Элита элит - Роман Злотников

— Подъем! Быстро!

Вилора оторвала голову от тощей подушки, не особенно смягчавшей вздернутый верх топчана, и заспанно завертела головой.

— Что случилось? — послышался сонный голос Кирилла Петровича. — И кто вы такой, собственно?

— Майор Толубеев, командир второго батальона, — представился танкист. — Приказ комдива: немедленная эвакуация. Немцы захватили Кобрин и перекрыли дорогу на Пружаны. Части дивизии уже начали отход в восточном направлении. Вам приказано…

— Товарищ майор, — перебил его Кирилл Петрович, — но… мы не сможем. У нас практически не осталось транспорта. Санитарная машина всего одна, а подводы…

— Ничего не знаю! — возвысил голос майор. — Вы что, не понимаете? Немцы вот-вот будут здесь.

Кирилл Петрович на мгновение задумался.

— Ну хорошо. Но вы не могли бы выделить нам в помощь…

— Доктор, — танкист стиснул Подушного за плечо, — от моего батальона осталось два танка. И полсотни бойцов. Если немцы ударят сейчас — они сомнут нас за полчаса. Если не быстрее.

— Но… как же так? — недоуменно начал Кирилл Петрович. — Мы же не можем бросить раненых, и потом…

Но танкист его уже не слушал, развернулся и выбежал наружу.

Следующие два часа они суматошно готовились к эвакуации. Подвод не хватало. К тому же остатки второго батальона майора Толубеева, занявшие оборону в поле у западной окраины деревни, вновь привлекли внимание вражеских самолетов, появившихся через полчаса после рассвета. И хотя налет был только один, да и бомбы все легли на позициях танкистов, один самолет пару раз прошелся над деревней, поливая огнем бортовых пулеметов. И хотя убило всего двоих, одной из погибших оказалась баба Нина…

В путь тронулись около семи утра. Слава богу, большую часть раненых увезли еще вчера, так что кое-как всех удалось разместить. Последние подводы еще только выезжали из деревни, когда на противоположном конце, там, где заняли оборону танкисты, загрохотало. Вилора вздрогнула и зябко поежилась.

— Минометы бьют, — угрюмо буркнул раненый, сидевший на подводе рядом с ней. — Значит, скоро в атаку двинутся.

— Да уж точно, — отозвался другой, — знамо дело. Ежели бы не собирались, так и не бомбили бы с утра. Немец — он зазря бомбы бросать не будет. Ежели бомбят — значит, атакуют… — И солдаты замолчали, видно задумавшись об одном и том же. Сколько сумеют продержаться бойцы Толубеева и хватит ли им этого времени, чтобы выскользнуть из мешка, который вот-вот должен был сомкнуться вокруг остатков танковой дивизии. Не зная о том, что мешок уже сомкнулся…

На немцев они наткнулись всего через три километра от деревни. Те, похоже, заметили их издалека и затаились на опушке, ожидая, пока подводы медсанбата пойдут поближе. А затем просто вышли из кустов или выкатились из высокой травы.

— Хальт! — проорал стоявший впереди, вскидывая руку. Он был не слишком высок, курнос, черноволос и довольно молод. Рукава его мундира были закатаны по локоть, голова обнажена, а поскольку в руках у него в отличие от окружающих не было никакого оружия, Вилора сразу подумала, что это, наверное, офицер. Так оно и оказалось.

Их разоружили, что, впрочем, оказалось нетрудно. С шестнадцати подвод немцы собрали только дюжину винтовок и несколько пистолетов. Подушному даже пришлось перелопатить весь чемодан, для того чтобы отыскать свой штатный ТТ.

Вилора все время ожидала, что вот-вот начнется что-то страшное, что немцы начнут расстреливать раненых или грабить и насиловать, но все обошлось. Немцы велели разгрузить три подводы, выделили десяток конвоиров и приказали разворачиваться и возвращаться обратно. Приказы отдавались большей частью жестами, сопровождаемыми криками: «Шнеллер!», что означало, — Вилора помнила из институтского курса немецкого, — «Быстрее!»

После чего они разошлись. Немцы, за исключением конвоиров, двинулись дальше на восток, а санбат обратно на запад.

До деревни они добрались через час. Еще за триста метров до окраины, едва перевалили взгорок, в глаза бросился сгоревший БТ, на котором ночью в санбат приезжал майор Толубеев. А может, это был другой, ведь майор говорил, что у него осталось два танка. Танк был полностью покрыт копотью, а из-под свернувшихся, будто листки бумаги под огнем, кормовых капотов все еще струился в небо черный дым.

В деревне уже вовсю хозяйничали немцы. Конвоиры приветственно заорали и замахали руками, и на дорогу тут же высыпало множество немцев. Они чувствовали себя совершенно спокойно, практически все были без оружия, в расстегнутых или даже вообще снятых кителях, кое-кто в подтяжках поверх белых нательных рубах.

Когда подводы ехали сквозь толпу, Вилора чувствовала, как взгляды скользят по ней, будто что-то липкое, а они все пялились на нее и хохотали, нагло скаля зубы и тыкая в нее пальцами.

Подъехали к старым конюшням, где им велели разгружаться. После чего мужчин загнали в подвал, а женщин — в бывшую прачечную. И до самого вечера их никто не беспокоил. Только уже перед самым закатом все те же кухарки из местных, которые готовили на медсанбат до эвакуации, принесли казан с похлебкой, сообщив, что немецкий командир приказал им, после того как они накормят его роту, приготовить поесть и пленным. Благо продуктов в кладовых осталось довольно много, потому что в первую голову грузили раненых, медицинские препараты и оборудование, а все остальное — как получится.

Уже ночью, когда они с Симой лежали у стены, за большим котлом, в котором прачки кипятили замызганные кровью простыни, та внезапно подвинулась к Вилоре и тихо прошептала:

— Как ты думаешь, нас убьют?

Вилора несколько мгновений лежала, молча глядя в потолок, а потом безразлично пожала плечами:

— Не знаю. Пока не убили. Может, и дальше…

Сима сильно зажмурила глаза и несколько мгновений лежала так, потом открыла.

— Знаешь, когда я была маленькой, у меня был хороший способ убежать от неприятностей. Я сильно-сильно зажмуривала глаза и накрывалась с головой одеялом. И так засыпала. А наутро всегда все оказывалось хорошо… ну или хотя бы гораздо лучше, чем было вчера.

Вилора горько вздохнула и ответила:

— Мы уже большие, и нам совершенно нечем накрыться с головой. Даже шинелей нет…

А на следующее утро в расположении немецкой роты появился тот самый толстый фриц в очках и черной форме, и их по одной начали вызывать на допросы.

Следующие два дня были похожи друг на друга, как братья-близнецы. Они ели, спали, время от времени кого-то уводили на допрос. И лишь на третий день с утра во дворе внезапно послышался какой-то шум.