Сказки о сотворении мира - Ирина Ванка

— Все до одной, — свидетельствовал Ангел.

— В городе искал?

— Искал.

— За городом смотрел?

— Смотрел.

— В амбары заглядывал?

— Заглядывал, — ответил Ангел.

— И что?

— Темно и пусто. На всей Земле нынче темно и пусто. Все, что осталось — эта дорога, которую ты строишь. Я спрашиваю тебя, Человек, зачем?

— Я подписал контракт, — ответил строитель.

— Те, с кем ты подписал контракт, удрали с Земли раньше крыс.

— А совесть? Разве моя совесть тоже удрала?

Ангел склонился к человеческому уху, и ухо окоченело.

— Они унесли твою совесть в тяжелой сумке далеко-далеко, — прошептал Ангел. — Они ушли по этой дороге туда, где небо ложится на землю; туда, где нет ничего, кроме тишины и тумана. Там нет ни тверди земной, ни вод морских, только асфальтовая дорога висит над бездной без арочных опор и благословения Божьего. Висит и не знает зачем, потому что строил ее Человек, не ведающий смысла своего ремесла. Человек, который не знает, откуда выходит дорога и где кончается.

— Иди, — отмахнулся Человек от Ангела и потер окоченевшее ухо. — Иди себе с Богом, не мешай мне работать. Иди, а я останусь, потому что кто-то должен остаться здесь. Ты мешаешь только, пристаешь с вопросами, шатаешься по лесу без дела.

— Я заблудился, хотел спросить дорогу, но ты мне ничем не поможешь.

— Вот она дорога. Я построил ее. Иди по ней, куда хочешь. Хочешь, назад иди, хочешь, вперед. Какая тебе разница, если Земля круглая?

Яков Модестович Бессонов-Южин неделю не выходил из запоя. Он не мог смириться со статьей об аномалии в районе строящегося целлюлозного комбината. Яков Модестович рассматривал фотографию гуманоидов на пустынной дороге, с недавних пор перекрытой военными блокпостами. Фотография была сделана мобильным телефоном. Яков Модестович готов был поклясться, что это не гуманоиды, а воздушные шарики, подвешенные в кустах, с нарисованными глазами. Но это еще можно было как-нибудь пережить. Настоящий ужас заключался в том, что автором статьи являлся не Яков Модестович Бессонов-Южин, заслуженный специалист по вопросам уральских аномалий, а молодой проныра, нахватавшийся сплетен в автобусах. Яков Модестович прочел абсолютный вздор о светящихся шарах, подземных пустотах и договоре между правительством России и инопланетной миссией об аренде нескольких гектаров уральской земли. Погоревав немного, он пожаловался на жизнь соседу, поделился горем с коллегами и отругал редактора газеты за склонность к дешевым сенсациям.

— Разбирайся сам, откуда утечка информации, — сказал редактор. — Мне принесли материал — я поставил.

— Мне назло?.. — обиделся Яков Модестович. — Не нужен я тебе — изволь! Завтра же уеду в Москву! Ищи нового консультанта…

— Ну, Яша! — оправдывался редактор. — Ты хоть бы изредка приходил на работу.

Яков Модестович затребовал служебную машину и направился в Щербаковку на поиски кочегара, с которым должен был познакомиться несколько лет назад, но с тех пор запамятовал фамилию.

— Вакансия кочегара с весны закрыта, — ответил директор дома культуры.

— Вы не учитываете серьезность своего положения! — разъяснил Бессонов и предъявил директору удостоверение народного целителя. — Речь идет о жизни людей, застрявших в аномалии целлюлозного комбината. Ваше бездействие будет квалифицировано в суде, как неоказание помощи.

Директор забыл в кабинете очки и не разобрал в удостоверении букв, а фотографию удостоверил на ощупь.

— Поднимитесь в актовый зал, спросите Деева, — сказал он. — Деев последний, кто работал в каптерке.

— Деев! — вспомнил Яков Модестович. — Иван Деев! На этот раз ты от меня не уйдешь! — Уверенным шагом целитель направился вверх по лестнице, заглянул в актовый зал и не увидел ни одного кочегара. Кипы опечатанных ящиков громоздились вдоль сцены, парочка столичных пижонов рисовала фломастером на растянутой майке, суровый человек в камуфляже охранял их творчество, устроив себе гамак из кулисы. Наружу из гамака свисали армейские ботинки невероятного габарита.

— Могу я говорить с Иваном Деевым? — спросил Бессонов, но ответа не получил. Армейские ботинки лениво опустились на пол, из гамака поднялась голова. Верный глаз не распознал угрозы в народном целителе. Голова опять погрузилась в ложе. Невероятного размера ботинки снова поднялись в воздух. — Деев есть?

— Ну, я, — ответил один из рисовальщиков.

Бессонов приблизился к молодому человеку.

— Яков Модестович Бессонов-Южин, — представился он. — Кандидат философских наук, психотерапевт, экстрасенс, народный целитель, специалист по тонкой энергии, консультант по вопросам аномальных явлений на территории Урала и Западной Сибири, действительный член Академии Эзотерических Знаний.

— Ну, Деев, — ответил бывший кочегар, не поднимаясь с пола, и пожал целителю руку. — Просто Деев.

— Разве мы ждем консультанта? — удивился второй рисовальщик. — Мы ждем автобуса.

— На пару слов… — пригласил Бессонов и вышел в коридор.

— Ты его знаешь? — спросил Оскар.

— Хрен меня знает… кого я знаю, кого не знаю.

— Тогда посылай на три буквы. Нам лишнее рыло ни к чему.

Деев вышел на пару слов и пропал. Оскар закончил рисование сам, напялил майку, украшенную руническим текстом, и последовал за товарищем. Артур уже подвергся братским объятиям психотерапевта. Оба стояли у окна в облаке табачного дыма, стряхивали пепел мимо ведра, и конфиденциально общались. Вернее, общался Бессонов, Деев курил и кивал. Оскар подошел поближе и выпятил вперед живот с тайнописью, на которую Бессонов не взглянул. Он отвернулся сам и отвернул собеседника. Оскар зашел с другой стороны. Бессонов бросил на руны безразличный взгляд и продолжил беседовать с Артуром.

Оскар вернулся в актовый зал.

— Фигня получилась, — сообщил он охраннику. — Идея хороша, да как ее осуществить, непонятно.

— А как он должен на тебя реагировать?

— Должен был убежать домой, забиться в мамкину юбку и зарыдать. Он даже не дернулся. Команда «Уйди навсегда» для Ангела страшное проклятье. Ее нельзя даже в мысли держать.

— Он тебе сказал, что Ангел? Он сказал, что «действительный член»…

— Ты темная личность, Паша! Согласно книге, которую Учитель заныкал у одного знакомого академика, человек должен понимать символы на уровне подсознания. А члены-целители и подавно. Все, что мы видим вокруг, состоит из букв языка, который мы не учили, но понимать должны. Все формы, которые изобрела природа и показала нам, как-нибудь расшифровываются. Греографы — только обобщенные символы этих форм.