Подземелье ведьм - Кир Булычев

— От Лены до того камня дикой тайгой идти несколько дней, — возразил Колоколов. — И то верхами. Тут нужно быть к тайге привычным. Иначе не дойдешь.

— Нет, — сказал Дуглас. — Я дал слово мисс Смит и сдержу его.

— Ну и держи, — вздохнул Колоколов.

И опять перехватил взгляд китайца. Словно тот хотел вмешаться, но сдержался.

К вечеру задул ветер, он гулял по морю Лены, поднимал волну, баржи болтались за кормой. Потом пошел дождь. Он шел зарядами, будто плескало небо. Ночью ветер утих, дождь полил ровно, мирно. Берега скрылись за водяной завесой. Колоколов поставил Ахметку следить, чтобы шкипер не прикладывался к бутылке. Дуглас сидел в каюте — всю задымил своей вонючей трубкой. Проходя между каютами, Колоколов услышал, как девушки разговаривают в каюте — значит, примирились. Вероника говорила оживленно, подолгу, Ниночка отвечала коротко.

Если бы Колоколов знал английский язык, он наверняка бы улыбнулся: за прикрытием мирных слов девушки вели разведку, вежливые, но настороженные.

— Как я вам сочувствую! — говорила Вероника. — Здесь, наверное, страшные холода. А правда ли, что несколько месяцев вообще не поднимается солнце?

— Несколько месяцев — это севернее, — сказала Ниночка. — Конечно, мы располагаемся за Полярным кругом, но настоящая ночь длится лишь несколько недель.

Мисс Смит ахнула:

— Вы должны быть очень отважной девушкой, если решились на такой подвиг! Это из-за отца? Вы похоронили себя в этой глуши, чтобы не оставлять родителей?

— Нет, мой отец проходил по другому делу, — сказала Ниночка.

— Простите, я вас не поняла. Вы хотите сказать, что и вы, и ваш отец преступники?

— Отец — террорист. Он совершил покушение на императора.

— Не может быть! Я его видела на пристани. Это тот седой бородатый мужчина…

— Он самый. Это было давно. Можете не опасаться. Здесь все достойные люди — государственные преступники. Как в Австралии.

— И господин Колоколов?

— Колоколов — местный житель.

— Но его сын говорит по-английски, и он утверждает, что учился в Оксфорде.

— Да? — Ниночка выразила голосом удивление, словно не слышала этого никогда в жизни. Вероника уловила фальшь в ее восклицании, но не показала виду.

— Как жестока судьба, которая забрасывает вас, русских, в эту дикую пустыню!

— Это не судьба, — возразила Ниночка. — Это царское правительство, скопище тиранов и угнетателей, достойных смерти. И они падут!

Ниночка распустила свои вороные волосы и причесывала их перед сном, глядя в настольное зеркальце.

— Вы не боитесь таких слов?

— Почему я должна бояться? Куда меня засылать дальше? — спросила Ниночка невнятно, потому что губами зажимала заколки.

— Засылать?

— Я тоже политическая преступница, — сказала Ниночка.

— Такая молодая?

— Правительство не смотрит на такие мелочи, — горько усмехнулась Ниночка.

— Вы убили кого-то? — прошептала Вероника.

— Еще нет, — сказала Ниночка с некоторым сожалением. — Но если партия социалистов-революционеров прикажет мне убить тирана ради освобождения народа, я готова пожертвовать собственной жизнью.

— Я полагаю, — Вероника неловко улыбнулась, будто разговаривала с прирученным тигром, — что вы уже пожертвовали, раз живете здесь. Это большая жертва.

— Я не отчаиваюсь, — сказала Ниночка. — Пройдет от силы пять лет, и власть императора рухнет. Россия станет свободной.

— Разумеется, — согласилась покорно Вероника, содрогаясь, что ей приходится делить каюту с убежденной террористкой. К счастью, подумала она, мечтания Нины далеки от реальности. Вероника уже проехала почти всю Россию и убедилась, насколько тверда и всеобъемлюща власть государственной машины и как покорен и послушен ей русский народ.

Девушки замолчали. Керосиновая лампочка стояла на столе между их койками, отбрасывая на стены громадные нелепые тени. «Я даже не успею закричать, — думала Вероника. — У нее, наверное, есть кинжал. А вдруг Ниночка ревнует меня к мистеру Колоколову-младшему?»

Ниночка почувствовала, что англичанка ее боится. Сначала ей стало даже приятно — пускай боится, не будет засматриваться на Костика. А потом Ниночке стало неловко: «Наверное, она думает, что я вытащу нож и начну ее резать. Что бы такое сказать, чтобы успокоить эту иностранную дурочку?»

— Вам приходилось видеть в Лондоне пьесы господина Шоу? — спросила она. И Вероника не сразу поняла, потому что ждала любого иного вопроса. А услышав и осознав, что скрывается за этим вопросом, она с глубоким облегчением поняла, что останется жива. Дикий палач не спрашивает жертву о пьесе Бернарда Шоу.

Разговор покатился по цивилизованному руслу, обжитому и правильному, как голландский канал. Они говорили о последних книгах, причем Вероника выразила сожаление, что не догадалась, какие образованные люди живут в Новопятницке, и потому не захватила с собой новых романов, вызвавших интерес в Лондоне. Потом Вероника стала рассказывать о своей жизни, об одиночестве и разорении, о том, как встретила Дугласа Робертсона, который показался ей настоящим джентльменом, — это было сказано в прошедшем времени.

— Что вас привлекло в нем? — спросила Ниночка.

— Он знал, что я разорена, но не покинул меня.

— Но он имел за то награду? — спросила Ниночка не без умысла.

А Вероника решила, что Ниночке известно о событии на пароходе, и почти гневно ответила:

— Я берегу свою честь. У бедной девушки нет ничего более. Потерять ее для меня было бы трагедией.

— Вы не любите его, — сказала Ниночка с тревогой.

— И никогда не любила.

— И ищете другого? Богаче?

— Об этом я буду думать, когда найду отца, — ответила Вероника. Но этим ответом она Ниночку не утешила. Ведь если отца не найдут…

Ниночка вскоре уснула, успокаивая себя тем, что Костя уходит в тайгу.

Вероника еще долго не спала. Лампа была потушена, в каюте темно, стучит машина, и кажется, что Ниночка неслышно поднимается с ножом в руке. «Господи, зачем ты заставил моего отца потерпеть крушение возле берегов страны, населенной террористками?»

Утром пошли ближе к правому берегу. Искали, где впадает в Лену Власья речка. Там раньше жил рыбак по имени Влас. От него осталась избушка. Оттуда по речке идти к Урулгану, невысокие округлые вершины которого видны в хорошую погоду.

Избушку чуть не пропустили — она скрывалась за дождем. Буксир ткнулся носом в песок у впадения речки в Лену, баржи подтащили к берегу. Кони боялись воды, но потом, когда первый из них, гнедой жеребец, вышел на твердь, он, видно, что-то сказал остальным — те послушно пошли за ним. Матросы вытащили на песок ящики и мешки экспедиции. Скрипели мостки, мелко стучал по палубе дождь, люди переговаривались негромко, словно неловко было пугать тишину. Избушка Власа стояла чуть выше, рядом с ней согнутая ветром лиственница. Комаров было мало — дождь и холод их разогнали.