Вечная принцесса - Филиппа Грегори

— И я знал, что женюсь на тебе, почти с самого моего рождения, — мечтательно отозвался он. — Всю мою жизнь я был обручен с тобой. Едва научившись писать, писал тебе письма и носил их учителю, чтоб исправил ошибки.

— Какая удача, что я тебе нравлюсь теперь, когда я здесь!

— Еще большая удача, что я нравлюсь тебе!

— Но я все равно стала бы тебе хорошей женой. Даже без этого…

Он взял ее руку и потянул под шелковые простыни, туда, где у него снова росло и отвердевало.

— Без этого, ты хочешь сказать? — хмыкнул он.

— Без этой… радости… — вздохнула она и закрыла глаза, предвкушая его прикосновение.

Слуги разбудили их на рассвете, и Артура с церемониями выпроводили из ее спальни. Снова они увиделись во время мессы, но там они сидели по разным сторонам круглой часовни, каждый во главе своей свиты, и разговаривать не могли.

Я знаю, что месса — главное событие дня и должно умиротворять меня, привносить в душу покой. Однако на самом деле во время службы мне всегда одиноко. Конечно, я молюсь Богу и благодарю Его за Его милости, но само пребывание в этой часовне, круглой, как маленькая мечеть, болезненно напоминает мне матушку. Благовония навевают воспоминания об ее аромате, и трудно поверить, что я не стою рядом с ней на коленях, как делала четырежды в день почти всю свою жизнь. Говоря: «Богородица славься, Господь с тобой», вижу перед собой решительное лицо матушки. А когда прошу, чтобы хватило мужества выполнить свой долг в этой чужой стране, где живут суровые, сдержанные люди, то прошу матушкиной силы.

Следует вознести благодарность за то, что мне дарован Артур, но я не смею и думать о нем, когда молюсь. Боюсь впасть в грех похоти. Представить его себе — уже святотатство, уже языческое удовольствие. Боюсь, совсем не в этом суть святых радостей супружества. Такое острое наслаждение наверняка грех. Да, сам архиепископ благословил нас в нашей постели, однако столь страстные совокупления по сути своей животны и напоминают мне то, как свиваются в целое две согретых солнцем змеи. Ту телесную радость, что я черпаю от Артура, я таю ото всех, даже от Бога.

Никому нельзя довериться, даже если бы захотелось. Нам строго-настрого запрещено бывать вместе, когда нам этого хочется. Его бабушка, миледи матушка короля, запретила это. Она командует всем и повсюду, даже здесь в Уэльсе. Она постановила, чтобы он приходил в мои комнаты лишь раз в неделю, за исключением тех дней, когда у меня месячные, приходил в десять вечера и уходил в шесть утра. Мы подчиняемся, разумеется, все подчиняются ей. Раз в неделю, как она повелела, он проходит в сопровождении свиты, церемонно, через большой зал ко мне в спальню — вежливый, послушный, обязательный, а наутро без слов покидает меня — паинька, выполнивший заданный урок, отнюдь не восторженный влюбленный, чьи ласки всю ночь не давали мне заснуть. Когда они приходят за ним, он никогда не распространяется, как провел ночь. А в другие дни, когда на небе зажигаются звезды, мы встречаемся на крепостной стене и, словно тайные любовники, идем либо в мои комнаты, либо в его и попадаем в наш, и только наш, маленький мирок, наполненный нашим счастьем. Так что в этом замке, кишащем досужими пронырами и шпионами матушки короля, никто не знает, как сильно мы любим друг друга.

После мессы супруги отправляются завтракать — отдельно, хотя предпочли бы вместе. Замок Ладлоу, маленькая копия английского двора, живет по указке матери короля, а значит, принц после трапезы занимается с наставником, совершенствуется в науках или в спорте, если позволяет погода; а Каталина, соответственно, занимается со своим наставником, читает или гуляет в саду.

— Сад! — поводила плечиком Каталина, стоя посреди лоскутка травы с жалким бордюром и промоченной дождями скамьей. — Да видывала ли она когда-нибудь настоящий сад!

После обеда им дозволялся совместный выезд верхом — супругам разрешалось поохотиться в окрестных лесах. Местность вокруг красивая, с быстрой рекой посреди широкой долины и древними лесами, растущими по склонам холмов. Каталина полагала, что сумела бы полюбить эту реку — она называется Тим — и то, как смыкается на горизонте линия холмов с небом. Однако в разгар зимы все вокруг черно, серо и бело, суровый ландшафт лишь изредка оживляется солнцем, изморозью да снегопадом. Большей же частью погода такова, что принцесса вовсе не выезжала — она не выносила влажных туманов и колючего мелкого дождя. Артур тогда охотился без нее.

— Если я даже останусь, все равно мне не позволят быть с тобой, — мрачно говорил он. — Наверняка там в списке заготовлено какое-нибудь для меня занятие…

— Так вперед! — улыбалась она, хотя до ужина было бесконечно далеко и делать ей было нечего.

Раз в неделю происходил выезд в город, на мессу в церкви Святого Лаврентия либо помолиться в маленькой часовне у крепостной стены, почтить своим присутствием обед, организованный какой-нибудь гильдией, поглазеть на петушиные бои, травлю быков, представление заезжих актеров. Ухоженный, славненький городок производил доброе впечатление — он счастливо избежал разорительных последствий войны между Йорками и Ланкастерами, войны, которую завершил Генрих Тюдор, отец Артура.

— Нет ничего важнее для королевства, чем мир, — в ночной беседе заметила как-то Каталина.

— Ну, единственный враг, который грозит нам сейчас, — это шотландцы, — ответил Артур. — Йорки — мои предки, Ланкастеры — тоже, так что старое соперничество на мне кончается. Только и нужно, что защитить северную границу.

— И государь считает, что добьется этого благодаря браку твоей сестры Маргариты?

— Будем уповать, что он окажется прав, но шотландцы коварны, верить им нельзя. Когда я стану королем, я буду стеречь границу, а ты будешь давать мне советы, и вместе мы позаботимся о том, чтобы приграничные замки были хорошо укреплены.

— Это правильно, — согласилась она.

— Конечно, ты лучше меня знаешь, что нужно делать, ведь ты все детство провела на войне.

Она улыбнулась:

— Я рада оказаться тебе полезной. Мой отец вечно шутил, что матушка воспитывает из нас амазонок, а не принцесс.

На закате они вместе ужинали, и, благодарение Господу, в это время года закаты не заставляли себя ждать. Наконец-то Каталина и Артур могли сидеть бок о бок за высоким столом в большом зале, у боковой стены которого пылал огромный очаг. Артур всегда усаживал Каталину по левую руку, поближе к огню, и, хотя она была в подбитом мехом плаще и под нарядным платьем на ней было несколько льняных сорочек, все равно она мерзла, выходя из своих натопленных комнат в дымный парадный зал. Испанских придворных дам во главе с доньей Эльвирой усаживали за один стол, английских — за другой, прочая свита располагалась за третьим. Лорды — члены Совета, сэр Ричард Пол, смотритель замка, епископ Уильям Смит из Линкольна, доктор Бирворт, лекарь Артура, его казначей сэр Генри Верной, лорд-камергер сэр Ричард Крофт, лорд-камердинер сэр Уильям Томас из Камартена, а также вся знать Уэльса были рассажены по всему залу. А на галерею пускали народ, и любой валлийский зевака мог поглядеть, как трапезничает испанская принцесса, и посплетничать, ладит ли она с мужем.