Александр Первый и Наполеон. Дуэль накануне войны - Владлен Сироткин

12 ноября Гурьев по поручению Сперанского представил в Государственный совет уже проект нового тарифа. После детального обсуждения в Департаменте государственной экономии и на общем собрании всех членов Государственного совета тариф был принят и утвержден царем 31 декабря 1810 г. На следующий день «Положение о нейтральной торговле на 1811 г. в портах Белого, Балтийского, Черного и Азовского морей и по всей сухопутной границе» с приложением «Росписи товаров» (тарифа) вступало в силу.

Новый тариф существенно (до 50 %) повышал ввозные пошлины на любые (включая и французские) промышленные товары, предметы роскоши и т. п. и столь же значительно снижал или отменял вообще пошлины на основные товары русского вывоза.

Кроме того, тариф значительно упрощал организацию нейтральной торговли (процедуру выдачи документов, численность нейтральных комиссий и т. п.), практически устранив все помехи к доступу в основные русские порты всех судов, кроме английских.

«Положение о нейтральной торговле» было открытым вызовом Трианонскому тарифу. До сих пор России и Франции удавалось избегать прямых столкновений, прикрываясь ссылками на туманные статьи тильзитского трактата. Теперь они сошлись лоб в лоб, пока, правда, на торговой почве. Но не за горами уже было то время, когда «союзникам» пришлось скрестить и шпаги.

Агентурная дуэль накануне 1812 г

Франко-русские отношения с 1810 г. вступили в новую фазу. Внешне все выглядело как будто бы по-старому: оба императора изредка обменивались любезными письмами, именуя друг друга «государь и брат мой» хотя в них за дежурными фразами нет-нет да и прорывались нотки раздражения и взаимного недовольства.

Александр I по-прежнему оказывал Коленкуру всевозможные знаки внимания и даже усилил их, введя французского посла в кружок «интимных» друзей. В Париже Куракин исправно посещал приемы, писал депеши. Между Петербургом и Парижем беспрерывно скакали русские курьеры, главным из которых с февраля 1810 г. стал полковник граф А. И. Чернышев. А он, в свою очередь, начал опекать и направлять самого ценного русского военного разведчика ИВАНА (Иоганна) Витта, после Тильзитского союза внедренного в ближайшее окружение Наполеона (ездил с ним воевать в Испанию, вел тайную переписку французского императора с польской графиней Марией Валевской и др.).

Но за кулисами обоих дворов шла напряженная подготовка к теперь уже неизбежному столкновению.

Два с половиной года союза с Россией показали Наполеону, что задуманные им планы создания всеевропейской континентальной антианглийской коалиции провалились. Окончательно убедившись, что дипломатическими мерами заставить Россию воевать против Англии он не сможет, Наполеон начал готовиться к войне. Подготовка началась с глубокой дипломатической разведки уже в 1810 г.

По его приказанию министр иностранных дел Шампаньи на основании донесений французских дипломатов и секретных агентов в России, Пруссии, Дании и Швеции составил обширный секретный доклад о политике правительств этих стран и ее перспективах.

Этот доклад, весьма симптоматично озаглавленный «Взгляд на дела континента и сближение России с Великобританией», был представлен Шампаньи Наполеону 16 марта 1810 г. По своему значению он может быть приравнен только к секретной переписке Александра I с матерью в сентябре 1808 г.

В докладе содержалась весьма отличная от официальной французской дипломатической переписки оценка союза в Тильзите. Свои связи с Россией в 1807–1810 гг. Франция расценивала «как необходимый противовес, который гарантировал ей, по крайней мере, на время нейтралитет Севера: я говорю нейтралитет, а не союз, не случайно, ибо со времени последнего переворота в Швеции и несмотря на видимое присоединение четырех держав, господствующих на берегах Балтики, к континентальной системе, направленной против Англии, очевидно, что, с одной стороны, коррупция и недоброжелательство дворов, с другой – старые привычки народов открыли тысячи путей, которые должны были бы быть закрыты для английской торговли».

Шампаньи, как и многие французские современники блокады, придавал большое значение английской контрабанде. По его мнению, именно она значительно ослабила эффект блокады и не дала экономически задушить Англию.

Но каковы бы ни были причины неудач блокады– этого поистине грандиозного торгово-экономического эксперимента Наполеона в его борьбе против английского морского и колониального могущества, – главным отрицательным его последствием была все растущая обособленность балтийских государств от Франции. «Россия, Пруссия, Дания, Швеция, – писал Шампаньи, – под прикрытием открытого разрыва с лондонским двором и тесного союза с Францией, сохраняют настоящий нейтралитет, выгодный только англичанам, поскольку состояние нашего флота делает этот нейтралитет совершенно для нас иллюзорным». Поэтому выгоды Франции от союза с Россией испаряются день ото дня. Пруссия, Дания и Швеция по своей силе на континенте не идут ни в какое сравнение с силой России. Россия – вот главный противник Франции, ибо «только ее влияние может противостоять силам в. в-ва на Севере и Востоке Европы».

Шампаньи не видел путей к укреплению франкорусского союза. Не видел он пользы и от заключения мира с Англией, поскольку он лишь ускорил бы англорусское сближение.

Где же выход? Шампаньи в следующих словах определил политику Франции на будущее: «Итогом этого подлинного изложения вещей является следующее: откровенно противостоящие интересы скоро вызовут более или менее выраженное противоречие политики Франции и политики России. Но тем не менее не пренебрегая способами продолжить союз, база которого рушится, не отказываясь совершенно от надежды найти какую-то уверенность в переговорах с британским кабинетом, приучимся заранее рассматривать Россию как естественного союзника Англии и подготовимся к борьбе с результатами сближения этих двух держав на континенте, коль скоро более не в наших силах помешать этому».

В резюме доклада Шампаньи выдвинул целую программу дипломатических действий против России. «Результатом этого обзора, основанного на донесениях министров вашего величества при северных дворах и на секретных сообщениях, полученных министерством иностранных дел, являются следующие выводы:

1. Наш союз с Россией, несмотря на личные качества императора Александра, должен рассматриваться как ненадежный и идущий к концу.

2. Сближение петербургского и лондонского дворов, вызванное различными обстоятельствами, не может быть отсрочено на долгое время и частично зависит теперь от состава и политики нового английского министерства.

3. В случае разрыва с Россией Пруссия должна быть рассматриваема как противник, и Франция совершенно не заинтересована в ее вхождении в свою федеративную систему (Рейнский союз. – В . C.).

4. Польша и Саксония являются самыми полезными и верными союзниками Франции против России и самыми заинтересованными в разделе остатков прусской монархии.

5. Нельзя ничем пренебрегать, чтобы обеспечить себе поддержку Швеции либо путем субсидий, либо даже путем брака с принцессой императорской фамилии, но эти переговоры должны вестись с чрезвычайной осмотрительностью для того, чтобы не обеспокоить Россию и ускорить ее мир с Англией и Турцией до завершения дел в Испании и Португалии.

6. Нужно продолжать в Константинополе начатые переговоры таким же образом, как и в отношении Швеции, до тех пор, пока войска, занятые сейчас войной за Пиренеями, смогут передислоцироваться в Иллирийские провинции (Далмацию. – В . С.) и на Север Германии.

7. Есть обоснованная надежда и способы привлечь Данию и Австрию к союзу против России и Англии… План этого союза и его результаты должны быть развиты и уточнены в зависимости от того, какое решение будет принято относительно Пруссии и Польши».

Не все эти предложения были одобрены Наполеоном. В частности, как показали дальнейшие действия французской дипломатии, он отклонил планы раздела Пруссии и восстановления Польского королевства. Но в целом многие из соображений Шампаньи легли в основу негласной практической программы наполеоновской дипломатии в 1810–1812 гг.

Каждая из «союзных» сторон тщательно маскировала истинные цели своей политики, стремясь утопить серьезные спорные проблемы в бесконечных переговорах по второстепенным вопросам. Особенно часто к этой тактике выигрыша времени в 1810–1812 гг. прибегала русская дипломатия. Так, когда осенью 1810 г. Наполеон потребовал от Александра I прекратить нейтральную торговлю, а затем занял атлантическое побережье Северной Германии, дипломатия Александра I тотчас же выдвинула контрвозражение.

Дело в том, что в число присоединенных к Франции 13 декабря 1810 г. северогерманских земель попадало герцогство Ольденбургское – наследственное владение русской императорской фамилии. После Тильзита, отдавшего всю Западную Германию под фактический протекторат Наполеона (Рейнский союз), герцогство Ольденбургское потеряло для России свое былое значение, а с 13 декабря 1810 г. оно вообще оказалось со всех сторон окруженным территорией Франции. Правда, Наполеон перед оккупацией атлантического побережья предложил герцогу в качестве компенсации Эрфурт. Но царь отсоветовал герцогу соглашаться на это предложение.