Сказки о сотворении мира - Ирина Ванка

— Сколько километров асфальтовая дорога? — спросил он Федора.

— Максимум пять.

— А сколько мы уже отмахали?

— Минимум три. Что-то не так?

— Холодно, — ответил Оскар. — Температура падает. Нехорошо это.

— Дойдем до гравия и обратно, — решил Федор. — По лесу сегодня шарить не будем. Завтра привезут краску, будем писать на асфальте.

— Температура — фигня, — заметил Артур. — Хреново, что здесь туман. В тумане можно сто лет искать и самому потеряться.

— Дали бы мне спокойно собрать каркас, — злился Оскар, — просветил бы я эти елки насквозь, до вечной мерзлоты.

— Найдем! — заверил Федор попутчиков. — Куда им деваться? Наверняка у дороги сидят.

— Если никто не спугнул.

— Кто спугнул? Валерьяныч сказал, что зона стабильная.

— Ангелы — не инохроналы, им пофигу зона.

— Ни разу не видел Ангела, — признался Федор. — Валерьяныч говорил, они где попало с людьми не общаются; им, как людям, нужна среда…

— Учитель не рассказал, что делать, если встретишь Ангела?

— Здесь не должно быть Ангелов, — заявил Федор. — Только в форме галлюцинации.

— Молодец! Увидишь — имей в виду: это галлюцинация.

— Именно галлюцинация. Я даже подойду и проверю.

— Ты плюнь в него, — предложил Артур. — Если плевок пролетит насквозь — значит оно самое. Если повиснет у него на пузе — тогда… ты меня не знаешь.

— Ты тоже общался с Ангелами?

— Жил на моем участке один нахал. Я, говорит, выкопал тебя из могилы — теперь ты мне должен. Отпиши мне, говорит, доверенность на имущество и вали отсюда. Я говорю: разбежался! Лучше закопай обратно.

— Прошла амнезия, Деев?

— Мне Валерьяныч рассказывал. Говорил, что я два раза родился.

— Я тебя сам когда-нибудь закопаю, — пообещал Оскар. — Закопаю и плитой придавлю. Если бы ты, дубина, не обменял Глаз Греаля на «День Земли», я был бы при аппарате. Мы бы решили проблему, не шатаясь по лесу.

— Я ж не знал, — оправдывался Артур.

— Ты родился уже три раза! Не будет с тебя?

— Я же сказал Валерьянычу, что заплачу за машину! Чо ты меня цепляешь? Не веришь, что заплачу?

Путники замолчали. Минуло пять километров, но дорога осталась такой же ровной и асфальтированной. Федор развернул карту. Его приподнятая бровь говорила о том, что местность перестала соответствовать изображению.

— Все нормально, — успокоил Оскар.

— Привыкнешь, — подтвердил Артур.

Дорогу обступил дикий лес. В оврагах валялись клочья тумана.

Натан Валерьянович еще раз измерил состояние поля, внес данные в компьютер и проанализировал результат. Он мечтал дождаться своих посыльных и выспаться. Графики на мониторе уже не двоились в глазах, а троились. Сны стали видеться наяву. Боровский вспомнил, что не спал двое суток, и решил, что человек на пороге лаборатории ему мерещится, потому что не мог быть допущен охраной объекта.

— Позвольте обратиться, — сказал человек и шагнул в автобус, но Павел преградил ему путь. — Вы не помните меня? Бессонов-Южин. Я посылал вам в гостиницу визитную карточку…

— Не помню, — ответил Боровский.

— Я должен говорить с вами лично, профессор. В прошлом году ко мне обращались ваши коллеги за консультацией. К сожалению, я был занят. Приношу свои извинения, но поверьте, информация, которой я располагаю сейчас, весьма конфиденциальна. Илья Ильич Лепешевский, если помните такого, рекомендовал обратиться к вам…

Натан Валерьянович удивился еще больше. Илья Ильич Лепешевский рекомендовал держаться подальше от незнакомых людей. Чтобы академик рекомендовал ему что-то еще, Натан не припомнил, но из автобуса вышел и позволил Бессонову отвести себя в сторону.

Натан старался вспомнить, где он слышал фамилию этого человека. С подобной публикой Боровский общался редко: он не выносил душевных речей, обильных знакомств и запаха вчерашнего перегара, но человека распирало от важности информации, а Боровский устал и не мог сосредоточиться на разговоре.

— Я давал подписку о неразглашении сведений, полученных мною из особых источников. Не мне вам говорить, Натан Валерьянович, что за организация занимается подобными инцидентами…

— Что за организация? — спросил Боровский, но Бессонов рассмеялся и снисходительно и похлопал собеседника по плечу.

— Уважаю, профессор! Я всегда восхищался вашим неординарным мышлением. Уверен, что мы друг друга поймем.

— Что вы хотите? — не понял Натан.

— Я обязан проинструктировать вас о характере аномалии, с которой мы имеем дело. Мой долг ученого предупредить об опасности, которая подстерегает человека при контакте с пещерой.

— Слушаю.

— Не предпринимайте без меня ничего. Не слушайте ни военных, ни штатских. Они не знают, с чем имеют дело. Вы должны консультироваться со мной по каждому шагу спасательной операции, только так мы сможем безопасно эвакуировать людей.

— Вы знаете, что нужно сделать?

— Я? Знаю? — удивился Бессонов. — Смеетесь, Натан Валерьянович? Я обладаю всей необходимой информацией и готов сотрудничать… Извольте, в любой момент к вашим услугам. Я, можно сказать, почту за честь… Для такого ученого, как вы…

— Так сделайте это!

— То есть?..

— Если можете эвакуировать из леса людей, — повторил Боровский, — сделайте это немедленно.

— Вы неправильно меня поняли…

— Объясните так, чтоб я понял правильно.

— Буду краток, — пообещал Бессонов. — Когда Илья Ильич обратился ко мне с просьбой написать книгу об уральской аномалии, я, признаться, согласился не сразу. Я уже тогда предполагал, что возникнут трудности с публикацией, но я не думал, что они примут характер заговора против меня лично, и против человечества в моем лице. В том, что происходит сейчас, есть моя вина, и я должен, просто обязан принимать меры.

— Какие меры? Какой Илья Ильич? — растерялся Боровский.

— Мой учитель, Лепешевский Илья Ильич, поручил мне курировать ваш проект. Я сразу заявил, что дорогу строить нельзя, я обращался в Министерство, я говорил лично с Жориком, но Жорик всегда со мной спорил. А вырос в начальники — нос задрал. Слушает только себя. Вы же знаете, какой он чудак? Яша, — говорит, — ты должен сто раз подумать… Твою книгу не опубликуют нигде никогда. Дорога пойдет через каньон, пещеру закопают. Ты наживешь врагов среди сильных мира сего и потеряешь работу. А если что пойдет не так — приедут ученые из столицы и слушать тебя не станут. Перебирайся, — говорит, — в Москву, устрою тебя на кафедру, докторскую защитишь… С твоим уникальным исследовательским материалом грех прозябать в провинции. Я говорю: Жорик, я русский дворянин. В роду Бессоновых-Южиных предателей не было! Я дал слово чести и не могу оставить объект. Натан Валерьянович, я поклялся Илье Ильичу, что координату пещеры не узнает никто, даже сам Жорик. Как бы он меня не просил, как бы не угрожал — мое слово чести дорого стоит. И что вы думаете? Он избавился от меня и назначил юного выскочку. Соблаговолите взглянуть, что из этого вышло, — Бессонов указал на стену тумана, стоящую поперек дороги. — Я виноват — мне за все отвечать. Никто, кроме меня, не знает, на что способны пещеры. Илья Ильич — тот умный был человек, всегда со мной соглашался. Возвращаясь в Москву, он пожал мне руку и сказал прямо: Яша, мне будет тебя не хватать, как ученого и единомышленника, но я вынужден просить тебя остаться в этом проклятом Богом месте! Никому другому я доверить пещеру не могу. Держи ситуацию под контролем.