Рыцарь с железным клювом - Сергей Карпущенко

Вдруг какой-то задавленный шепот Кошмарика остановил его:

— В-о-о-н, та-а-ам, та-а-ам... — и протянутая в сторону рука «учителя».

Володя повернул голову и поначалу не увидел ничего, но, приглядевшись повнимательней, он рассмотрел на пятачке, свободном от цветов, какой-то коричневый, почти черный предмет, напоминавший обрубок резинового шланга, свернутый кольцом. Но у шланга вдруг приподнялся один конец, потом он выпрямился и, плавно, изящно изгибаясь, пополз в сторону от мальчиков.

— Давай, давай, лови ее! Уползет! — отчаянно зашептал Кошмарик. Рогаткой, рогаткой прижимай!

Володя, забыв про страх и испытывая теперь один лишь охотничий азарт, стараясь не упустить змею из виду, осторожно пошел за ней следом. Ландыши порой совершенно скрывали ее под своими широкими листьями, но Володя все же видел коричневое извивающееся тело гадюки. Палку с рогаткой он уже поднес к самой земле, выжидая лишь удобный момент, чтобы прищемить развилиной крошечную голову змеи.

— Прижимай рогаткой, прижимай! — чуть не плакал Кошмарик, видя, что гадюка уползает.

И вот Володя, дождавшись того момента, когда змея оказалась на небольшом пространстве, лишенном цветов, сделал выпад палкой, молниеносный и точный. Коричневое, блестящее тело змеи, сворачиваясь петлями, кольцами, стало биться в тщетной попытке освободиться из ловушки. Ее хвост обвивался вокруг палки, сильное, гибкое, какое-то безобразно-прекрасное тело рыло песок, а Володя словно в столбняке прижимал змею к земле, смотрел на ужасный танец гадюки с широко раскрытыми от страха и изумления глазами и не мог пошевелиться. Страшнее всего выглядела голова змеи с узкими злыми глазами и широко растворяющимся ртом, из которого, подобно маленькой змее, выскакивал и снова скрывался острый и тонкий язык.

— Ну, что же ты стоишь? — спросил Кошмарик недовольно. — Я уж мешок держу. Нагибайся, бери ее левой рукой за шею, только кости не сломай со страху и в мешок ко мне кидай. Давай!

Легко было сказать «давай» — куда труднее оказалось совершить описанное Кошмариком действие. «Надо, надо взять!» — скомандовал внутри Володи кто-то могучий, приказу которого нельзя было не подчиниться, хотя вид извивающейся змеи внушал ему одно лишь отвращение и ужас. Однако пойти на поводу у страха Володя не мог.

Продолжая правой рукой нажимать на палку, он стал нагибаться, протягивая к голове змеи свою левую руку. Вот Володя взялся пальцами за шею гадюки, с отвращением ощутив холодную и какую-то очень жесткую кожу змеи, и уже хотел было убрать рогатку, чтобы можно было поднять гада, но тут произошло то, на что змеелов совсем не рассчитывал и чего не ожидал. Плоская голова змеи со злобной, хищной мордой вдруг выскользнула из-под рогатки, резко повернулась к Володиной руке, и мальчик перед тем, как испытал резкую боль в пальце, еще успел заметить разведенные челюсти какой-то необыкновенно огромной пасти с двумя большими и острыми, как гвозди, зубами.

— А-а-а!! — прокричал Володя дико и так громко, что сам испугался этого крика, показавшегося ему чужим, потому что так он не кричал никогда в жизни. Нет, кричал он скорее не от боли, а от страха, подсказанного ему, должно быть, самыми глубинами природы человека, всю историю свою боявшегося и ненавидевшего змей.

И в то время, как гадюка, шурша в ландышах, уползала подальше от тех, кто решил подзаработать на ее яде, Володя круглыми от ужаса глазами смотрел на мизинец левой руки, на подушечке которого из двух круглых ранок проступили капли темной густой крови.

— Что, укусила?! — подскочил к Володе Кошмарик, огорченный в первую очередь тем, что и другие пять червонцев уползли.

Но Володя, словно лишившись дара речи, стоял, как истукан, и все смотрел на мизинец, начинавший между тем становиться отчего-то толще.

— Так и есть, цапнула! — воскликнул Кошмарик. — Ну и кошмарики с тобой, «лагерник»! Давай, давай, что-то делать надо! Сейчас я яд отсасывать буду! Сейчас, сейчас!

Но Ленька почему-то яд отсасывать не стал, а вместо этого достал из кармана ножик, быстро его раскрыл, схватил Володю за руку.

— Чего ты?! — взвизгнул Володя, увидев нож.

— Как чего? Палец резать буду! Лучше уж палец, чем всю руку! Подумаешь, мизинец! Давай оттяпаю, зато жив будешь!

— Уйди ты!! — вскрикнул Володя еще громче и уже со слезами, продолжая смотреть на палец, покрасневший и распухший. Он понимал, что нужно было бежать скорее к лагерю в медчасть, но ноги были точно припаяны к земле.

Вместо ножа в руках Кошмарика появились спички.

— Не хошь резать, давай огнем прижжем, а то помрешь от яда!

Володя, конечно, слышал о том, что змеиные укусы прижигаются, но жечь свою руку было страшновато. Однако сквозь слезы он сказал, понимая необходимость этого средства:

— Жги!

Кошмарик дрожащими пальцами зажег спичку, поднес огонь к одной из ранок на пальце, но едва пламя коснулось Володиной кожи, как он вскрикнул от боли, не вытерпев жжения.

— Не надо! Не надо! Перетяни мне лучше палец платком — я слышал, что это яд задерживает.

— А где платок? — спросил Кошмарик. — Не было у меня платков отродясь. Веревкой палец тебе перевяжу. Кошмарики!

И хоть у Володи был платок, но веревка на самом деле казалась более подходящей, и скоро стянутый у основания Володин палец напоминал своим видом сардельку, толстенькую, с туго натянутой кожей.

— Все, в лагерь теперь бежим! — приказал «учитель». — Свяжешься с «лагерниками», так не оберешься!..

И мальчики, оставив полянку с измятыми ландышами, быстро пошли к лагерю, и Володя дорогой уже не замечал ни дурманящего запаха хвои, ни заливистого пения птиц, ни могучих, величавых сосен.

ГЛАВА 3

ОДНИ НЕПРИЯТНОСТИ

— Будут допрашивать, где укусила змея, говори, что на территории лагерной случилось это, — строго посоветовал Кошмарик, когда они оказались в лагерных пределах. — А то выпрут тебя отсюда в два счета, вякнуть не успеешь.

— Хорошо, скажу, — согласился Володя.

Ему на самом деле было страшно подумать о том, что его могут отправить в город. Он представил огорченное, возможно, плачущее лицо матери, надеявшейся на то, что хоть в лагере под присмотром воспитателей с ним не случится ничего страшного. А тут... Но не только это пугало Володю — его рука болела уже до самого локтя, была какой-то тяжелой, словно онемевшей, зубы стучали, точно он температурил, язык был сухим, а лицо, напротив, покрылось холодным потом. «А если я умру! — с ужасом подумал Володя. — Как же тогда?..» Но свою смерть ему представить не удалось... Однако на душе было так гадко и мерзко, что слезы поневоле наворачивались на его глазах.