Добровольно проданная (СИ) - Шагаева Наталья

— Помочь с гирляндой? — спрашивает Артем, указывая на коробку с огоньками. Понимаю, что одна не справлюсь, и киваю, продолжая распаковывать коробки. Настоящие стеклянные шарики. Очень красивые, словно вручную расписаны серебряными и золотыми красками. Тут и бусы, и бантики с шишками, и еще много всего.

Я настолько увлекаюсь украшением елки, что не замечаю, как проходит время и то, как Артем помогает мне уже с шариками и мишурой. Прихожу в себя и осознаю, что происходит, только когда пошатываюсь на стуле и почти падаю, а Артем ловит меня за талию, прижимая к себе. Мы замираем. Я уже стою на ногах, но Артем не отпускает, наклоняется и глубоко вдыхает запах моих волос, я даже ощущаю, как сильно барабанит его сердце. Дергаюсь, но он сильнее,

— Артем, отпусти меня, — пищу я, кусая губы. И если раньше мне только казалось, что он что-то испытывает ко мне, то теперь я в этом убеждена.

— Еще минуту, пожалуйста, — тихо шепчет он и прижимает сильнее. А у меня в голове набатом звенят тревожные колокола. Так нельзя! Я не хочу! Ни минуты, ни секунды!

— Артем! — повышаю голос, пытаясь его оттолкнуть, и он, наконец, отпускает. Отхожу от мужчины подальше и отворачиваюсь к окну. Я просто хочу, чтобы он ушел.

— Соня… — сглатывает он. — Сонечка, — называет так ласково, как мама, и идет ко мне.

— Не подходи! — оборачиваюсь, обнимая себя руками, пытаясь отгородиться.

— Прости, — останавливается он. — Это сильнее…

— Не надо! — прерываю его. Я не хочу слышать его оправданий. Кажется, что если выслушаю, то дам надежду. — Ничего не говори. Этого не было. Спасибо за помощь.

Артем не уходит, стоит и сжимает кулаки, смотрит на меня, словно не слышит.

— Уходи! — вскрикиваю и вновь отворачиваюсь к окну. Тишина, слышно только его тяжёлое дыхание,

— Уходи, — тихо повторяю, и Артем, наконец, реагирует, покидая гостиную.

Артём приятный, отзывчивый, заботливый мужчина — полная противоположность Адамади. Я ценю его помощь и поддержку, но никак не могу воспринимать, как мужчину. А самое гадкое, что я чувствую себя виновной перед Константином, словно изменила ему.

В этот вечер Константин не приехал домой. Я ждала его, волновалась, постоянно выглядывая в окно. Мне очень хотелось ему позвонить, но я сдержалась. Весь вечер сжимала телефон и боролась с собой. Набирала сообщения и стирала, так и не отправляя их. Мне казалось, что, несмотря на его снисхождение, я не имею права на такие звонки. Мне казалось, что это что-то личное. Кто-то самый дорогой имеет право на беспокойство и на вопросы. А я не имею на них права.

Несмотря на беспокойную ночь, я все же нашла в себе силы подняться с кровати, принять душ, одеться и выйти на кухню. Долго пытаюсь справиться с навороченной кофемашиной, но побеждаю в этой борьбе с техникой. Или, скорее всего, это машина надо мной сжалилась и сдалась, выдав мне латте.

Собираю волосы в пучок, надеваю Наташин фартук с кружевными рюшками и начинаю готовить праздничный ужин. Я даже не знаю, приедет ли Адамади или нет, но надеюсь, что он не оставит меня одну.

Где-то в обед, когда меня одолевают сомнения и отчаянье, на телефон приходит сообщение: «Накрывай стол в гостиной и надевай красивое платье, зайка, я приеду к десяти». Внутри меня вспыхивает целый фейерверк эмоций. Сердце колотится, готовое вырваться из груди, накрывает эйфорией, настроение подскакивает, и дела идут быстрее.

На часах почти десять. Стол накрыт. Я выключила свет, зажгла на елке огни и свечи. Не хватает только камина, но, к сожалению, я не могу его разжечь. Красиво, уютно, пахнет мандаринами, хвоей и вкусной едой. По крайней мере, я очень надеюсь, что это вкусно. Я старалась.

На мне синее платье без рукавов с широкой юбкой до колен и с атласной лентой вместо пояса. Это единственное платье, которое выбрала я сама, а не Виктория. Надеваю чулки и туфли, как нравится Константину. Распускаю волосы.

Нервно поправляю скатерть и осматриваю стол: утка с апельсиновым соусом, пара традиционных салатов. Может, Константин и не ест такое, но я не представляю Нового года без оливье. Еще я сделала тарталетки с икрой и красной рыбой, выложила в вазу фрукты и конфеты. А теперь нервно поправляю волосы и хожу по гостиной, не зная, куда себя деть. Мне как-то очень волнительно. Но это не страх, это, скорее, предвкушение. Мне очень хочется, чтобы Константину все понравилось: от моей еды до наряда.

Я вижу, как его машина останавливается возле главного входа, и отбегаю от окна. Сначала встаю возле елки, а потом понимаю, что это глупо — я как ребенок в ожидании Деда Мороза, поэтому сажусь в кресло, пытаясь расслабиться.

Вопреки моим ожиданиям, Адамади не в костюме, каким я привыкла его видеть. На нем синий джемпер в тон моему платью и потертые джинсы. Рукава закатаны, на правой руке часы с массивным металлическим браслетом, и небрежно растрепанны волосы. От него пахнет терпким парфюмом, сигаретами и снегом. Но мне нравится этот его образ, так он выглядит мягче и проще. Константин серьезно осматривает гостиную, задерживаясь взглядом на столе и елке, а потом слегка улыбается, обращая на меня внимание, и меня немного отпускает.

— Привет, — улыбаюсь ему в ответ и замираю.

— Добрый вечер, София. Хорошо выглядишь, — кивает он мне и, хромая, идет к бару. — Вино, мартини?

— Я не знаю, выбери сам.

— Тогда вино, — его голос легкий, расслабленный, без нажима и давления, словно передо мной другой человек. — Разожжём камин? — спрашивает он меня, открывая бутылку вина, и я быстро киваю, не прекращая улыбаться. Меня захлестывает волной какого-то интимного счастья, которое я никогда раньше не испытывала.

ГЛАВА 25

София.

Пока я медленно пью вино, Константин разжигает камин. Мне нравится, что мыв доме одни, никакой охраны и прислуги. Так чувствуешь себя уютнее. Мне нравится, что он сегодня другой — домашний, мягкий, словно сытый, спокойный хищник. Он ловко справляется с дровами, разжигая их, и комнату окутывает легкий древесный запах,

Константин поднимается, садится напротив меня в кресло и наливает нам еще вина.

— Ты сегодня какая-то другая, — говорит он и салютует мне бокалом вина.

— Какая?

— Хитрая, улыбаешься постоянно, щеки раскраснелись, — он ухмыляется, расслабленно откидываясь в кресле.

— Не хитрая, я просто рада, что мы отмечаем праздник, как положено. А еще мы с мамой смотрели телевизор, там сейчас много интересного показывают, — выдаю я.

— Могу тебе и телевизор организовать.

— Нет, не нужно, без него лучше, как-то… — не могу подобрать слово.

— Ты хотела сказать интимнее? — заканчивает он за меня, и я киваю, потому что Адамади прав, — Ты довольна? Все, как ты хотела?

— Да, спасибо, — прячу улыбку, потому что действительно свечусь, как стоящая рядом елка,

— Ну, тогда давай выпьем за еще один ушедший год.

Киваю и тяну бокал, чтобы чокнуться. Константин почти не пьет, просто пригубляет и крутит бокал в руках.

— Вино такое вкусное, необычное.

— Я знал, что тебе понравится, Это больше женский напиток. Пьётся легко и очень хорошо расслабляет, — подмигивает он мне, — Наслаждайся, зайка. Ты сегодня очень красивая.

И я краснею еще больше,

— Может, поедим? Надеюсь, ты голодный, а то я целый день ничего не ела.

— Ну, давай попробуем, выглядит вкусно, Я тоже голодный, только завтракал,

— Можно я тебе все положу? — спрашиваю, потому что мне очень хочется за ним поухаживать.

— Можно, — кивает он и наблюдает, как я беру тарелку и раскладываю салат и утку, Дальше мы едим, и Константину нравится, или, по крайней мере, я надеюсь, что он не льстит, когда хвалит мою еду. Адамади изредка подкидывает в камин поленья и возвращается ко мне, Мы говорим ни о чем: о непогоде за окном, о моей маме и о том, что она скоро приедет домой, о моей учебе. А точнее Адамади обходит все мои вопросы о себе и слушает только меня, причем очень внимательно слушает, иногда в наглую рассматривая, иногда улыбаясь и кивая.