Полное собрание сочинений. Том 6. У Лукоморья. - Василий Песков

Ташкент. Весна 1966 года.

Или плакат во всю стену у архитекторов — карандаши в те дни от толчков прыгали по бумаге, но надпись и сегодня вызывает улыбку: «Землетрясение — бумажный тигр!» Чтобы оценить этот юмор, надо знать: толчки разрушили двадцать пять тысяч жилых домов, две сотни школ, двести пятьдесят детских домов и ясель, полтораста больниц. В одну минуту землетрясение поставило город перед тысячью проблем. Ташкент пережил беду. Ташкент переживает сейчас радостное обновление.

После хождения по городу я приношу на ботинках к гостинице комья желтой земли. От земли во время дождя и от желтой пыли в погожий день некуда деться. Ташкент сейчас — сплошная строительная площадка. С окраин, сделав там наиболее спешное дело, несколько сотен кранов переехало в центр. По высоте этих кранов уже можно судить, каким станет вчерашний одноэтажный и двухэтажный Ташкент.

Это новый рубеж строительства. Вчерашняя линия фронта — жилой район Чиланзара. Вы помните сообщения о строительных поездах, прибывших в Ташкент из Москвы, Киева, Ленинграда, Тбилиси, почти из всех больших городов? Все пути поездов сошлись в этом районе Ташкента. Я помню закладку фундаментов. Горы земли, кирпича, бетонных блоков, досок, труб, проволоки. Разноязычная речь. Жара. Смех. Ругань. Рядом с привычными письменами по красной материи помню надпись на листе шифера: «Не сбреем бороды, пока не построим Ташкенту восемь домов!»

Чиланзар строила молодежь. Тут можно было понаблюдать дух подлинного, а не бумажного соревнования. Каждый город ревниво следил: а как у соседей? По этой причине, несмотря на крайнюю спешку, постройки получились добротными. Целый город жилых домов! Город обжит уже. Сушится на веревках белье. На площадках между домами играют дети. В одном из дворов я видел девчонок, наверно, из только что переехавших. По складам девчонки читали слова, выложенные на стене дома: «Ташкенту от сибиряков». Такого рода непредусмотренные архитектором надписи читаешь в каждом квартале: «Ташкенту от киевлян», «Ташкенту от Подмосковья», «Ташкенту от туляков». Одесситы свою улицу назвали Дерибасовская. Ленинградцы — Невский проспект.

Латыши на одном из домов укрепили кованый герб Риги, эстонцы дорожки между домами посыпали песочком, привезенным с Балтийского взморья. В полтора года — огромный жилой массив! Пролетая на вертолете, я даже сверху не мог определить край Чиланзара. Кто-то подсчитал: с разных концов страны в Ташкент привезено три миллиона строительных грузов. Воображаемый поезд, на котором этот груз привезен, протянулся бы до Москвы. И все стало на свое место: каждый кирпич, каждый метр трубы и провода. Увезен мусор. Пятьдесят тысяч семей в Ташкенте обрели кров. Всем понятно, конечно: каждый дом в Чиланзаре — это не построенный вовремя дом в Москве, в Тбилиси, в Иркутске. Но таков закон нашей жизни — сначала тому, кто в беде.

Сделав главное дело, строители разъезжаются понемногу. На днях Ташкент провожал ленинградцев. Впрочем, уезжают не все.

Кое-кто женился и решил остаться в Ташкенте. Большие группы строителей, например, киевляне и москвичи, остаются, чтобы продолжить работу в центре Ташкента. И уже островами белеют в центре дома. Уже обросла кранами знаменитая Кашгарка. Два года назад, пройдя по Кашгарке между домов, качавшихся от прикосновения руки, я, помню, писал: «Кашгарка годится только на то, чтобы пройтись по ней бульдозером, сгрести все в кучу и вывезти».

Ташкент. Весна 1968 года.

Бульдозер уже давно прошел по Кашгарке. И те, кто жил на ней, уже не могут найти место, где был глиняный дом. О жилье напоминают только одинокие деревья, стоящие теперь вперемешку с кранами. Возле одного из деревьев позавчера я встретил мужчину и женщину с девочкой.

Из-под кучи глины они бережно откапывали побеги яблони и сирени.

— Тут жили?

— Да. Вот тут во дворе у нас печка стояла.

Я посидел полчаса с семьей Александра Васильевича Босых. Сам он служит экономистом в Госплане республики, жена — товаровед.

Судьба этой семьи характерна для многих семей в эти два года. После первого толчка в дом опасно было зайти. Приютили добрые люди.

Месяц назад семья получила свою квартиру тут, по соседству с Кашгаркой.

— Доволен ли?.. Да что спрашивать, была мазанка, а теперь вон посмотрите наш дом — кухня, ванна, все, как положено. Через год-другой мы позабудем землетрясение.

Эти слова я слышал не один раз. У каждого часа — свои заботы. Сразу после землетрясения самым занятым и замученным человеком был сейсмолог Уломов. Сегодня главную ношу забот несет архитектор. Дом, где работает главный архитектор Ташкента Александр Викторович Якушев, гудит, как улей.

У подъезда и во дворе — вереница машин. Люди в коридорах, в приемной, в самом кабинете. Споры. Нетерпение. Совещания одно за другим. Пожалуй, ни одному городу не выпадало сразу столько архитектурных проблем. Первая из них — нехватка самих архитекторов. И следом — самый главный вопрос: как строить? Два этих года Ташкент не был обременен заботой о красоте.

Надо было возможно скорее сдавать жилье. Теперь, когда есть над головою добротная крыша, пора оглянуться, а хорошо ли строим? И выходит: не очень пока хорошо. Строителей, правда, упрекнуть не в чем. Они сделали все, что могли, они строили наверняка лучше, чем строят у себя в городах. Но, честное слово, это не анекдот: один человек, получив жилье, несколько раз возвращался и ночевал на службе, потому что не смог отыскать свой дом. Все одинаково! А ведь строили разные люди. Из разных городов. С хорошим опытом. Старались. А получилось: строили один многоликий дом. Это значит — во всех городах у нас жилые массивы — сплошной одноликий стандарт. Это, конечно, не новость. Об этом давно идут тревожные разговоры. Просто в Ташкенте на «ярмарке строительства» еще один раз обнаружилось: товар у всех одинаковый.

Однообразны жилые районы. Но стандарт постепенно одолевает и центральную часть городов. Ташкент сейчас стоит перед этой проблемой: быть ему городом самобытным, или будет он похожим на десяток других. Кое-что из построенного в центре уже внушает такую опасность. Выход один-единственный: строить по возможности не спеша, строить по индивидуальным проектам. У Ташкента есть много своих особых архитектурных проблем: надо защититься от солнца: при новизне форм не позабыть национальный дух, надо возможно щедрее пустить в город зелень и воду, решить транспортную проблему, помнить: в Ташкенте возможны землетрясения. И все это приходится решать теперь, сразу, когда краны уже заполнили центр города. Вот почему у главного архитектора красные от бессонницы глаза, а дом, где он работает, пожалуй, самый многолюдный из всех больших домов города.

А толчки? Они еще до сих пор не утихли. Кажется, в марте был самый заметный из всех последних.

Я побывал на сейсмостанции у старого знакомого Валентина Уломова. Это в Ташкенте, пожалуй, единственный человек, кому землетрясение доставило профессиональную радость и даже принесло продвижение по службе.

Кроме сейсмической станции с двадцатью сотрудниками, в Ташкенте образован Институт сейсмологии с двумястами ученых. Валентин теперь руководит институтом. Заботы, связанные с землетрясением, посеребрили голову человека. «Чего стоила одна забота убедить ташкентцев: никакой ямы под городом нет и что японцы с рыбками тоже выдумка».

— А может, правда рыбки что-нибудь чувствуют? — я напомнил о поведении кошек, змей и собак.

— Помню, помню. Мы серьезно отнеслись к предложению: изучить. Собрали все, что трудно подвергнуть сомнению. В Москву в специальный институт послан наш сотрудник биолог Чапай Асабаев. Будем ждать результатов от его экспериментов. Я не исключаю возможности какого-нибудь «шестого» чутья у животных, но пока доверяю только приборам.

На Земле ежегодно бывает до миллиона толчков. Умная техника может многое предсказать, кроме самого главного: когда случится землетрясение. Пока ученые будут искать подходы к этой проблеме, строителям надо думать о прочности городов.

Фото автора. 26 апреля 1968 г.

Волки

(Окно в природу)

Под майские праздники пришла тревожная телеграмма: «Шубин в больнице. Напали волки».

Шубин мой давний друг. Волков я тоже хорошо знал. Напали… Профессия у бывшего охотника и военного разведчика была необычной. Я, признаться, давно боялся какой-нибудь драмы. И вот случилось…

В электричке до станции Петушки игравшие в карты парни что-то оживленно обсуждали. Я уловил слово «волки» и, поняв, о чем речь, присел к ребятам.

— Волк сиганул в окно. Шубин за ружье, а поздно…

История успела уже обрасти небылицами, и я мог только гадать: что же случилось?