Из истории русской, советской и постсоветской цензуры - Павел Рейфман

По просьбе студентов на встречу пригласили Зощенко и Ахматову. Зощенко недавно, 23июня 53 г., заново приняли в Союз писателей, не восстановили, а именно приняли. Видимо, надеялись, что он усвоил данный ему «урок» и будет вести себя «как надо». Зощенко же, вероятно, в какой-то степени верил, что после смерти Сталина обстановка начинает меняться. Ахматова же таких иллюзий не имела. Им задали вопрос об отношении к постановлению августа 46 г. Ахматова лаконично ответила, что постановление правильное, как и критика в ее адрес: «Так я поняла раньше. Понимаю и теперь». Зощенко попытался объясниться. Он говорил, что с критикой Жданова был не согласный, о чем писал Сталину; «потом путано объяснял, почему не согласен»; говорил о том, что ныне вновь стоит вопрос о сатире: она нужна, но ею следует «пользоваться осторожно». И добавил: буду вновь писать, как велит мне совесть. В Записке отмечается: Зощенко аплодировали, Ахматовой — нет. На вопрос одного из писателей: «почему?» студенты ответили, что сказанное Ахматовой неприемлемо для них и им не импонирует. В записке идет речь и о партийном собрании Ленинградских писателей, которое осудило выступление Зощенко. Сообщалось, что организаторы встречи отнеслись к подготовке ее безответственно, что она не была согласована с обкомом партии и что даны установки установить более строгий контроль за встречами с иностранными делегациями. Сам Зощенко позднее оправдывался: я не мог сказать, что я трус, пройдоха; я дважды воевал на фронте, у меня 5 боевых орденов, я добровольцем вступил в Красную армию. Оправдания были тщетны. Хрущев взбеленился. Новый раунд проработок и ругани писателя. На партийном собрании ленинградских литераторов выступление Зощенко названо антипатриотическим. Принято решение: «Факты последнего времени свидетельствуют, что М. Зощенко скрывал свое истинное отношение к этому постановлению и продолжает отстаивать свою гнилую позицию» (Гром579). Зощенко тяжело переживал происходящее, «почти перестал есть, боялся, что его отравят, ходил с палочкой, сгорбленный, худой, изможденный, еле-еле перебирая ногами, „с потухшими глазами, со страдальческим выражением лица, отрезанный от всего мира, растоптанный…Теперь это труп, заключенный в гроб“ (Гром580, ссылка на дневник К. Чуковского). Всё же дотянул до 58 г. (умер 22 июля). После смерти нашли более 150 его произведений, не входивших в сборники. Часть из них вообще никогда не печаталась. Не добили при Сталине, добили при Хрущеве. По словам писателя Л. Пантелеева, „гражданскую панихиду провели на рысях“. Такова она — хрущевская оттепель.

Но это о прошедшем, о событиях, начавшихся при Сталине… А было и о современном. Прежде всего о „Новом мире“ Твардовского, об его поэме „Теркин на том свете“. Написана поэма как раз под влиянием надежд на Хрущева, на то, что при нем можно говорить правду. Но не тут-то было. В самом начале правления Хрущева (ведь он укрепился во власти не сразу после смерти Сталина), 23 июля 54 г., под грифом „Совершенно секретно“ выходит постановление Секретариата ЦК КПСС „Об ошибках журнала „Новый мир“ (т.т. Шаталин, Поспелов, Хрущев)“, с шестью приложениями. ЦК отмечает, что редакция „Нового мира“„допустила в своей работе серьезные политические ошибки“; в журнале опубликован ряд статей, „содержащих неправильные и вредные тенденции“ (В. Померанцева, М. Лифшица, Ф. Абрамова, М. Щеглова). Но главная суть — в Твардовском. В постановлении указывается, что он и его заместители готовили к опубликованию поэму „Теркин на том свете“, «в которой содержатся клеветнические выпады против советского общества»; в журнале «наметилась линия, противоречащая указаниям партии в области литературы».

Попутно критикуется и руководство Союза писателей, которое по сути не занималось вопросами идейного направления журнала «Новый мир». Здесь же высказываются общие требования, ставящиеся партией перед литературой: «Союз советских писателей призван систематически и своевременно бороться с отклонениями от принципов социалистического реализма, с попытками увести советскую литературу в сторону от жизни и борьбы советского народа, от актуальных вопросов политики партии и советского государства, бороться с попытками культивировать упадочные настроения, давать отпор тенденциям огульного, нигилистического охаивания всего положительного, что сделано советской литературой». В постановлении содержится призыв к писателям-коммунистам бороться за новый подъем советской литературы, за линию партии в литературе, особенно перед предстоящим Вторым Всесоюзным съездом советских писателей. И резолюция: ЦК КПСС постановил: «1. Осудить неправильную линию журнала „Новый мир“<…> а также идейно-порочную и политически вредную поэму А. Твардовского ''Теркин на том свете''. 2.Освободить т. Твардовского А. Т. от обязанностей главного редактора журнала ''Новый мир'' и утвердить главным редактором этого журнала т. Симонова К. М… 3. Рекомендовать президиуму Союза советских писателей СССР обсудить ошибки журнала „Новый мир“ и принять развернутое решение по данному вопросу» (Бох 106-8, 608). Твардовский был назначен редактором «Нового мира» в последние годы правления Сталина. Он сменил К. Симонова в 50-м году. А в 54-м г., во время хрущевской «оттепели», его сменили.

Постановление сопровождалось приложениями, относящимися в основном ко второй половине 54 г., Первое из них — письмо Твардовского Хрущеву от 10 июня 53 г. (еще до постановления). Просьба изменить формулировку в его партийном деле (там написано, что его родители из кулаков). Твардовский подробно мотивирует свою просьбу: его отец — крестьянин — кузнец; о нем писатель рассказывал при приеме в партию в 38 г.; с 28 г. Твардовский живет не с родителями; он пишет о разнобое, связанном с вопросом об его происхождении: в статьях, изданиях, учебниках указывается — сын крестьянина, а в партийном документе — из кулаков. Приведенное письмо — тоже свидетельство веры, что обстановка изменилась.

Приложение 2-е. Письмо секретаря Смоленского обкома партии секретарю Московского горкома Фурцевой от 9 июня 54 г.: проверка установила, что отец Твардовского из семьи крестьян. Приводится ряд сведений, подтверждающих это, но сообщается, что в 29–30 гг. отец Твардовского раскулачен и выслан. Возвращен в 36-7 гг., работал по найму кузнецом в колхозах, последние годы жил в Смоленске, а затем у сына в Москве, где и умер в 49 г. В итоге делается вывод: «Судя по материалам проверки, хозяйство Твардовского Т. Г. было не кулацким, а крепким середняцким хозяйством, удовлетворявшим личные потребности семьи». Сам Твардовский-сын с 14 лет жил в Смоленске, работал в типографии и с тех пор «в семью отца не возвращался» (Бох110-11). Справка весьма благожелательная: видно, что секретарь Смоленского обкома партии П. Доронин, подписавший ее, поддерживал просьбу Твардовского — ПР).

Приложение 3-е. Письмо Твардовского от 10 июня 54 г. в Президиум ЦК КПСС. Уже начинается «проработка» «Нового мира» и его редактора, но решение еще не принято. Поэтому письмо написано дипломатично, в нем содержится некоторая лесть «властям предержащим», оправдания, но и защита определенных принципов. Твардовский пишет о том, что члены редколлегии «Нового мира» — коммунисты на днях обратились к секретарю ЦК П. Н. Поспелову. Состоялась беседа. Предметом ее были два вопроса: работа критико-библиографического отдела журнала и рукопись поэмы «Теркин на том свете». Поспелов сказал, что эти вопросы будут окончательно рассмотрены на Президиуме ЦК. Поэтому Твардовский доводит до сведения членов Президиума следующее: 1. Статьи «Об искренности в литературе», о «Дневнике» Мариэтты Шагинян, о послевоенной прозе, посвященной колхозной тематике, о «Русском лесе» Леонова нельзя рассматривать как некую «линию» «Нового мира», притом вредную. Никакой линии, кроме стремления работать в духе известных указаний партии по вопросам литературы, у журнала «нет и быть не может». Твардовский напоминает про указания партии «о необходимости развертывания смелой критики наших недостатков, в том числе и недостатков литературы». Он пишет об огромном впечатлении, которое производит на него царящий на последних пленумах ЦК дух и тон «прямой и бесстрашной критики недостатков, нетерпимости к приукрашиванию действительности». Именно в этом направлении «я старался направить работу журнала <…> видел и вижу в этом свою прямую задачу коммуниста-литератора…». Твардовский признает, что «у меня и у моих товарищей могли быть ошибки и упущения», но он не согласен признать вредным направление «Нового мира». Попутно упоминает он и о редакционной статье, снятой из шестого номера по распоряжению Отдела литературы ЦК КПСС, намекая на то, что сделано это напрасно.

Довольно много места в письме занимают соображения о поэме «Теркин на том свете» и о беседе с Поспеловым. По мнению Твардовского, только по какому-то предубеждению поэма охарактеризована Поспеловым как «пасквиль на советскую действительность», как «вещь клеветническая»: «я должен сказать, что решительно не согласен с характеристикой ее идейно-политической сущности, данной тов. П. Ч. Поспеловым». На самом деле пафос поэмы в жизнеутверждающем осмеянии «всяческой мертвечины» (цитата из Маяковского — ПР), бюрократизма, казенщины, рутины, «мешающих нам, затрудняющих наше победное продвижение вперед». Форма условного сгущения, концентрации черт бюрократизма, по словам Твардовского, правомерна: ею пользовались великие сатирики, которым он следовал. Поэт допускает, что не все ему удалось, какие-то стороны нуждаются в уточнении, отдельные строчки звучат неверно. Но он глубоко убежден, что при доработке, поэма принесла бы пользу советскому народу и государству.