Сказание о страннике - Дэвид Билсборо

— Его увели в сторону, — пылко возразил Красноглазый. — Вмешались иные силы, которых я не предвидел!

Из-под капюшона раздалось шипение, похожее на смех.

— Ты говоришь о колдуне? — проскрипел голос. — Верно, в игру вступает раздор, это предсказуемо. И что решил Болдх? Посланник Эрсы, вооружённый видениями, толкает странника к Духу Земли, и семена дают всходы в душе Болдха. Твой человек начинает задумываться: уж не орудие ли он Эрсы. И посмотри, видения ещё даже не начались!

Но Красноглазый не разгневался, услышав так раздражающие его слова. Хотя он хорошо знал, что Скелы беспристрастны, порой их насмешки... Временами он задумывался, не наградил ли Единый их своеобразным чувством юмора.

— Предательство внутри команды сродни пятну на лике луны, — продолжил Красноглазый, которого не так легко было вывести из себя. — Оно лишь разжигает в страннике враждебность. Словно его совращает трёхголовая змея. Если бы жрецы-чародеи объединили усилия, всё пошло бы намеченной мной дорогой. Теперь приходится противостоять колдуну, а этого я никак не предвидел.

— Пятно на лике луны, — повторил следом Сир, — необычное сравнение. Но кто тогда пятно? Кто предатель? Колдун или один из твоих жрецов? А может, кто-то другой из этой братии вероломных мужланов? Ты уверен, что предатель только один? Говоришь, его совращает многоголовая змея, однако он скорее похож на оленя, раздираемого волчьей стаей. Может быть, ты даже увидишь предателя в самом Болдхе.

Наконец заговорило Время:

— Игра началась лишь восемь недель назад — как ты и сказал, слишком мало, чтобы понять, откуда придёт судьбоносное решение; но суть Болдха нам уже понятна. Он отгораживается от спутников, полностью непредсказуем и перелетает от одной веры к другой, как едва оперившийся птенец весной. Разногласия между жрецами смущают его разум, хотя он всё же склонен больше верить Финвольду. Тем не менее колдун Видений сбивает странника с толку. Именно в шамане зарыт корень всех проблем. Мы знаем, почему ты выбрал Болдха, но боимся, что твой выбор ошибочен. Этот человек явно не может найти себя, а потому не способен преуспеть в задуманном.

Красноглазый обернулся и посмотрел на пещеру, где теперь крылся последний лучик надежды, с каждым днём становившийся всё слабее. Он ничего не ответил Скелам, но про себя согласился с ними.

Сбоку послышался какой-то шорох. Красноглазый обернулся и увидел возвращающихся волков. Они неспешно подбежали к нему следом за горбатой тварью, осторожно ступая на обожженные лапы, и без сил упали у его ног. И хотя звери не испытывали к богу сильных чувств, его присутствие дарило ощущение покоя и защищённости. Этого было достаточно, чтобы отдохнуть рядом.

Зализывая раны, волки время от времени посматривали на освещаемую костром пещеру и прислушивались к неясным звукам человеческих голосов. Глаза твари, в которых читался разум, теперь полыхали ненавистью. Голоса врагов заставили чудовище тихо зарычать. Охота ещё не закончилась, а новый день уже начал свой неспешный, но бесповоротный отсчёт времени.

Глава 5

Колодец Отчаяния

— Думаю, к вечеру мы увидим Северные Земли.

Лесовик, забравшись на выступ над дорогой, поднял лицо к небу и принюхался. Извивающийся путь вскоре нырял в узкую расщелину и терялся из виду. Справа высился крутой склон, перерастающий в горную гряду. За спинами, теряясь в поднятой путниками пыли, дорога ныряла резко вниз. Они забрались на верховину Синих гор. Слева же земля отвесно обрывалась, открывая ошеломляющий вид на бардовые и синие пики, на освещаемые солнцем обрывы, с которых водопадами низвергались бесконечные потоки воды, и на крутые, покрытые сосновыми лесами склоны, устремляющиеся вниз к окутанным тьмой оврагам.

Весь день путники поднимались наверх. Дорога становилась всё круче и опасней; иногда её даже не было видно из-под обломков скал, и им приходилось двигаться вперёд, полагаясь на собственный инстинкт. Петляя, путь неуклонно вёл на север вдоль острых горных хребтов, по сужающимся проходам, где скалы гулким эхом множили стук камней. Дорога выводила на узкие выступы, сходящие на нет, и бежала по тёмным расщелинам, где непроглядная мгла лишь изредка смягчалась проникающими сверху солнечными лучами.

Здесь царила странная тишина, а воздух был тих и разрежен. Даже горные козлы сюда не забирались. Путники словно дерзнули войти в иной далёкий мир, расположенный на такой вышине, что жизнь, движения и звуки не доходили сюда, — мир чуждый и негостеприимный. Казалось, каждая гора, каждый выступ слушают и смотрят на ничтожных людишек, посягнувших на каменную тишину. Любой неловкий шаг, любой шорох возрастали в этом недружелюбном месте десятикратно, и потому путники чувствовали себя ужасно. Ехали молча, едва осмеливаясь дышать. Неторопливо и осторожно. Но сколько путешественники ни старались заглушить звуки, те разрастались, наполняя собой пустоту, и обозначали их путь яснее света сигнального огня.

Временами они видели тёмные провалы пещер наверху, куда не могла бы привести ни одна дорога. Тонкие струи дыма, испускаемые этими пещерами, медленно поднимались в небо. Местами высились, подобно древним языческим стражам, столбы из взгромождённых друг на друга обломков скал. Здесь пахло драконами, ограми и грифонами, и задерживаться не хотелось, поэтому все разговоры стихли.

Ночное нападение всех сильно потрясло. Атака волков сама по себе была жуткой, но больше всего напугала тварь, с которой те пришли.

— Это леукрота, — объяснил спутникам Паулус. — Они рыскают ночами вокруг наших селений, привлечённые запахом висящих на деревьях мертвецов. Но наши мертвые не для них, и если мы ловим тварей, то наполняем их брюхо горящими углями.

Болдх уже слышал сказания о леукротах, когда бывал в Северных Землях. Этих зверей-одиночек можно было заметить крадущимися среди надгробий или жадно раскапывающими свежие, да и не совсем свежие трупы. Странник надеялся, что упокоится в собственной могиле, не столкнувшись с ними. Вспоминая, как ловко Паулус справлялся с монстром, он пообещал себе никогда не перечить наховианцу.

Лесовик слез с возвышения и ловко спрыгнул на дорогу.

— Если мой нос меня не обманывает, мы увидим равнину ещё до захода солнца. Только не нужно останавливаться.

Его слова были встречены усталыми, но всё же радостными улыбками облегчения. Синие горы, несомненно, по-своему красивы, однако этой красотой лучше любоваться издалека.

— Ты можешь отсюда почувствовать запах равнины? — Нибулус насмешливо посмотрел на колдуна.

— Конечно! — Лесовик ухмыльнулся. — Запах топей ни с чем не спутаешь. Если бы ты и твои предки проводили меньше времени в прокуренных залах каменных замков, а больше в настоящем мире, то тоже смогли бы распознавать ароматы.

Нибулус рассмеялся.

— Напомни мне отругать предков, когда я встречусь с ними в ином мире; и хорошо бы тебе в тот миг стоять рядом! — Пеладан с силой хлопнул колдуна по плечу, чуть не сбив с ног.

Путники заметно повеселели, до сих пор все были напряжены и неразговорчивы. Мысли о возможном нападении волков или огров не покидали их. К тому же здесь, высоко в горах, они опасались, что на них набросится какое-нибудь крылатое чудовище.

Мафусаилу становилось всё хуже. Если бы не совместные усилия Эппы и Лесовика, пытавшихся залечить нанесённые южанину прошлой ночью раны, он бы, наверное, уже умер. Пока Эппа, склоняясь над стонущим воином, возносил страстные молитвы своему божеству, колдун отправился на поиски целебных трав, взяв в помощники оруженосца.

— Малец, ты знаешь эселефат?

Гэп недоумённо уставился на шамана.

— Маленький, похожий на одуванчик цветок. Ты его, верно, считаешь сорняком. С лёгкими рыжеватыми пушинками семян, которые легко раздувает ветер.

— Да, — радостно воскликнул Гэп. — В Нордвозе мы называем его «бородкой юнца».

— Поищи его, — поторопил оруженосца колдун. — Он поможет остановить кровотечение у Зилвы.

Растение нашли, настой сварили, и снова завели монотонные молитвы. И всё же днём позже, когда раны уже начали затягиваться, боли Мафусаила стали сильней, а вынужденный переход через горы лишил столь необходимых сил на выздоровление. Его смуглое лицо теперь приняло болезненно серый оттенок. Южанин безвольно обвис и отпустил поводья, позволив коню просто следовать за остальными.

Слова Лесовика хотя бы заставили его улыбнуться. Жрецы, решившие забыть былые разногласия, тоже широко и дружелюбно улыбались друг другу. Даже немногословный Паулус, на время забыв о своей мрачности, радостно ухмылялся.

Только Болдх не поддался общему настроению. Он по-прежнему замыкал цепочку, тревожно сжимая рукоять боевого топора. К чему радоваться? Они окончательно покинут пределы Синих гор только через несколько дней, а до этого с ними может случиться всё что угодно. Сам странник прошёл множество горных дорог — и не упомнить сколько. В отличие от спутников, он знал, что им невероятно повезло встретить так мало неприятностей на пути.