в обеденный перерыв в баре, когда я соглашалась со всеми ее несуразными заявлениями. А на работе народ отметил, что я уже не вздыхаю от большого количества ошибок в приходящих сообщениях.

На семейном ужине тетя Аманда и дядя Джон сказали мне, что я совсем выросла, и даже папа удивленно оторвался от газеты и тоже попытался оценить это обстоятельство. Словом, что-то во мне изменилось, и каждый из моего окружения это ясно видел.

Бабушка Урсула во время нашего последнего разговора сказала, что она за меня спокойна.

— Почему ты за меня спокойна? — удивилась я.

Я тут себе уже довольно давно места не нахожу, а она, видите ли, спокойна.

— Он такой человек, который просто не способен придумать что-то плохое, — сказала бабушка Урсула. — Он тонко чувствующий и ранимый, талантливый и наблюдательный, серьезный и озорной. В нем есть все прекрасные черты, которые были в его отце. Так что я за тебя спокойна, душа моя.

О да, я тоже давно заметила все эти черты. Так режиссировать наши встречи, чтобы я при этом шла за ним как по ниточке, куда бы он меня ни повел, и ни разу не упала и не сбилась с пути.

Это мог сделать только тонкий, наблюдательный и глубокий человек. Человек, который знал, что он хочет, и который угадывал желания, надежды и мечты другого человека.

Словом, все в моей жизни в общем-то было хорошо. Но тем не менее временами мне хотелось плакать.

Оттого что я не знала, что будет дальше, и не могла даже предположить, что еще произойдет. Я не могла угадать, куда я пойду в следующий раз, что я там встречу и что произойдет за новым поворотом.

Как-то неожиданно в связи с произошедшими в моей жизни в последнее время событиями я лишилась некоего внутреннего стержня. Отныне мне непременно хотелось на кого-то опереться. И спросить совета, как жить дальше и как найти единственно верную дорогу.

Но никто мне ничего не отвечал. Прошло уже несколько дней после нашей последней таинственной встречи, а он не подавал никаких знаков. Никаких намеков. Головокружительных, утонченных и понятных только мне одной.

Неких сигналов, что он тоже не может без меня. Что ему непременно нужно увидеть, почувствовать, в очередной раз свести меня с ума, а потом сделать вид, что все это случайно, ненароком.

И только я одна пойму, что все это было очень точно продумано, выверено, прочувствовано и наметано белыми нитками некоего таинственного чувства. Чувства, что я тоже нужна. Невыносимо, безотлагательно необходима.

Но жизнь моя текла своим чередом, день перетекал в другой день, заканчивалась рабочая неделя. А в моей жизни ничего неординарного не происходило.

Я не могла сама пойти в театр. Как я могла на это решиться? У меня не было никакого повода отправиться туда и сделать вид, что я пришла не по своей воле и сама я прекрасно могу без этого жить.

И я жила дальше без этого.

Весь уик-энд мои двоюродные братья Чарльз и Джеймс вили из меня веревки, заставляли делать луки и стрелы из веток деревьев, а потом спасаться от невидимых врагов в густой траве на заднем дворе дома бабушки Урсулы. Тетя Аманда учила меня нотной грамоте, а дядя Джон — резаться в покер.

Словом, я неплохо проводила время с самыми близкими мне людьми. Мне было весело, комфортно, я купалась в их любви и сама посылала им свою любовь.

Но временами мне хотелось отойти в сторонку и дотронуться пальцем до запотевшего стекла. И написать там одно имя, которое я все еще боялась произнести.