Иосиф Сталин в личинах и масках человека, вождя, ученого - Борис Илизаров

Судя по всему, Сталин еще какое-то время отслеживал настроения в ученой среде, опасаясь скрытых рецидивов марризма. Это выдает еще одну черту сталинской натуры: он всегда и везде чувствовал себя внутренне неуверенно. По хлесткому определению Троцкого, Сталин – это «серая клякса», человек, лишенный подлинно творческих способностей. Его внутреннее «я» вечно искало аргументы, подтверждающие его высокий статус во всем и перед всеми, а теперь и в науке, в лингвистике. Эти опасения поддерживались тем, что к нему время от времени поступали научные издания, авторов которых можно было заподозрить в марристических наклонностях. Конечно же, по его распоряжению их отслеживали. Нет, не устал стареющий вождь, читал все внимательно и с пристрастием. Не менее примечательно и то, что именно во время этих чтений отчетливо проявился еще один из его истинных мотивов, толкнувших на организацию истеричной языковедческой кампании: это маскируемый на людях грузинский шовинизм и не менее скрытые антиармянские настроения.

В самом начале 1950 года (в канун дискуссии) в столичном издательстве «Искусство» был опубликован на русском языке первый том обширного труда Ш. Я. Амиранашвили «История грузинского искусства». На грузинском языке эта книга вышла еще в 1944 году и, конечно же, несла на себе следы влияния концепции Марра. Амиранашвили специализировался на истории Грузии и Ирана, был членом-кор респондентом АН СССР, с 1939 года работал директором Музея искусств Грузии. Фундаментальный труд Амиранашвили охватывал значительный период: от первобытно-общинного времени и до присоединения Грузии к России. Сталин тщательно изучил только первую главу: «Архаическое искусство Грузии и Закавказья по археологическим данным». То, что он проявил интерес именно к этой главе, не случайно, в ней речь идет о древнейшем на территории Кавказа царстве Урарту, о происхождении грузин и истоках их культуры. Амиранашвили довольно осторожно подошел к освещению этих проблем. Сталин, вначале с синим, а затем с красным карандашом в руке, отследил его мнение.

«В различных районах Грузии, – писал Амиранашвили, – открыты памятники мегалической культуры древнейшего типа, относящиеся, по всей вероятности, к эпохе позднего неолита. Профессор Л. Меликсет-Беков, изучающий мегалитические сооружения в Грузии, относит их к IX в. до н. э., когда возникло Ванское царство (Урарту)»[1307].

«Для датировки этих памятников Л. Меликсет-Беков приводит свидетельство историка XI в. Леонтия Мровели о том, что грузины лишь в IV в.

до н. э. впервые стали строить крепостные стены на извести, в отличие от сухой кладки, являющейся характерной особенностью древнейших “циклопических” построек»[1308]. «Социальную структуру Закавказья И. Мещанинов определяет как родоплеменные общины, находящиеся в процессе разложения, обозначая её как “урартскую стадию”»[1309].

Таким образом, автор, прикрываясь мнением авторитетов, в том числе марриста Мещанинова, намекал на то, что государство Урарту не имеет непосредственного отношения к истории Грузии.

Напомню: здесь Сталин исправил армянское написание названия древних каменных тотемных столбов в виде рыб или барельефных изображений навешенных на столбы бараньих шкур. «Вишапы, как теперь окончательно установлено, были связаны с горной ирригационной системой». Сталин на полях слева правит на грузинское: «Вешапы»[1310]. Кавказ – один из мировых центров, где впервые началась выплавка металлов, в том числе железа. Автор монографии отметил, что один такой центр древней металлургии:

«…находился севернее древнего Элама, откуда она распространилась не только на Кавказ, но и в страны Западной Европы»[1311].

«На территории Грузии во многих местах обнаружено большое количество медных топоров, форма которых родственна медному топору из Майкопского кургана и ранним топорам сумерийской эпохи из Ура. Таким образом, бесспорно существование в Грузии длительного периода металлической культуры…»[1312]. Рассказывая о производстве железа, Амиранашвили сослался на мнение древних: «…Амиан Марцелин и др. считали железо произведением картвельского племени халибов»[1313].

Сталину явно понравилось, что установлена обширная связь металлических памятников, найденных на территории Грузии, с памятниками других древнейших цивилизаций, а первые на земле выплавки железа вообще связываются с именем одного из коренных грузинских племен халибов. (На самом деле это не так.)

На Сталина также произвело хорошее впечатление и то, как автор сближал грузинский пантеон языческих богов с пантеонами других древнейших народов. Амиранашвили проводил мысль, что для всех народов Древнего Востока был единый культ женского божества плодородия: «Сумеры называли эту богиню Нина, Нана (Нинни, Иннина), а в Ассиро-Вавилонии ее чтили под названием Иштар и т. д.»[1314]. Нина (Нана) – одно из самых распространенных на Кавказе женских имен и доныне.

«Грузинские летописи сообщают, что статуя этой богини стояла среди других изображений богов в Армази, и приводят её сумерийское название – Аннина»[1315].

«Как известно, Рея, Кибелла, Иштар, Нина – имена одной и той же богини плодородия»[1316]. И здесь, в этом сближении имен, автор явно следовал по стопам только что табуированного вождем Марра.

На пятидесятой странице монографии Сталин подчеркнул всего одно имя, но имя это было особо значимо: «В грузинском сознании миф о непревзойденном герое Амиране занимает такое же место, какое занимал в Месопотамии и частично в Малой Азии эпос о Гильгамеше. Заимствованное странами античного мира у картвельских племен, это сказание в виде мифа о Прометее заняло почетное место в религиозно-мифологическом творчестве человечества»[1317].

Так автор широко, по-марровски связал историю и культуру Грузии с древнейшими культурами мира: Шумера, Ассирии и Вавилона, Древнего Рима, Греции и Финикии сразу.

И все же на этот раз Сталин читал книгу не только из любознательности или по необходимости из цензурных и политических соображений. Очень может быть, что он читал эту книгу в разгар дискуссии или буквально сразу после нее. Он заранее знал, что ищет. Сталин уже несколько раз натыкался глазами на те общие места, в которых автор почтительно ссылался на мнение Марра и марристов. Но вот он обнаружил прямое влияние концепции Марра: