АНАЛОГИЧНЫЙ МИР – 2 - Зубачева Татьяна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Привет, — весело сказал Крис.
Чак беззвучно шевельнул губами, но голову повернул. Крис переставил стул, сел, закатал рукава халата, достал из кармана тюбик с кремом, промазал себе ладони. Чак молча следил за его приготовлениями. После того случая, когда его рука как-то легла на ноги Гэба, он ещё не раз пытался двигать руками. Но не получалось.
— Давай руку.
— Надо, так бери, — вяло огрызнулся Чак.
Крис улыбнулся его фразе, как удачной шутке, и взял его правую кисть.
— Ну, поехали.
Чак вздохнул и отвернулся. Он уже отчаялся и даже смерти не ждал. И нажимать на заветные точки, чтоб хоть так пальцы пошевелились, не просил.
Крис, напряжённо сведя брови, ощупывал ему подмышечную впадину.
— Не щекочи, — наконец не выдержал Чак. — Что ты там… вшей, что ли, ловишь?
— Границу ищу, — ответил Крис.
— Какую ещё границу?
— Чувствительности. Чувствуешь, где я тебя трогаю*
— Ну?
— А здесь? Ты не подглядывай только, отвернись.
— Отстань, — безнадёжно попросил Чак.
— Ну? Так, а здесь?
От внезапного щипка Чак чуть не подпрыгнул.
— Охренел?! Больно же!
Крис фыркнул.
— Третьего дня я тебя выше щипал, ты не дёргался.
— Врёшь, — недоверчиво нахмурился Чак.
— Не хочешь, не верь, — подал плечами Крис, кладя поверх одеяла его правую руку. — Сейчас левую сделаю.
Чак молча ждал, пока он перенесёт стул и снова устроится.
— А здесь… тоже? — нехотя выдавил Чак.
— Чего тоже? — Крис сосредоточенно разминал ему локоть.
— Ну, граница сместилась?
— Сейчас проверим.
На этот раз Чак ждал щипка, ждал долго, уже решил, что на левой чувствительность вовсе потеряна, и вдруг дёрнулся, как от удара током.
— Полегче, чёрт! Ну как?
— Ниже, чем на правой.
Крис отпустил его руку, достал из кармана марлевую салфетку, тщательно вытер руки и стал скатывать вниз рукава.
— Ну, — смотрел на него снизу вверх Чак, — что скажешь?
— Не знаю, — пожал плечами Крис. — Я же не врач. Тебе надо с доктором Иваном поговорить, ему всё рассказать.
— А то этот беляк сам не знает? — скривил губы Чак.
— Если бы он знал, ты бы уже здоровым был. Я вот… Меня в декабре привезли, горел уже, а из "чёрного тумана" только в конце марта вставать стал. А последних кого привезли, так у них на всё про всё полтора месяца ушло. И загорелись, и перегорели, и из "чёрного тумана" встали, на своих ногах ушли.
— И почему так? — Чак постарался, чтобы вопрос прозвучал поязвительнее.
— А врачи больше знать стали. Я в первой пятёрке был, что это такое, "горячка", здесь не знал никто, они, — Крис усмехнулся, — и спальников раньше не видели.
— Мг, — хмыкнул Чак. — Значит, рассказать ему, считаешь?
— Считаю, да, — твёрдо ответил Крис.
— И что рассказать?
— Всё. Да он сам спросит, ты только отвечай. Ну, ладно, — Крис встал, — мне идти надо. К Гэбу пойдёшь сейчас?
— Нет, — мотнул головой Чак, — ему сейчас не до меня, — и выдавил: — Спасибо.
— Не за что, — улыбнулся Крис и пошёл к двери.
И уже взялся за ручку, когда его догнал насмешливый вопрос:
— А про себя ты всё ему рассказываешь?
Крис, не ответив, вышел, прикрыл дверь, оставив щель, чтобы этот… смог открыть её самостоятельно, и быстро пошёл по коридору.
Приступ у Гэба закончился, и он дремал, а Сол и Люк устало пили чай в дежурке с открытой — на всякий случай — дверью. Крис, проходя мимо, кивнул им. И они ответили ему такими же кивками.
Выйдя из отсека, Крис пошёл в кабинет доктора Ивана. О чём доктор Иван хотел с ним поговорить? О чём бы ни было, ни отмалчиваться, ни, тем более, врать он не будет. Подловил его этот стервец, палач чёртов, подловил. Ладно, он и раньше докторам не врал. Ни доктору Юре, ни доктору Ивану. Но и всего не говорил. А что значит "всё"? Разве можно всё рассказать? Да ещё другому. Самому себе не всё говоришь.
Лампочка над дверью кабинета Жарикова не горит. Значит, можно войти. Крис стукнул в дверь и открыл её.
— Заходи, Кирилл, — улыбнулся ему сидящий за столом Жариков. — Ну, как Чак?
— У него граница чувствительности стала нечёткой, — Крис сел к столу и стал рассказывать: — Подмышка вся чувствует, а если он не видит, то и внутренняя поверхность, вот, — Крис показал на себе, — как… как язычок. Но только когда не видит.
Жариков слушал с таким уважительным интересом, что Крис улыбнулся и продолжил:
— Я сказал ему, что граница спускается. Он… он побоялся поверить. По-моему, так. И ещё. Я сказал ему, чтобы он вам всё рассказал, Иван Дормидонтович. Ну… ну, ответил на ваши вопросы.
— Спасибо, Кирилл. Но если бы я ещё знал, о чём спрашивать, — вздохнул Жариков. — И как спрашивать.
Помедлив, Крис кивнул. Набрал полную грудь воздуха и начал:
— Иван Дормидонтович, вы сказали, чтобы я зашёл к вам. Вы хотели поговорить со мной. О чём? О Чаке и Гэбе?
— Они не что, а кто, — поправил его Жариков. — И о них. И о тебе. И о других парнях.
— Хорошо. Иван Дормидонтович, я… я всё сделаю, — Жариков невольно нахмурился, услышав эту формулировку, и Крис заторопился: — Я на все ваши вопросы отвечу, но… но можно мне поговорить с вами? О… о себе. Потом, когда мы закончим с делом.
— Нет, — Жариков улыбнулся его удивлению. — Не потом, а сейчас. Это важнее, — привычным движением щёлкнул переключателем, одновременно включая красную лампочку над дверью и отключая селектор. — Я слушаю тебя, Кирилл.
Крис судорожно сглотнул.
— Я… я не знаю, как сказать об этом. Плохо мне, очень плохо.
И быстро искоса посмотрел на Жарикова: не смеются ли над ним? Нет. Доктор Иван смотрит внимательно и так… что можно говорить.
— Вы знаете, мы раньше говорили… у спальника три страха. Не пройти сортировку, загореться и… — Крис не смог договорить: такая судорога схватила за горло.
Он закашлялся, растирая себе шею и грудь.
— Воды? — негромко спросил Жариков.
— Нет, спасибо, — мотнул головой Крис. — Я… я не могу назвать… это. Не могу. Но… но сортировок нет, я уже перегорел, а это… это осталось. Я когда понял, подумал… ну, что это как горячка, поболит и пройдёт. А всё хуже и хуже. Я не могу больше. Я… я если её не увижу утром, я не живу в этот день, — Жариков перевёл дыхание, но Крис не заметил этого. — Ничего страшнее этого для спальника нет. Нельзя это нам. Нельзя. А я… я… — Крис задохнулся.
— Ты больше не спальник, — тихо и очень просто сказал Жариков.
Крис смотрел на него расширенными глазами так, будто не мог поверить услышанному.
— Она знает… о твоих чувствах? — раз парень боится слова "любовь", то и не будем его произносить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});