Только она (СИ) - Спирина Елена

— Они до сих пор в деревне?

— Да, она не хочет уезжать из дома.

— Черт. Я не знаю, что делать.

— Жди.

Отец сочувственно посмотрел на меня и вышел из кабинета. Я же, посидев над бумагами минут тридцать и толком ничего так и не сделав, поднялся наверх в комнату.

Прошло шесть лет с того времени, когда Ада с мамой жили с нами, но я до сих пор живу в своей комнате. Ничего не меняя из окружающей обстановки.

Полтора года назад батя женился. Я до сих пор не понял зачем. Любить он ее не любит. Бабенка, конечно, красивая, но с Викой не сравнить. Холодная стерва, вот и все.

Плюс с багажом. Дочуркой. Что у одной, что у второй вата вместо мозгов. Полина Георгиевна, как звали мою мачеху, хотя у меня язык не поворачивался так ее назвать, была еще молодой. Всего-то тридцать шесть лет. Из небогатой провинциальной семьи. Сама «мамочка» выбилась на вершину за счет своих мужиков. От одного залетела, и прожила на алиментах десять лет, пока несчастный не скончался. Второго подцепила и вышла замуж, отправив на несколько лет дочку к бабке с дедом. Но муж, объелся груш! И Полина Георгиевна приехала к маме с папой в деревню с чемоданами. Потом пошел нескончаемый поток мужиков, и один из них взял ее вновь в жены, и даже дочку приютил. Прожили они четыре года в браке. Дама взялась за голову, вроде. Была примерной женой, воспитывала дочь, как умела, заботилась о муже, и, как я думаю, полюбила его. Но… оказалось, что у почти примерной жены длинные и ветвистые… рога. Она отсудила у мужа квартиру, машину и несколько «лямов». В принципе, не плохо.

Через полгода появился мой отец. Они какое-то время общались. А потом он огорошил. Женюсь.

На счет того, что я не понимаю, почему женился отец, я, конечно, лукавлю. Возможно, понимаю, в конце концов шесть лет назад он сам на этом настаивал, только уже я должен был это сделать. И жениться на… Карине.

Однако, как бы смешно это не было, и, конечно, смеяться в таких ситуациях вообще последнее дело, но… чем-то наши ситуации схожи.

Полина Георгиевна забеременела. Отец сам ходил с ней на УЗИ, к дяде Валере в клинику, и действительно врачи подтвердили факт беременности. Поэтому-то он и женился на ней. Даже дал свою фамилию. По поводу отцовства он тоже не сомневался, потому, как провел определенные исследования.

Но… в восемнадцать недель беременности жене отца стало плохо, открылось кровотечение. В общем, не успели спасти ребенка. Полина Георгиевна не была в большом восторге от своей беременности, но и не пыталась избавиться от ребенка. Анализы, что проводили, опять же в клинике отца Тохи, показали, что она ничего не принимала. Это был несчастный случай. Что-то там отошло или отслоилось или еще что-то. Я понимаю.

Отец тогда тяжело переживал потерю не родившегося ребенка. Дядя Валера, который по натуре врач, и даже мысли не должен допускать о таком дурачестве, все же сказал.

— Сань, сходи. что ли, к экстрасенсу какому. Или бабке — гадалке. Ты же нормальный мужик, ну, не может тебе столько бед на голову сыпаться просто так.

— Значит не сильно-то я и хороший, — ответил тогда полупьяный батя.

Разводится в женой он не стал. Так и жили. И все бы хорошо. Полина Георгиевна меня не трогает, я ее не трогаю. Но вот Анжела, дочурка мачехи…

Деваха, конечно, еще та.

Начну с того, что когда после свадьбы отец привез их в наш дом и показал своей падчерице комнату внизу, она скривила нос.

Ну. а что? Свободных больше не было, могла тогда на квартире остаться там у себя.

На следующий день, вернувшись домой и, зайдя к себе в комнату, я услышал, как льется в душе вода. Двери закрыты. На какие-то пару секунд мне показалось, что вернулась Ада, что это она сейчас принимает душ. И я застыл, словно статуя.

Но через время, я почувствовал запах дорогого парфюмерного геля, который никак не может принадлежать моей крохе. И пусть прошло много лет с нашей последней встречи, но я точно знал и был уверен, что не ее запах.

Влетев в комнату Адель, я увидел вещи новой сводной сестры. По крайней мере, ее ядовито розовый чемодан стоял здесь.

В этот момент она вышла из душа, завернутая в полотенце.

— Мм, Даня?

— Ты что здесь делаешь? — ели сдерживая злость, спросил я.

— Меня поселили в каморку, а здесь пустует комната, — она обвела рукой помещение, и я заметил, что на медведя, что я дарил мелкой, небрежно скинут пиджак Анжелы.

— Кто тебе разрешал? — стараясь подавить в себе ярость, поинтересовался я более — менее спокойный голосом.

— Никто. Комната свободна, и я хочу здесь жить, — она ногой даже топнула.

— Даю тебе пять минут. Чтоб одеться, собрать свое брахло, — кинул взгляд на ее пиджак на медведе, и начал злиться еще сильнее, — и убраться обратно в комнату, которую тебе предоставили.

— Но я хочу эту, — возмутилась малолетка.

— Я предупредил, — Вышел. Закрыл дверь и прислонился к стене, отсчитывая на телефоне ровно пять минут. Старался не о чем не думать. Не вспоминать все, что связано у меня с этой комнатой.

Я сразу просил отца, чтоб в комнате Ады никого не было. Если нужно свою отдам, но к крохе не пущу никого. Отец понял все и уверил, что для Анжелы подготовлена другая комната на первом этаже.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Иногда, когда мысли и воспоминания не давали нормально существовать в реальном мире, я приходил к ней в комнату и спал в ее постели. В спешке, когда уходила от нас, она забыла свой шампунь и я берег его, как самое ценное сокровище, иногда открывая пузырек и вздыхая мятный запах. Со временем, я понял, что он чем-то мужской напоминает, однако более мягкий, спокойный тон аромата.

Я разговаривал с плюшевым медведем, чувствуя себя уж совсем пациентом психушки, но это помогало. Я успокаивался и с утра вставал, как нормальный, более — менее уравновешенный парень.

Комната Ады для меня была ниточкой, очень тонкой, но все-таки связью с моей крохой. Я запрещал Галине или персоналу убирать здесь. Сам протирал пыль и мыл полы. До смешного. Но я сходил с ума. И с успехом продолжаю этим заниматься.

Пять минут прошло, и я вновь зашел в комнату. Если не одета, то прям голышом с лестницы спущу.

Анжела все же оделась, однако вещи, что были раскиданы она так и не собрала.

— Выметайся. — я спокоен, как удав.

— И не подумаю. Я расскажу Александру, как ты со мной разговариваешь.

— Для тебя он Александр Сергеевич — это раз. И комната эта моя — это два, поэтому выметайся.

— Нет, не пойду, — завизжала девка, и затопала ногами. Если сейчас сопли пустит пузырями, я выпаду в осадок.

— Что здесь происходит, Анжи? — мимо меня протиснулась Полина Георгиевна. — О, а почему моей дочери сразу эту комнату не дали? — спросила она у меня и у отца, что стоял позади меня.

— Это моя комната. И я последний раз говорю, чтоб освободили комнату.

От того, что в спальне Ады все больше чужих людей, меня начало колотить изнутри.

— Саша, а твоему сыну не много комнат? Из-за него моя дочь спит в каморке. У него что, две спальни? Плюс кабинет в этом же крыле. Три комнаты многовато. Я требую…

— Выйдите из комнаты, и требуйте сколько вам влезет.

— Помолчи, мальчик. — высказалась дама и сложила руки на груди.

— Полина! Анжела! Вышли из комнаты. Вы слышали моего сына. Его слова не обсуждаются.

Отец после своих слов развернулся и ушел в свою спальню. Полина запыхтела, как паровоз, но против слов отца не пошла.

— Но мама! — возмутилась сестричка.

— Собери вещи и вернись в свою комнату, — мачеха вылетела из спальни, толкнув меня плечом.

Я дождался пока, что-то бубнящая себе под нос девчонка, не собрала свое брахло и не ушла, оставив приторный запах после себя. Пришлось проветривать. С удовольствием остался бы в этой спальне ночевать, но обоняние просто кричит, что терпеть приторность сводной сестрицы просто невозможно.

Первые пару месяцев таких стычек было много. То ей ванну отдельную постройте, то горничную наймите, то бассейн освободите, потом в спортзале она спа — салон захотела. Получая постоянно отказы, она не прекращала что-то требовать.