Записки герцога Лозена - Арман де Лозен

Я поехал на бал вместе с леди Берримор, которая никогда не пропускала ни одного бала; я не знал, что королева будет на этом балу. При встрече со мной она взяла меня под руку и долго говорила со мной шепотом. Это, конечно, было замечено всеми. Несколько дней спустя я сидел у себя дома, так как сильно простудился. Ко мне приехал Эстергази и стал говорить о том, что он так давно считает меня своим другом, что не может не предупредить меня о том, что королева очень недовольна моим поведением, что я слишком компрометирую ее, что я постоянно следую повсюду за ней и не скрываю, что влюблен в нее, что еще в последний раз на балу я держал себя так, что мое поведение было замечено всеми. Я спросил Эстергази, почему он думает это. Он сказал, что ему передавала об этом мадам де Ламбаль, с которой королева говорила по этому поводу, и просил меня хранить этот разговор в тайне. — «Я не могу вам обещать этого, — сказал я, — королева, я уверен, никогда не стала бы меня предупреждать через третье лицо о том, что она недовольна мною». Эстергази, по-видимому, очень испугался моего решения написать обо всем королеве, но не смел отговаривать меня и очень быстро ретировался. Я сейчас же написал королеве и передал ей весь наш разговор. Она обошлась очень холодно с Эстергази, сделала ему выговор и написала мне, что я сам должен видеть, что в том, что он говорил, нет ни слова правды.

На большом балу, который давала герцогиня Шартр в честь королевы, леди Берримор изменила мне впервые с тех пор, как мы с ней находились в близких отношениях. За этой изменой вскоре последовали другие. После бала в Пале-Рояле леди Берримор отправилась на бал в оперу, там она находилась в ложе вместе с герцогом Шартрским и графом д'Артуа, и Бог знает, что там произошло. На следующий день мне рассказал обо всем герцог, который знал, что я имел права на леди Берримор. Я стал упрекать ее, но она ответила мне очень развязно, что, действительно, на несколько времени осталась в ложе одна с графом, но что это ровно ничего не значит, так как несколько минут спустя она уже вышла из нее. Я не особенно любил ее и поэтому не ревновал и поверил ее словам. Но с каждым днем, несмотря на ее измену, я стал привязываться к ней все сильнее, и только ее легкомысленное поведение останавливало меня иногда. Я не имел особенных оснований быть недовольным ее поведением, но в это время совершенно случайно один из слуг графа д'Артуа, долго служивший перед тем у меня и очень привязанный ко мне, думал, что окажет мне этим услугу и пришел предупредить меня, что леди Берримор находится в связи с графом в одно время со мной и при этом доставил мне доказательства, подтверждающие его слова. Я был шокирован ее изменой и стал упрекать ее, но она отнеслась к моим упрекам так хладнокровно, что смутила меня. «Я в этом сознаюсь и давно бы сказала вам это, — заметила она, — но боялась вашего живого и беспокойного характера; я, собственно говоря, вовсе не хотела вас обманывать». — Я хотел прервать с ней всякие сношения, но она сказала мне:

— Лозен, напрасно вы хотите бросить меня. Вы мне очень нравитесь, вы подходите мне во всех отношениях, но моя свобода дороже мне всего. Я вовсе не желаю ею жертвовать ради вас, я не хочу, чтобы мой любовник сделался вторым мужем, требовательным, ревнивым и настаивающим на том, чтобы я оставалась ему верна. Я вовсе не влюблена в графа д'Артуа, но в то же время я не хочу прервать с ним сношения и приносить этим жертву вам. Я думаю остаться с ним в прежних отношениях, несмотря на то, что не люблю его. Чтобы доказать вам, что я совершенно равнодушна к нему, вот возьмите этот портфель, он полон письмами от него, можете жечь их или делать с ними, что вам угодно, только знайте одно — с вашими письмами я так никогда не поступлю.

Я был так удивлен, что ничего не мог ей ответить на это. Она продолжала:

— Не будем ссориться, Лозен, из-за пустяков: ухаживание графа д'Артуа меня забавляет и льстит моему самолюбию; это для меня игрушка, которую я не позволю отнять у себя. Но это не мешает тому, чтобы вы находили во мне все прежние чувства к вам. Можете быть уверены, что вы настолько мне нравитесь, что никогда я не отдам ему ни одной из тех минут, которые я могу провести с вами. Я никогда еще не интересовалась никем так сильно, как вами; я не желаю быть вашей рабыней, но в то же время я была бы очень огорчена, если бы мне не пришлось больше быть вашей любовницей.

Говоря это, миледи лежала в небрежной позе на оттоманке, в довольно откровенном костюме и такая хорошенькая, что я совсем потерял голову и снова был в ее объятиях.

— Вы считаете меня умной, — говорила она, осыпая меня жгучими ласками, — но я нахожу, что и вы не глупы. Я уверена вполне, что была бы гораздо счастливее, если бы вам удалось привить мне свои взгляды и принципы, но я сомневаюсь вообще, чтобы это было возможно.

Нечего и говорить о том, что мы опять помирились с нею.

Что касается графа д'Артуа, она сдержала слово и мне никогда не приходилось встречаться с ним у нее. Но зато и она никогда не предъявляла мне никаких требований; я сам старался каждую ночь, которую я проводил не в Версале, проводить с нею. Свидания ее с графом меня нисколько не касались. Она иногда заставляла его просиживать в экипаже на площади целыми часами, несмотря на то, что зима была ужасно суровая, и я выходил от нее, когда мне этого хотелось.

Благодаря мне, у бедного Артуа сделался страшный кашель. Он, конечно, знал, что виной этому я — но никак не подозревал, что мне об этом известно.

В начале 1776 года де Сен-Жермен решил расформировать все легионы, вместо того, чтобы увеличить их число, как этого ждали от него. Королева узнала об этом раньше, чем это стало известно в публике, и пришла к мадам де Геменэ, не зная, как сообщить мне об этом. Я видел, что ее мучило что-то, но не знал, в чем дело, пока не вошел герцог д'Артуа.

— Поздравляю вас, — сказал он как-то в разговоре, — ведь, кажется, почти наверняка решен вопрос, что Сен-Жермен значительно увеличит легионы и доведет их до двух тысяч человек.

Королева слегка вскрикнула и вышла из комнаты, мадам де Геменэ в испуге последовала за ней.

— Я в отчаянии, — сказала ей королева, — вы слышали, что сейчас говорили про легионы. Их действительно расформировали, ваш друг будет теперь, вероятно, очень огорчен этим и теперь уже ничто не удержит его при дворе.

— Да, действительно, — ответила мадам де Геменэ, — он, кажется, очень привязан к своему легиону, но если вообще его может что-нибудь удержать здесь, так это только милостивое отношение к нему вашего величества; лучше всего будет, если вы сами сообщите ему эту новость.

Она позвала меня в эту комнату.