Донал Грант - Джордж Макдональд

— Тут я с вами согласен, — откликнулся мистер Грэм. — Правда, здесь нам тоже бывает несладко. Хорошо хоть в доме тепло.

— Мы пастухи и этим не всегда можем похвалиться, — засмеялся Донал.

Впоследствии мистер Грэм говорил, что ещё ни разу не чувствовал такой внезапной приязни ни к одному человеку. Одной из самых привлекательных особенностей и привычек Донала было то, что он никогда не выставлял себя кем — то иным, кроме обыкновенного деревенского пастуха, каким он родился и вырос. Отчасти он вёл себя так, потому что гордился отцом и матерью, отчасти — из — за врождённого достоинства, отчасти — из — за своей веры. Для него история жизни Христа была главной и подлинной реальностью, и он радовался, зная, что по рождению принадлежит почти к тем же самым кругам общества, что и Господин его судьбы и устремлений. И если можно дать высокой страсти обычное, земное имя, Донал стремился к той свободе, которая с самого начала была дана ему в наследие и обрести которую можно было лишь послушанием Господним словам. Перед лицом этого стремления всякое притворство убегало, как тени бегут прочь от света, и потому Донал целиком и полностью был настоящим джентльменом. Что с того, что сюртук его не был сшит по последней моде? Что с того, что в нём не было привычки к тому, что называется «светским обществом»? Он был выше всего этого. Он желал лишь научиться вести себя так, как ведут себя в «горней стране», где манеры существуют лишь потому, что они есть на самом деле и выражают внутреннее существо самого человека. Он не помышлял о том, каким его видят окружающие. Он был вежлив и тактичен, неизменно старался помочь другим, в разговоре прежде всего стремился увидеть, в чём он может согласиться с говорящим, а если и возражал, то кротким и примирительным тоном — кроме, пожалуй, тех случаев, когда в его присутствии говорили какую — нибудь особенно вопиющую несправедливость. Пожалуй, ни в светском кругу, ни вне его не нашлось бы ни одного по — настоящему воспитанного человека, который не согласился бы, что с Доналом Грантом не стыдно появиться в любом обществе. Мистер Грэм окинул оценивающим взглядом его высокую, широкоплечую фигуру, чуть сутуловатую от постоянных размышлений и недостатка физических упражнений, но готовую распрямиться в ответ на малейшее внутреннее движение, и подумал: «Да, это человек необычный!»

Они медленно двинулись вдоль аллеи, мистер Грэм верхом, Донал рядом, беседуя как люди, которые не прочь познакомиться друг с другом поближе.

— Я смотрю, по этой аллее уже почти никто не ездит, — заметил Донал.

— Да, она своё отжила. Замок тоже какое — то время стоял совсем пустой. Тогда у графской семьи денег было маловато, и все они жили в том самом доме, где сейчас живём мы. По мне так у нас гораздо удобнее.

— Должно быть, ваш дом тоже очень старый и большой, если к нему проложили такую огромную аллею!

— Ну, буки — то посадили вовсе не за этим, они все намного старше. То ли раньше здесь был лес, и остальные деревья просто срубили, то ли на месте нашего дома раньше стоял другой, гораздо более древний. Честно говоря, я сам склоняюсь к последней мысли, особенно если взглянуть на сад и на расположение нашего дома и других построек.

— Я его ещё не видел, — признался Донал.

— Так вы ещё не всё здесь осмотрели? — удивился мистер Грэм.

— Знаете, наверное, я был так занят своим учеником, что пока не удосужился хорошенько осмотреться и никуда особенно не ходил. Разве что спускался в город, навестить Эндрю Комена, сапожника.

— А, значит, вы с ним знакомы! Я слышал, он человек замечательный. Заезжал к нам как — то проповедник, по — моему из Глазго, не помню, как зовут. Эндрю так его поразил, что тот принял его чуть ли не за пророка! В нём, говорит, выжили и возродились древние мистики. Хотя мне лично крайности не по вкусу.

— Но, может быть, то, что со стороны кажется вам крайностью, выглядит совсем иначе, когда узнаёшь это изнутри, — сказал Донал тоном человека, мирно высказывающего своё предположение.

— Тем больше оснований держаться от всего этого подальше! Если одно приближение к таким вещам уже вызывает к ним любовь, то чем они от меня дальше, тем лучше.

— Но разве такая осторожность не помешает вам по — настоящему увидеть мир? Ведь по чужим рассказам ничего как следует не узнаешь!

— Это, конечно, так. Только ведь в мире не оберёшься глупостей и чепухи!

— Да, но многое кажется нам глупым лишь потому, что мы ничего о нём не знаем, хотя и полагаем себя людьми вполне осведомлёнными. Разве можно понять, как выглядит стул, если видишь только его тень? И разве можно узнать что — нибудь о вере, если не знать о ней ничего кроме того, что говорится в церкви?

Мистер Грэм не любил ходить в церковь, хотя исправно посещал служения, и потому слова Донала ему даже понравились. Но он ничего не ответил, и разговор перешёл на другую тему.

Глава 20

Старый сад

Доналу показалось, что аллея вот — вот упрётся в высокую стену, но чуть не доехав до конца, они свернули под прямым углом, какое — то время ехали вдоль стены, а потом вместе с нею снова повернули. Стена была немного унылая, сложенная из серых камней, скреплённых такой же серой известью, и совсем не похожая на уютные английские стены из старого красного кирпича, но её пасмурный вид немного оживляли островки зелёного мха и лишайника, а также свешивающиеся сверху пучки проросшей сквозь известь травы. Стена привела их на широкий двор. Мистер Грэм оставил коня возле конюшни и повёл Донала в дом.

Они вошли через заднюю дверь, пройдя через увитую плющом веранду, миновали несколько тесных коридоров и попали на другую половину дома. Мистер Грэм провёл Донала в большую старомодную гостиную с невысоким потолком. Здесь пахло сухими лепестками розы, и этот странный аромат наводил на мысли не столько об увядших цветах, сколько о печальных сердцах. Там хозяин оставил Донала оглядеться, а сам пошёл за сестрой.

Осмотревшись по сторонам, Донал увидел низкое окно, открывающееся до самого пола, и подошёл к нему. За ним простирался удивительный сад, который был волшебнее и сказочнее всего, что он только мог себе представить. Раньше он только читал о такой красоте, но ещё никогда не видел ничего подобного, и сейчас ему показалось, что он узнаёт его из давних, забытых времён. Аллеи, проложенные по прямым линиям, были устланы мягким дёрном, и растения тоже устремлялись прямо вверх, словно вовсе не желали застилать собой всю землю, а страстно хотели лишь одного: подняться как можно выше. Донал шагнул через окно в сад, как будто детская мечта властно повлекла его за собой, и неспешно пошёл по широкой тропе; ноги его тут же утонули в бархатистой траве, и прелесть мечты ничуть не померкла.

Прекрасно — нетерпеливые штокрозы, чьи бутоны, как будто не в силах дождаться своего часа, прямо — таки взрывались жизнью и сплошь покрывали свои стебли великолепными яркими соцветиями, приветствовали его подобно сказочным феям и манили его всё дальше, а он, сдержанно — радостный, шёл между ними. Пурпурные и молочно — белые, бледно — жёлтые и золотистые, они, конечно же, влекли его в какую — то чудесную страну, где обитают дивные грёзы и прекрасные видения! Аллея привела его в беседку, увитую розами.

Розы карабкались по резным решётчатым стенам и соединялись вверху в один буйный костёр — или в благоухающий алтарь, охваченный алым и белым пламенем. Доналу казалось, что разум его не может вместить подобного чуда.

Увидеть — ещё не значит поверить, но вера всегда больше видения. Нет ничего настолько прекрасного, во что нельзя было бы поверить, но в мире есть множество самых удивительных вещей, которые просто не объять человеческим разумом: так изумительно они хороши!

«Бедные мы, маловерные пташки Божии, — подумал он про себя. — Под нами целый лес дерев жизни, а мы порхаем себе над ними, едва осмеливаясь спуститься и клюнуть разок — другой, как будто плоды их ядовиты и всё сотворённое ведёт лишь к погибели! Покачиваем умудрёнными совиными головами и возглашаем, что деревьев жизни и быть — то не может, слишком уж они замечательные! Нет, любой атеист в десять раз последовательнее того верующего, кто видит в Боге самую что ни на есть обычную, умеренную посредственность, — разве только у этого бедняги и вера под стать его Богу, такая же серенькая и плохонькая!»

Такие мысли неспешно плыли в его переполненном сердце, пока цветы один за другим заглядывали ему в глаза, поднимаясь из тёмной земли подобно духам её скрытых сокровищ, которые сами не могли дотянуться до солнца, но выпустили на поверхность листья и бутоны, как свои тайные воздыхания. По траве, ласковой, как руки старой няни, Донал медленно обошёл розовую беседку и повернул назад, к дому, но на полпути его встретила хозяйка сада, лёгкой походкой шествующая ему навстречу — не древняя, как сам сад, а юная, как его цветы, и полная жизни.