Метаморфозы вампиров (сборник) - Колин Уилсон

Я обратился к «Древнейшей истории». Она была написана на забавном, по-иностранному звучащем английском. «По Желанию Бога, моему уважению к этой Нации я сделаю мое лучшее рассказать вам о мире до Бога, когда он был создан, вплоть до этого последнего поколения». Книга изобиловала аллюзиями насчет «пророка Меила» (вероятно, самого Евангелисты) в каком-то предыдущем воплощении). Меил с двумя помощниками странствует по свету, помогая праведникам и верша суд над злыми. Книга полна насилия и фантастических событий. При первом знакомстве возникает впечатление, что перед вами образчик типичной графоманской писанины, сработанной безграмотно, с большим количеством опечаток.

И тут на одиннадцатой странице мое внимание привлек абзац: «В «Некремиконе» сказано, как Темные пришли к Земле со звезд и создали людей быть им слугами». У меня перехватило дыхание, словно кто вдруг окатил холодной водой. Эти строки были написаны примерно в 1906 году, задолго до того, как Лавкрафт «изобрел» «Некрономикон», «написанный сумасшедшим арабом Абдулом Альхазредом»; даже в 1926 году, когда завершена была «Древнейшая история», Лавкрафт лишь приступал к пробе пера.

Сомнения не было, что «Некремикон» — это опечатка или «Некрономикон» в неверном написании, поскольку на двадцать восьмой странице оно встречается снова как «Некронемикон». И снова, уже на странице 214, приводится описание того, как пророк Меил приносит гибель Князю Трамполю, потому что тот — «безграмотный трактователь в магических тайнах «Некромикона».

Неожиданно я без тени сомнения понял следующее. Евангелисту уничтожили «они» — точнее, наслали кого-то, специально доведенного до полубезумия и отягощенного безумной ненавистью ко всей семье Евангелисты.

Я показал книгу Литтлуэю. И тот сразу задал вопрос, который напрашивался уже и самому мне. Если «Древнейшая история» содержит вопросы, которые «они» хотели удержать в секрете, то как «они» допустили, чтобы эта книга попала к нам в руки?

Было бы достаточно легко повлиять на ум Карольи, внушив, чтобы он ее не посылал.

И вот, читая дальше, мне кажется, я уяснил причину.

Книга представляла собой несусветную мешанину белиберды. Отдельные отрывки, возможно, писались «по вдохновению», но в основном это были потуги полуграмотного (к тому же и плутоватого) имитировать Библию; кроме того, чувствовалось и влияние «Книги Мормона». За исключением предложения о том, что Темные создали людей, в этой «Древнейшей истории» не было ничего ни глубокого, ни интересного. Тем не менее кое-что проступало совершенно ясно. Евангелиста по какой-то причине действительноразвил некое странное качество визионерского второго зрения. Его утверждение о том, что всякий раз между полуночью и тремя часами у него бывает озарение, вероятно, правда. У него не было силы отличать мутные фантазии собственного подсознания от подлинных моментов «видения времени». Но бесконечные попытки проникнуть в отдаленные эпохи — возможно — вкупе с какой-нибудь мозговой аномалией (второе зрение часто ассоциируется с повреждением «головы»), открывали ему секундные видения доплейстоценового периода Великих Старых (я уже говорил, что проще видеть отдаленные эпохи, чем сравнительно недавние). Начинал он, наверное, как какой-нибудь неврастеничный шарлатан, однако сознавание, что многие из «видений» действительно являются высвечиванием прошлого (они носят ту печать реальности, что делает их безошибочными), могло наверняка внушить ему, что он — это перевоплощенный пророк Меил, призванный, подобно Джозефу Смиту [356], основать великую религию. И это ему, видимо, удалось, исходя из того, что вышли все три тома «Древнейшей истории». К моменту убийства он переделал подвал своего дома в подобие часовни, задрапировав его зеленой тканью, и подвесил на проволоке над алтарем «зверские, зловещей формы фигуры» из папье-маше, а по центру — огромный глаз, который подсвечивался электрической лампочкой (не было ли это символом Великих Старых, чей постоянный надзор он сознавал?). Последующие два тома его работы к моменту гибели все еще находились в рукописной форме. Были ли в них еще какие-нибудь откровения Великих Старых? Вполне вероятно: качество видения времени с практикой совершенствуется. И тут мне стало ясно, почему «они» допустили, чтобы «Древнейшая история» попала ко мне. Это служило предупреждением. У меня теперь была «семья». А брат Литтлуэя уже покушался на одно убийство. Вмешательство было ясным. Предстояла война или мир; выбор зависел от меня.

Должен сознаться, мне сложно было решиться подвергнуть опасности свою «семью». «Существует ли отцовское сердце, наряду с материнским?» — вопрошает Шоу. Для меня ответ был однозначным: да. Неважно, что Бриджит и Мэттью не были моими детьми. С ними невозможно было соскучиться. Было очевидно, что им нужно отцовское внимание. Прошло два дня, как они жили в этом доме, и ко мне подошел Мэттью:

— Ты собираешься на мамуле жениться?

— Ура здорово! Пойду ей скажу.

Все в доме их очаровывало; они жили в тесном флигеле и никогда не бывали в большом доме. Всю первую неделю они пропадали целыми днями, и мы находили их то на чердаке, всех в пыли и завернутых в старые шторы, то в подвале, где они мастерили дом из старых ящиков из-под чая. Их отец никогда не покупал игрушек, поэтому детям легко было угодить; они научились сами себя занимать. Мне доставляло удовольствие возить их по большим магазинам в Лестере, давая составить списки подарков, которые они хотят от Деда Мороза. Думаю, мгновенная прочность чувства к ним объяснялась телепатической связью с их матерью, так что чувства от нее передались мне. Было неприятно осознавать, что я при этом многим обязан «им».

Вскоре после Рождества Барбара поехала в Картмел навестить родителей. И я опять поймал себя на том, что мыслями обращаюсь к Темным. Дочитав «Древнейшую историю», я переключился на другие дела, вопросы философии и астрофизики. Только что вышла монументальная работа Беннетта по радиоастрономии, и мы с Литтлуэем увлеклись так, что купили два экземпляра, чтобы можно было читать вдвоем одновременно, Но периодически мой ум возвращался к вопросу о «них», остававшемуся без ответа. Как они вмешиваются в наши умы? Какова их цель? Насколько они сильны?

В тот день, когда уехала Барбара, вернулся из больницы Роджер. Он постарел и сильно отощал, но глаза были налиты все тем же упорным светом.

В первый вечер Литтлуэй пригласил Роджера с Кларетой на ужин. Роджер, подошедший в половине восьмого, был слегка подшофе. Я сразу же уяснил, что ко мне с Литтлуэем он чувствует презрительную враждебность. Кларета рассказала ему о Барбаре.