Боги войны. Запрещенная реальность. Зеленая машина. - Жерар Клейн

Корсон взглянул на море. Перед ним был обычный закат, но в нем шевелилось нечто, искавшее выхода. В нескольких шагах от берега море плескалось о скалу, как прирученное животное. Невидимое солнце освещало тучи. Машинально Корсон поискал на небе месяц, но его не было. Звезд — их расположение он уже знал — было достаточно, чтобы освещать планету бледным светом.

— Разве это не прекрасно? — спросил мужчина.

— Да, это прекрасно, — признал Корсон.

Он посмотрел в сторону женщин, погруженных в транс, и ему показалось, что он узнает каштановые волосы, линию спины. Он сделал шаг к той, которую принял за Антонеллу. Мужчина удержал его.

— Не нужно им мешать. У них сейчас конференция по вашему вопросу. Они в контакте с Эргисталом.

— Антонелла… — сказал Корсон.

Мужчина повернулся.

— Антонеллы здесь нет. Вы увидите ее позднее.

— Она меня еще не знает, — сказал Корсон.

— Да. — Голос был мягкий и низкий, как будто мужчина жалел, что они коснулись этой темы. — Ей еще предстоит познакомиться с вами.

Воцарилась тишина.

— Не нужно обижаться на нас за это.

Потом он быстро добавил:

— Вы хотите спать или предпочитаете поговорить о наших делах?

— Спать я не хочу, — ответил Корсон, — сейчас я хотел бы немного подумать.

— Как угодно, — сказал мужчина.

Корсон долго молчал, сидя на песке, уперев локти в колени. Солнце совсем исчезло, и над морем остались одни звезды. Воздух был теплый, и вскоре Корсон снял скафандр и ботинки. Он не отважился раздеться полностью, но все располагало именно к этому. Хотелось броситься в воду и плавать, забыв о богах войны. Приливы здесь, вероятно, были небольшие — сказывалось отсутствие спутника. Взволновать море могло только далекое солнце и легкий ветер.

Наконец он встряхнулся и нарушил тишину. Он заговорил неуверенно, будто боясь нарушить равновесие ночи или разбудить врага, но голос его обретал уверенность с каждым словом.

— Я посол, — сказал он, — посол особого рода. Я был солдатом, преодолел время и слышал богов Эргистала. Я знал, что спокойной жизни Урии угрожают три опасности. Первой было животное, такое же, как то, что принесло меня сюда, но дикое. Вторая заключалась в заговоре, составленном коренными жителями этой планеты против людей. Третья носила имя старого вояки, прибывшего ниоткуда. Он говорил, что я сам привел его на эту планету. Сейчас я представляю его. Кроме того, я свой собственный посол: я хочу очистить Урию от всех опасностей, но у меня нет для этого средств. Я надеялся найти здесь помощь, хотя на Эр-гистале мне сказали, чтобы я рассчитывал только на себя. По их мнению, ценой успеха я завоюю свободу, а может, и что-то большее. Но я вижу, что это невыполнимое задание.

— Все это я знаю, — сказал мужчина. — Задание уже наполовину выполнено. Для человека из прошлого, Корсон, вы неплохо справляетесь.

— Бестия сидит в клетке, — сказал Корсон, — а заговор разбит. Не знаю, смогу ли я сделать что-нибудь еще. Остается Веран, наемник, которого я сейчас представляю.

— Тот же Веран хочет завоевать Вселенную, — продолжал Корсон, глотнув из бутылки. — Он требует оружия, солдат или роботов, а взамен обещает оставить эту планету в покое. Но я ему не верю. Более того, если органы безопасности попробуют его задержать, начнется война. И вестись она будет на этой планете, поскольку Веран не позволит так просто выселить себя.

— Вы и есть главный орган безопасности, — мягко сказал мужчина, — а в нашем прошлом не было войны.

— Вы считаете, что я… — пробормотал Корсон.

— Вы представитель отдела в этом районе, и ваша обязанность — предотвратить эту войну.

— Войны не было, — медленно сказал Корсон, — поскольку вы здесь. Это значит, что мне все удалось. Но это противоречит закону нерегрессивной информации.

Мужчина пересыпал песок из ладони в ладонь.

— И да и нет. Это не так просто. Закон нерегрессивной информации — только частный случай.

— Значит, — сказал Корсон, — будущее может вмешиваться в прошлое?

— Одни вмешательства вызывают незначительные изменения, другие опасны, а третьи полезны, по крайней мере с точки зрения привилегированного наблюдателя. Вас, меня или Верана. Контроль времени немного напоминает экологию. Представьте планету, населенную насекомыми, птицами и травоядными животными. Насекомые разрыхляют землю и способствуют росту травы. Птицы поедают насекомых и опыляют растения. Травоядные кормятся травой, а их выделения и трупы служат пищей насекомым и удобряют почву. Так выглядит простейшая экологическая петля. Безо всяких опасений вы можете убрать одно насекомое или даже дюжину, и ничего не случится. Вы можете перестрелять птичий выводок или съесть травоядное, и это не подорвет равновесия. Однако, если вы уничтожите всех насекомых на достаточно большой площади, птицы покинут местность или погибнут от голода. Трава исчезнет в течение нескольких сезонов, одновременно исчезнут травоядные. Возникнет пустыня. То же самое произойдет, если вы серьезно ослабите любое другое звено цепи. Для каждой точки имеется предел, который может оказаться достаточно высоким. Допустим, мы выпустим на эту планету несколько стай хищников, настолько быстрых, что они смогут атаковать травоядных. Поначалу они потеряются на просторах планеты. Можно будет годами прочесывать равнины и не встретить даже их следа. Но через какое-то время, не встречая врагов, они размножатся до такой степени, что ограничат число травоядных. Первыми пострадают насекомые, потом птицы, потом растительность. Травоядным будет угрожать опасность с двух сторон одновременно. Даже хищники начнут умирать от голода. При благоприятных условиях сложится новое равновесие, весьма отличное от существовавшего вначале. Для обоих видов появятся периоды голода и периоды изобилия. Критический предел будет гораздо ниже, чем в первом случае. Может быть, хватит всего одной пары хищников, чтобы вызвать непредвиденные последствия. В динамичной экологии значащее существо является не одним из элементов в цепи, а комплексом таких элементов. И процесс нельзя повернуть вспять, он вызывает небольшие, но решающие изменения. Под угрозой хищников травоядные увеличат скорость бега — длинные ноги будут помогать выжить.

То же самое происходит во времени, с соблюдением всех пропорций. Однако экологические проблемы до смешного просты по сравнению с проблемами времени. Вы можете стереть с поверхности планеты гору или погасить звезду на небе, и в вашем будущем в связи с этим ничего не произойдет. Возможно, в некоторых местах можно уничтожить целые цивилизации без особых последствий, с вашей точки зрения, а в другом месте вам достаточно наступить человеку на ногу, чтобы ваше небо и земля содрогнулись. У каждой точки Вселенной есть собственная экология. Абсолютной истории не бывает.

— Тогда как можно что-то предвидеть? — спросил Корсон.

— Делаются расчеты. В этом есть и доля интуиции, и доля опыта. Лучше всего смотреть на вещи сверху, из возможно более удаленного будущего. Всегда легче рассматривать перекрестки, которые могут привести к современности, чем создавать тех, кто сделает будущее. Поэтому боги Эргистала и устанавливают с нами контакт.

Он указал на двух женщин.

— Но всего они нам сказать не могут, как не могут вводить в историю пертурбации, которые бы им вредили. Они у заката времени. Все дороги ведут к ним. Для них история почти абсолютна, почти закончена. И потому мы должны сами выполнять свое предначертание,

— Понимаю, — сказал Корсон. — Я тоже чувствую себя пешкой на шахматной доске. Сначала я верил, что двигаюсь свободно, но по мере того, как все лучше видел игру, я понимал, что меня просто передвигают с одного поля на другое.

На секунду он заколебался:

— Я думал даже, что игру ведете вы. Что это ваш план.

Мужчина покачал головой.

— Вы ошибались, не мы авторы этого плана.

— Но вы знаете, что случилось со мной.

— В некоторой степени. Для нас вы — неизвестная величина. Вы появились в определенной точке, чтобы разрешить кризис. Мы всегда думали, что это ваш план.

— Мой? — сказал Корсон.

— Ваш. И только ваш.

— Я еще даже не начал обдумывать свой план, — сказал Корсон.

— У вас еще много времени впереди, — ответил мужчина.

— Но он уже выполняется.

— Это значит, что план все-таки возникнет.

— А если мне не удастся? — спросил Корсон.

— Вы ничего не будете об этом знать. И мы тоже.

Одна из женщин шевельнулась. Она повернулась, поднялась, взглянула на Корсона и улыбнулась. Ей было лет тридцать. Взгляд ее еще блуждал где-то далеко.

— С трудом верится, — сказала она. — Знаменитый Корсон среди нас.

— Я еще ничем не прославился, — сухо сказал Корсон. До последней секунды он еще надеялся, что это окажется Антонелла.