волчья жизнь, волчь законы... - Александр Беляев

Дробышев зазевался, разговорившись со знакомым «гусём», и не отдал честь проходившему мимо командиру 2 транспортной роты..

Капитан Ноздреватых, красивый широкоплечий мужчина, подошёл к дневальному и тыльной стороной ладони ударил его в живот.

Дробышев со стоном согнулся.

– Что обурел? – строго спросил Нозреватых. – Воин, почему офицеру честь не отдаёшь?

– Не заметил, – ответил Дробышев с лицом, искажённым болью.

– Повнимательнее! Ты на службе! Расслабляться нечего! К тому же ты дневальный. На тебе особая ответственность. Ты охраняешь оружейную комнату. Смотри, чтоб подобного больше не повторялось!

– А ты, – сказал Нозреватых, обращаясь к другому солдату, – не отвлекай дневального! Дробышев глядел с ненавистью в широкую спину медленно и важно удаляющегося по коридору капитана Нозлреватых. «Сука! Я тебе устрою! – злобно думал он. – Буду уходить на Дембель, хвало тебе в кровь расшибу! Скотина!»

Распахнулись двери, и коридор батальона наполнился густым баритоном Пупса. Он был сейчас пьян, а потому необычайно весел. А когда он был пьян, его всегда тянуло петь.

Да кольоры мои два кольоры! – несколько фальшиво тянул он.

Оба на полотни. В души мойий оба.

Два кольоры мои… два кольоры.

Червонный цэ любовь. А чорный цэ – журба!

Перший голос Захидно-Украйинськой эстрады, – так без лишней скромности говорил о себе Пупс.

Старшина 2 ТР прошёл мимо и, не обращая внимания на Дробышева, отдавшему ему честь, ввалился к себе в каптёрку. Оттуда, потирая горящие задницы, вылетели Бардо, Арбузов и Буреломов. Пупс отвесил – каждому - по хорошему, увесистому пинку.

…День на ГСМ прошёл как обычно. «Гуси» целый день носились по территории с ручным насосом, заправляли машины, заготавливали бензин на завтрашний день, катили двухсотлитровые бочки по грязи, затаскивали их в кладовку. Ходили за водой на «точку».

Сержант Ржавин целый день сидел в солдатской комнатушке. Пока остальные «деды» рубились в нарды, он то скальпелем, то лезвием вырезал из твёрдого бруска резины печать для начальника службы ГСМ капитана Лукьянов.

– Ну, как продвигается работа? – спросил Лукаш, зайдя после обеда в солдатскую.

– Да помаленьку, – ответил Ржавин. Он только что порезал лезвием палец, и Куриленко обрабатывал ему рану йодом. На тумбочке лежал моток несвежего бинта.

– Что с пальцем? – поинтересовался Лукаш.

– Да так… Ничего серьёзно. До свадьбы заживёт.

Начальник ГСМ взял в руки резиновую заготовку. Ржавин к этому времени уже вырезал овал и половину слова «библиотека». Полностью надпись на печати должна была гласить: «Личная библиотека Н.В. Лукьянов». А в центре печати должен был находиться герб Украины – трезуб.

– Твой рапорт уже подписан. Как закончишь, подойдёшь ко мне, – сказал Лукаш, оставшись довольным работой сержанта, и ушёл в контору, к прапорщикам.

Вчера сержант Ржавин написал на имя командира части рапорт на увольнение в запас, ротный наложил свою визу: «Не возражаю!». Оставалась подпись капитана Лукьянов и начальника строевой части капитана Загородного.

Лукаш подписал рапорт сержанта и закрыл у себя в сейфе.

Ржавин продолжил свою работу над печатью после ужина, в кубрике.

Мерно тикали часы напортив «тумбочки» дневального. К Дробышеву подошёл Вербин.

– Иди, получай сигареты. Я постою за тебя.

Дробышев пошёл в каптёрку. Сегодня был сигаретный день.

В Украинской Армии на каждого солдата отпускалось в месяц по 15 пачек сигарет. Их выдавали бесплатно. Некурящие отдавали или выменивали свои сигареты сослуживцам.

Тем, кто курил, пятнадцати пачек на месяц почти всегда не хватало. «Старикам» было проще. В случае необходимости они, щёлкнув пальцами, говорили:

– Гуси, сигарету мне быстро!

И «гуси» неслись искать. «Стреляли» друг у друга.

15 пачек выдавали тремя партиями: из расчёта 5 пачек сигарет на десять дней.

Старшина РМО, Нытик, с самого начала ввёл у себя в подразделении порядок, что он выдавал солдатам по четыре пачки.

Причем, он всегда подчеркивал:

– Вы можете одержуваты по пьять. Я нэ наполюгаю. Але краще будэ, якшо вы будете одержуваты по чотырэ.

Сам старшина не курил. И поэтому сигарет у него в конце каждого месяца скапливалось в каптёрке по нескольку картонных упаковок. Забирая сигареты домой, старшина продавал их гражданским лицам.

Нытик сидел за столом и смотрел, как Штырба выдавал сигареты.

Солдаты, получив свои четыре пачки, в табельной ведомости против цифры «5» ставили свою подпись.

Подошёл Пух. Решительно потребовал:

– Старшина, мне пять пачек!

Нытик ничего не сказал и на молчаливый вопрос Штырба, как ему поступать, кивнул головой: «Мол, выдавай всё, что положено».

Из всей роты по пять пачек получали только «деды», за исключением Лопатина. Лопатин был мягкотелым. Он опасался, что потребуй он всего, что ему положено, старшина его сгноит. Остальные требовали, не опасаясь ничего.

Арбузов, дожидаясь своей очереди, вдохновлённый примером «дедов», раздражённо говорил Вдовцову:

– Ты как хочешь, а я скажу, чтоб Штырба давал мне пять пачек. Не хрен наживаться за мой счёт! Нытик и так обурел! И ничего он мне не сделает. Правильно, говорит Ким. Нечего его бояться. Нам положено по закону пять пачек, будь добр, отдай нам всё. Лишнего нам не надо.

– Правильно, – согласился Вдовцов. – Оттого что он недодаёт одну пачку, служба у нас легче не делается, а Нытик, как придирался к нам по мелочам, так и дальше придирается.

Сергей тоже решил поддержать своих и, когда подошла его очередь и Штырба, как обычно отсчитал ему четыре пачки, Дробышев потребовал доложить ему пятую.

Нытик промолчал, но у себя в памяти это отметил: «Ладно, гусь. Тебе это зачтётся!»

Дробышев, рассовывая сигареты по карманам, вышел в коридор батальона, вернулся к тумбочке, сменил Вербина.

В казарму, распахнув двери, вошёл длинный, как шлагбаум, начальник штаба БАТО майор Белобородов.

– Кто дневальный РМО? – разгневанно спросил он.

– Вам новый или старый? – уточнил Дробышев.

– Мне по хрен. Чтоб лестница немедленно была убрана! Что у вас там за бардак, точно стадо слонов по ней прошло?

Сравнение было удачным. Десять минут назад прошла рота охраны. Солдаты, сменившиеся с караула. На лестнице после них было полно ошмётков грязи.

Комари уже сменился, и Дробышеву ничего не оставалось, как попросить другого дневального подменить его на «тумбочке», взять метлу и идти на лестницу.

Отстояв свои два часа, Дробышев сходил на ужин, поднимаясь по лестнице в казарму, остался недоволен её видом. Лестница снова была заплёвана, на ступеньках кое-где валялись окурки и бумажки. Поскольку все офицеры разошлись по домам и теперь ему никто не сделает замечание, он решил, что наведёт уборку после Отбоя.

Дробышев зашёл к себе в кубрик. Там почти никого не было, кроме сержанта Ржавин и младшего сержанта Сагалова, каптёрщика 2 ТР. Вся рота ушла в светлицу, смотреть кино. Дробышев ушёл тоже.

Ржавин из рассказов земляка знал, что Сагалов до армии два года встречался с девушкой, видел её у него на присяге, был знаком с её письмами, которые она писала в армию своему любимому.

Сагалов сообщил, что, скорее всего, весной, на Красную горку, он женится на ней.

– Придёшь на свадьбу? – спросил он земляка.

– Ты, брат, погоди… о свадьбе думать, – сказал Ржавин. – До этого дожить ещё надо. Ты приди сначала домой, походи с ней, посмотри, чем она дышит. Узнай у братвы, чем она все эти полтора года занималась. А вдруг она с кем-нибудь романы крутила. Пойми меня правильно, я не желаю тебя оскорбить, но в жизни всякое бывает… Я, например, за год до армии, имел связь с одной женщиной. Собственно по возрасту, ей было 19 лет, ну а так… она была женщина. Она, короче, ждала из армии своего парня, а сама кувыркалась со мной. Давала мне читать его письма, сама писала ему, в том числе и под мою диктовку. «Мол, милый, верна тебе, люблю, целую, хочу и жду». Лирики для меня нагнать никогда проблемой не было. Одним словом, поначалу, прежде чем идти на брак, убедись, что ты не олень, что у тебя нет рогов. Это первое… Второе… Загляни поглубже в своё сердце – любишь ли ты её? Она ли та, единственная и неповторимая? В Киеве – три миллиона жителей вместе с приезжими… Из них половину женского пола, откинем в сторону, детей, стариков, пожилых и тем, кому больше тридцати… Как минимум, тысяч двести девушек остаётся… Откинем из них «крокодилов» и склонных к полноте. Останется как минимум 50 тысяч. Точно ли из этого огромного моря выбора твоя Светка единственная и самая желанная? У неё есть жильё?

– Есть. Трёхкомнатная квартира, в районе Оболони.

– Хорошо. Есть братья- сестры?

– Есть сестра младшая…