В тени монастыря (СИ) - Юрий Раджен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Или посуду сполосни, - хмыкнул Вадай.
От обиды на глазах девочки выступили слезы:
- Да чтоб вам с этой посудой... Придумай, Ярин, придумай свою машину, чтоб они наконец заткнулись!
***
Ярин пришел домой чуть раньше обычного. Он переоделся в домашнюю майку и штаны, доставшиеся ему от Орейлии, надел тапочки, сходил на кухню и приготовил себе полдник - кружку чаю и бутерброд с сыром. На общей кухне ругались соседки, обвиняя друг друга в воровстве продуктов: отлитого из кастрюли супа и отложенного из пакета творога. Подобные сцены были явлением совершенно обыденным - общие кухни, на которых готовило с десяток семей, не могли не стать рассадником ежедневных душераздирающих скандалов, - и Ярин привычно забрал еду в свою комнату.
Он сидел за столом и жевал, когда его взгляд его упал на подаренную Танаей монету, которую он ранее выложил вместе с ключами из кармана на тумбочку. Тяжелая, серебряная, так не похожая на тоненькие железные золотые, она казалась более весомой, настоящей. Повертев ее в руках, Ярин задумался о том, как жилось людям там, в далеких Горных Городах, в Штрёльме, Нимце, Врхе... Отсюда, из глубины Империи, эти города казались местами наполовину мифическими, которые словно бы и не существовали в реальности. Ведь даже о жизни в других городах Империи можно было узнать лишь из книг, газет и церковных проповедей. В случае заграницы все было еще хуже - газет Горных Городов здесь не продавалось, а те немногие книги, которые Церковь считала достаточно благонадежными и переводила на Общее Наречие, теряли, как поговаривали, добрую половину любопытных деталей при переводе. Впрочем, наверняка это установить было невозможно, потому что оригиналов никто, кроме переводчиков, не видел, и в любом случае не смог бы прочесть - иностранные языки не были в большом почете у имперцев. Что же касается проповедей, то в Церкви, в основном, сообщали о том, что жизнь гномов и эльфов Альянса полна страданий: от гнета их властителей, от безнравственности и распущенности, от наводнений и неурожаев - от всего.
Но Церкви верили не все, особенно среди молодежи. Проповеди слушали, но ритуально, без истовой веры, относились к ним как к формальности, зная, что в них есть и лукавство, и ложь, хоть и не зная, где в точности. Среди сомневающихся расползлось великое множество слухов и сплетней о далекой и манящей загранице. Ходили ли гномы на работу? Работали ли они меньше, или, наоборот, намного больше, без выходных и отдыха, как иногда рассказывали церковники? Стояли ли они в очередях за колбасой, или, как пошептывали, могли просто так прийти в магазин и купить все, что им заблагорассудится?
Были ли у них посудомоечные шкафы? От неожиданной мысли Ярин перестал жевать. Он как будто снова увидел широкую улыбку Танаи, ее добрые, веселые глаза и полушутливые причитания о мытье посуды. Возможно ли это? Он вспомнил о расстроенной Илке, так просившей избавить его от чашек... Наверняка, если такая штука была возможна, в Горных Городах до нее уже додумались. А получится ли у меня?
Ярин растянулся на своей узкой кровати. Он обратился к Иллюзиям - несколько варгов, и вот уже перед ним возникла призрачная копия прачечного шкафа, которым он занимался днем: нечто вроде бочки с лопастями внизу, которые закручивали белье и воду. Простая, допотопная конструкция, известная уже лет сто. Она не была вершиной чародейской мысли на Сегае, но в Империи выпуск бочек был отлажен настолько хорошо, что переходить на чего-то новое было страшно, а самое главное - незачем и в целом лень. Ярин сложил в призрачный прачечный шкаф призрачные чашки и привел механизм в движение. Чашки, разумеется, мгновенно разлетелись на сотни призрачных осколков. Такой исход можно было предвидеть без всякой магии, но с чего-то нужно было начать. А что, если поднять посуду повыше, и закручивать только воду? Слегка изменив заклинание, Ярин убедился, что посуда останется целой, но грязной.
Снова и снова составлял Ярин заклинания, подбирая нужные слова и формы, пытаясь создать тот единственно правильный слог, который бы призвал к жизни иллюзорный посудомоечный шкаф. Иногда ему, впрочем, казалось, что заклинание, безупречное в своем изяществе и красоте, уже кем-то создано, что оно парит на краю его сознания, шепчет само себя и ждет, жаждет быть выговоренным вслух - вот только Ярин никак не мог расслышать его правильно. Несколько раз парень пытался отвлечься, выпил чая с баранками, прогулялся по двору - но неумолимый шепот на грани слышимости не оставлял его, доставляя неудобства столь же ощутимые, что и крошечный камушек, попавший в ботинок. С трудом заглушая прилипчивый голос посудомоечного шкафа, которому приспичило быть выдуманным именно этой ночью, ему все-таки удалось задремать через пару часов после полуночи.
Сны его были неспокойны. Он снова гонялся по ночному дремучему лесу за огоньками, разбрасывающими зеленые искры. В этот раз они были от него еще дальше, чем прежде, уносясь так быстро, что он, как не бежал, не поспевал за ними. Внезапно, он выбежал из леса и оказался на равнине, голой, высохшей, испещренной трещинами. Вдалеке уходящие в небо башни неведомого города ослепительно сияли отраженным солнцем - и когда только ночь успела закончиться? Оглянувшись, Ярин увидел, что и сзади него простирается каменистая пустыня. Шумел ветер, настойчиво, вкрадчиво - в его шепоте Ярину послышались слова. Он не понимал их звучания, не мог различить звуки, но, кажется, чувствовал их смысл - хотя и не осознавал его. Мучительное ощущение. Он попытался заткнуть уши - но тело не подчинялось ему, и шепот ветра по-прежнему терзал его сознания неразрешенной загадкой.
Земля задрожала, из-под нее раздался рокот. Тяжелый, тревожный, он вторил шепоту ветра, и Ярину стало страшно. Вскоре под его ногами земля ходила вверх и вниз, словно дышала, собираясь с силами, и ее голос нарастал - из шепота превратившись в грохот. Вдруг прямо перед ним от напора изнутри земля лопнула, взорвавшись, разбросав камни, и ввысь с оглушительным ревом устремился обжигающе горячий столб воды, извиваясь в разные стороны, брызгаясь. Ярин заорал. Он попытался отойти от разверзшегося гейзера, убежать, и лишь собрав в кулак все свою волю, ему удалось пошевелиться - и он тут же проснулся.
Парень резко сев в кровати, тяжело дыша. Голоса земли, воды и пара все еще кричали у него в голове. Отдышавшись, он выговорил привычное заклинание, и перед ним вспыхнул светящийся шарик, заменяющий ночник. Холодный свет, похожий на лунный, осветил его тесную комнатушку: стоявший в углу покосившийся шкаф, стол с парой разных стульев... И полупрозрачную иллюзию, стоявшую на столе. Ярин встал с кровати. Я что, колдовал во сне? Он встал с кровати и приблизился к иллюзии. Это был ящик с решетчатыми полками, на которых была расставлена посуда. Из его дна била, извиваясь в разные стороны, струя кипящей воды - совсем как в его видении.
Волшебные слова, крутившиеся на краешке сознания весь вечер, преследовавшие его во сне, наконец-то обрели форму.
Ярин заставил иллюзию исчезнуть, и затем, дрожа от волнения, повторил заклинание. Он будто бы услышал себя со стороны - и сразу оценил особую легкость, звучность и красоту слога. Несколько мгновений он смаковал выговоренные слова - в них пульсировала сила и магия, и теперь парень был уверен, что именно это заклинание шептал ему внутренний голос. Иллюзия возникла вновь.
Это была победа.
Сначала он даже ощутил некоторую грусть. Только что он стоял на пороге двери между обыденным и неведомым, и встретил свое творение, которое то ли по счастливой случайности, то ли по высшему предназначению в этот момент оказалось по ту сторону. Его варги помогли идее пересечь эту границу, воплотили ее в реальности, и Сегай стал чуточку больше и богаче в этот момент - впрочем, мир неведомого тоже не обеднел. Но теперь эта дверь закрылась, и никто больше не шептал Ярину с другой стороны. Голос в его сознании затих, и это расставание на мгновение отозвалось в парне щемящим чувством одиночества. Впрочем, оно сразу ушло, сменившись радостью, ликованием, экстазом, которые испытывает охотник, настигший добычу, сразивший противника воин, или атлет, выигравший состязание.
***
На следующее утро Ярин, вскочив на рассвете, прибежал в цех не выспавшимся, неумытым и голодным, но с горящими воодушевлением глазами. Он сразу же сел за верстак - воплощать вчерашнюю, или, вернее сказать, уже сегодняшнюю идею. Парень целиком ушел в работу, прерываясь лишь для того, чтобы найти подходящий материал да перекусить. Пока руки привычно управлялись с отверткой, клещами и ручным сверлом, ударно потрудившаяся ночью голова отдыхала от посудомоечного шкафа, и была занята вопросом отстраненным, но интригующим: каким образом Орейлии удавалось доставать для своих машин турбины, трубки, котлы, винты, гайки и все остальное? Когда в работе требовались запасные части, она обычно предлагала передохнуть пару часов, а потом просто приносила все нужное из своей комнаты - в одном из углов стоял громадный сундук, в котором эти детали и хранились. Но как ей удалось заранее собрать все, что нужно? Даже в цеху, где в течение нескольких лет скапливался всякий хлам, Ярин часто тратил кучу времени, чтобы найти подходящую по размерам и форме деталь!