ДЖАМП - Олеся Сергеевна Шалюкова

- К… как?!

- Слепим тесто, - фыркнула Эммануэль, - и воспользуемся им. Или заглянем в химическую лабораторию, создадим простейшую жвачку. Способов много.

- Ты хочешь объявить ему войну?! – с ужасом в голосе спросила Марта.

- Нет. Если дело дойдёт до войны, я просто отключу ему подачу криотика в камеру, - ровно сказала Эми. – К сожалению, для… многих, у меня нет стопора перед тем, чтобы забрать чужую жизнь. Я, конечно, человек… Но в тех моментах, когда дело касается моей жизни или чего-то ещё более важного, я, скорее, оружие.

- Но ведь ты – учёная.

- Я? … Понимаешь, Марта, какая тут есть проблема. Да. Ты права абсолютно. Профессор Борисова – учёная. А вот капитан Лонштейн – сотрудник русского патруля. Вот только меня зовут Эммануэль Борисова-Лонштейн.

- Ты и то, и другое?

- Точно. Я – монстр на службе закона. Я могу сколько угодно говорить, что я милая, белая и пушистая, но с того момента, как я начала нести Стражу, я сначала сотрудник патруля, а уже потом кто угодно – похищенная, жертва, просто Эммануэль.

- Почему ты это говоришь мне?

- Потому что я говорю это не тебе, - отозвалась девушка ровно. – Я говорю это Петру Андреевичу. Пётр Андреевич, вы напрасно перекрыли кислородные трубы. Я перевела систему в настройки по умолчанию. Чтобы перекрыть кислородные трубы, необходимо сделать это в четырёх разных местах. Уж простите, мне очень не хотелось, чтобы вы со мной что-то сделали.

- Зачем ты это сделала? – включился экран на стене, Старик смотрел в камеру внимательно и зло. – Это – моя станция! Ты здесь никто.

- Я здесь никто? - со смехом Эми оттолкнулась от стола, встала, чтобы поставить чайник. – Что ж, позвольте донести до вашего сведения одну маленькую деталь. Я – похищенная. Жертва. Вы похитили меня. Нарушили все мои планы. Втянули меня, по-моему, в аферу тысячелетия. Так что я делаю всё, что сочту необходимым. И мне не нужны ничьи разрешения. Я не хочу здесь находиться, но, чтобы покинуть станцию, мне нужны ответы.

- Ты её никогда не покинешь, - Пётр Андреевич был категоричен. – Я лучше убью тебя, чем позволю тебе спастись.

- Вы мне угрожаете?

- Нет. Ещё пока нет.

- Вы не всемогущи, Пётр Андреевич. Не на этой станции.

- Ты ещё скажи, что не в этой жизни.

Девушка ничего не ответила, устроилась с чашкой чая за столом. Задумчиво посмотрела на экран.

- Пётр Андреевич, вы считаете, что у вас есть здесь союзник и помощник? Прекрасная женщина со светлым именем Лариса? Плохая новость. Даже две. Новость первая. Лариса Викторовна Сурецкая на текущий момент находится в криозале. Во сне. И её камера отключена от общей системы. Единственный вариант её пробудить, это найти капсулу, среди десятков таких же. Правильно ввести оба пароля. А я и не подумаю кому-либо сообщать, что я там указала. Но это новость первая. Новость вторая, куда интереснее. Плевать ей было на вас, Пётр Андреевич, ваши цели и ваши планы. Лариса Викторовна желала своего, и надо сказать, её планы, в отличие от ваших, куда ближе были к исполнению.

- Ч… что?

Эми усмехнулась желчно:

- А я вот больше ничего не скажу. Отменяйте свою консервацию, если сможете. Если не сможете, то, кто знает, что найдёте, пока будете разбираться, почему ваша станция уже вот не один год, как не совсем ваша. Хотя корректнее будет сказать, эта станция никогда вашей и не была. Но тем интереснее.

Экран погас. Эммануэль взглянула на Марту, задумалась:

- Знаешь… А пошли переедем?

- К… куда?!

- Ну, по меньшей мере, правильнее будет сказать «откуда». Из тех комнат, которые занимаем сейчас.

- Но зачем?

- Для безопасности. Мало ли я была не права? И Старик, всё это время прятавший свои таланты в компьютерном деле, сможет сообразить, как пройти сквозь блок файрволла? Не хочу проверять степень его искренности в том, как он расписывается в своём бессилии.

- Ты всегда так?

- Как?

- Думаешь наперёд… и всегда оставляешь пространство на то, что тебя обманывают?

Эми задумалась, засмеялась, кивнула.

- Какая же ты… несчастливая, - тихо сказала Марта.

- Почему? – даже немного удивилась девушка. Нет, когда к подобному выводу приходили люди житейски мудрые, она могла ещё понять. Но вот выводы человека, оторванного от земной реальности, её удивили.

- Но ведь подобный образ мышления – он не появляется на пустом месте? Это значит, что тебя предавали… или пытались предать неоднократно. Воспользоваться. Обидеть…

- Раньше – да. Всё это пытались. Хотя чаще пытались забраться под кожу, в сердце, в душу. И уже потом нанести удар в незащищённую спину, всадить клинок и провернуть до характерного хруста, - в голосе Эми в равной степени звучало и легкомыслие, и болезненно-мудрое принятие. – Понимаешь, Марта. Я ведь, как Пётр Андреевич, была излишне умна в свои юные годы. Там, где другие, медленно двигались к своему взрослению, я проскочила всё. И детство, и юность. Я оказалась в месте, где невозможно оставаться ребёнком, когда фактически была… эмоциональной пустышкой. Я не знала, что такое эмоции. Какие они бывают. Что дают. Я не понимала, зачем люди что-то испытывают. И зачем этого желают. Для меня всё это было решительным образом непонятно.

- И что изменилось?

- Самое простое. То, что меняет всех людей, вне зависимости от их вероисповедания, от цвета их кожи, их возраста и внешности, их пола и достатка. Я полюбила.

- И, конечно же, взаимно? – спросила чуть грустно Марта.

И чуть не шарахнулась в сторону, когда Эми натурально захохотала:

- Взаимно?! Не-е-е-ет. Никакой взаимности не было. Тот, кого я полюбила, видел во мне ребёнка. И продолжал его видеть вне зависимости от того, что я пыталась сделать. На мне словно было аршинными буквами выбито: «Ребёнок, не подходите близко». И он держался подальше. Искренне. Честно. До самого конца.

- А потом ты его соблазнила? И было предложение? И жили вы долго и счастливо? Ну, до твоего этого… похищения.

- Нет, - снова удивила Эми собеседницу. – Нет. Он слишком хорошо держался. Понадобилось слишком много всего, чтобы что-то изменилось. Наверное, правильнее будет сказать, что он понял, что пока отказывает нам в возможности