Спутники Волкодава - Павел Молитвин

— Принимаю! — коротко бросил тот. — Пусть станет он Вихауви из рода Саргаки! Слава Панакави, пославшего моей дочери достойного мужа!

— Слава! Слава! — взревели негонеро и повалили в круг, чтобы поздравить молодых, хлопнуть по плечу нового соплеменника — победителя ревейи, коснуться — на счастье — одеяний Вики.

— Прекрасно! Свадебный обряд завершен как должно. Мафан-оук сдержал слово. Что бы теперь ни случилось, Вихауви в безопасности, и мы можем с чистой совестью покинуть Тин-Тонгру. Не такого, правда, я ожидал, но…

— Если только нам дадут уплыть с этого острова! — взволнованно прервала юношу Маути. — Глядите-ка, кто там разговаривает с Мафан-оуком.

— Пати?! Змеи морские, зачем же она…

— Этого-то я и боялся. Проснувшись, Пати решила, что Панакави умертвил ее мать за то, что девушка помогала нам, и надумала во всем признаться колдуну, — пробормотал Тилорн, устало улыбаясь. — Похоже, Ланиукалари все же завершится пролитием человеческой крови.

— Ерунда! Вихауви теперь их родич, и ему ничего не грозит, а нас им ни за что не схватить! — пылко запротестовал Ваниваки.

— А можешь ты заставить колдуна забыть о том, что говорит Пати? — с надеждой спросила девушка.

— Нет. На сегодня чудеса кончились. Сомневаюсь, чтобы мне вообще удалось воздействовать на Мафан-оука, а сейчас и пытаться не буду.

— Тогда бегите к каноэ, я скоро вас догоню, — распорядился Ваниваки решительно.

— У тебя тут еще остались дела? — спросила Маути, и юноша понял, что она догадывается о его плане.

— Разумеется. Не могу же я уплыть с Тин-Тонгры, оставив здесь жену.

— Но она считает нас виновными в смерти матери! Пати не пойдет с тобой! — предостерег юношу Тилорн, сообразив наконец, что задумал Ваниваки.

— По своей воле не пойдет, и все же мы уплывем вместе. А потом ты ей все объяснишь, — упрямо ответствовал юноша. — Бегите, время дорого. Негонеро вот-вот начнут охоту, чтобы достойно завершить празднование Ланиукалари.

11

Близился рассвет. Огромные яркие звезды побледнели, луна скрылась за тучами, пригнанными с севера холодным порывистым ветром. Этот же ветер — предвестник сезона дождей — надувал косой парус каноэ, пробиравшегося среди россыпи мелких островков. Длинное, предназначенное для плавания в открытом море судно, в котором сидело четыре человека, преследовали три узких лодки негонеро — в каждой усердно работали веслами по шесть гребцов. И лодки эти медленно, но верно нагоняли.

Поручив Тилорну управляться с парусом, Ваниваки изо всех сил налегал на весла, хотя ему давно уже стало ясно, что от погони не уйти. Из-за отлива протоки между островами обмелели, и скорость, которую могло развить в них каноэ, была явно недостаточной, чтобы оторваться от вертких лодок преследователей. Юноша рассчитал, что у них будет небольшой запас времени, но слишком долго пришлось охотиться за Пати. Как и предсказывал колдун, она видела в нем врага, виновника смерти матери, и он вынужден был связать ее и тащить к месту стоянки на плечах. Под воздействием чар Тилорна девушка мало-помалу успокоилась и поняла всю вздорность своих обвинений, однако драгоценное время было потеряно, и спасти их теперь могло лишь чудо…

— Тилорн, придумай что-нибудь, иначе нам не уйти! — воззвал он к колдуну, когда каноэ, едва не наскочив на песчаную отмель, проскользнуло в очередную протоку.

— Я не могу заставить наше суденышко взлететь, — мрачно ответил Тилорн. — И не умею метать молний, о чем ты прекрасно знаешь.

— Если дотянем до Лурри, нам, быть может, удастся ускользнуть от погони. На чистой воде негонеро потеряют скорость… — неуверенно начала Маути. Но Пати не дала ей договорить:

— Они поставят паруса и догонят, прежде чем мы успеем как следует разогнаться.

Каноэ, накренившись, совершило рискованный поворот, и Тилорн в который уже раз подумал, что напрасно послушался голоса сердца и взял с собой Маути. Разумеется, негонеро не причинят девушкам вреда, но лучше бы им было сидеть по домам. Он переоценил маневренность каноэ, не принял во внимание узости проток, и расплата не заставит себя ждать…

— Тилорн, ты действительно ничего не можешь сделать? — спросила Маути, и по голосу было понятно, что, подобно Ваниваки, она все еще ждет от него чуда.

Ясное дело, не о взлетающем над архипелагом каноэ речь — они, вероятно, уже заметили, что неодушевленные предметы весьма неохотно поддаются его чарам. Нет, о таком никто и не мечтает. Но они твердо верят, что, пожелай он, преследователи один за другим побросают весла за борт своих до отвращения шустрых лодок. К сожалению, он и впрямь не может сотворить подобного чуда, как не в состоянии высвистать ветер или выпить море. Сил у него, наверно, достало бы, чтобы концентрированным ментальным посылом остановить сердце одного из гребцов. Может, даже двух… Убить, как общеизвестно, значительно легче, чем навязать свою волю. Однако этого он никогда бы не сделал — даже ради спасения собственной жизни. Хотя сейчас речь как раз и идет о спасении их с Ваниваки жизней. О том, что лучше: убить или быть убитым…

Для него, впрочем, такого вопроса не существует. Обычный землянин не умеет, не способен убивать. Раньше, когда на Земле еще только осваивали приемы ментального воздействия, сенситивы, проходя посвящение, давали клятву не использовать своего дара во вред людям. Самым неуравновешенным из них даже ставили ментальные блоки, однако время подобных предосторожностей давно миновало. Человеческая жизнь повсеместно признана величайшей ценностью, и поскольку сенситивными способностями в той или иной степени обладают все, никому и в голову не приходит вводить формальные ограничения на их использование. Если человек с молоком матери впитывает мысль о недопустимости убийства живых существ, его не надо специально предупреждать, чтобы он не резал ближних ножом и не палил в них из деструктора.

Что же касается неписаного этического кодекса, запрещающего ментальное вмешательство, то он, Тилорн, уже неоднократно нарушал его в этом мире, но имел для этого веские причины. Когда на одной чаше весов лежит человеческая жизнь, а на другой — этические заповеди, последние кажутся удивительно легковесными. Если же на обеих чашах — жизни людей, выбор невозможен изначально — человеческая цивилизация только потому и уцелела, что принцип разделения на «своих» и «чужих» был вовремя признан порочным. А вот когда одна из этих жизней твоя… Тогда выбор очевиден и бесспорен. И как бы ни хотелось ему убедить себя, что преследователи, которым они не причинили ни малейшего вреда, вовсе не люди, а свора спущенных с цепи кровожадных псов, и потому заслуживают соответствующего отношения, поверить в это невозможно. Они, как это ни прискорбно, люди. Люди, живущие по своим законам, которые он нарушил и должен понести за это наказание…