Полвека на флоте - Юрий Пантелеев

- Перестать трястись! Слышите?!

- Есть, перестать трястись!

Все невольно улыбнулись, хотя мы, молодежь, в душе даже пожалели нашего тихого Александра Алексеевича Григорьева.

Отдано приказание открыть огонь, нажата была уже кнопка ревуна сигнала, по которому производится залп, когда рулевой Колсанов крикнул:

- Руль не работает!

Командир приказывает мне устранить повреждение.

Но какое повреждение, где его искать? Мечусь от одного механизма к другому. А орудия уже ухают, все вокруг гремит. Инженер-электрик М.И. Денисов отталкивает меня в сторону, бросается к рулевым моторам. Оказывается, все из-за пустяка: перегорел предохранитель. Руль снова заработал. Корабль за это время отклонился всего на каких-то три-четыре градуса, но этого было достаточно, чтобы все наши снаряды легли не у щита, а поблизости от буксира, который начал истошно гудеть.

Стрельба была сорвана. С верхнего мостика гремел баритон Орлова:

- Безобразие!

Попало и нам с Денисовым. Однако о нас забыли, как только приступили к торпедным стрельбам. Проводили их в Евпаторийском заливе, где помельче. Стреляли из подводного торпедного аппарата. Его устройство было явно неудачным. Установлен он был в корпусе перпендикулярно борту корабля, и на большом ходу выстреливаемая торпеда испытывала сильное боковое давление, что не только влияло на точность стрельбы, но могло привести и к поломке торпеды. А нашему старшему минеру О.В. Нарбуту вдобавок почти всегда не везло. И на этот раз торпеда вылетела из аппарата, и больше мы ее не видели. Несколько часов сопровождавшие нас сторожевые катера обшаривали залив, а торпеду так и не нашли. Для корабля это всегда ЧП, и недовольство начальства было беспредельным. К вечеру крейсер стал на якорь на Евпаторийском рейде. Настроение у всех мрачное. Когда наступили сумерки, к борту крейсера подгребла маленькая шлюпка, и сидевший в ней молодой милиционер прокричал:

- Товарищи моряки! Уберите с пляжа вашу машинку, она лежит и шипит, всех курортников разогнала...

На палубе воцарилась тишина, вахтенный начальник С.А. Капанадзе не рисковал сразу доложить командиру о непонятном происшествии. Но пришлось все же. Немедленно послали катер. На пляже лежала наша торпеда, около нее толпились мальчишки. И на всем пляже - ни одного курортника. Торпеду доставили на корабль. ЧП было ликвидировано.

Начальство призадумалось, что же с нами делать дальше? Комфлот пришел к совершенно правильному решению: он приказал всем штабам покинуть корабль, и сам тоже съехал на берег. Крейсер для отработки всей своей сложной организации был предоставлен в распоряжение командира. Больше не нужно было каждый вечер возвращаться в базу, чтобы начальство могло съехать на берег. Мы теперь базировались в различных бухтах и на рейдах недалеко от Севастополя. Днем и ночью выходили на стрельбы, решали и другие задачи. Через месяц наш крейсер стал настоящим боевым кораблем, он прекрасно стрелял, отлично проводил все корабельные учения. Ничего больше не заедало и не перегорало, стреляли мы по щиту, а не по буксиру или курортникам на пляже. И свои первые горести, а их было куда больше, чем здесь рассказано, мы вспоминали потом вечерами в кают-компании под дружный и веселый смех.

Большую помощь командиру в налаживании корабельной службы оказывала партийная организация. Коммунисты с болью переживали наши первые промахи, на закрытых и открытых собраниях тщательно разбирали причины и крепко журили виновных, вместе думали над устранением неполадок. Критика была жесткая, но справедливая. Комиссар Кедрин - поистине душа корабля - умно, тактично, по-партийному направлял наши усилия. Мы сожалели, когда его перевели от нас, но новый комиссар Каскевич сохранил стиль своего предшественника, и мы с ним быстро и хорошо сработались.

Так проходили день за днем - в трудной, но интересной работе. В свободное время люди отдыхали, занимались любимыми делами. Много нашлось любителей парусного и гребного спорта. Часто устраивались гонки, организовывались и дальние походы на шлюпках. Так, мне удалось сходить на шестерке из Севастополя в Одессу и обратно, а старшему вахтенному начальнику Н.Г. Кузнецову (нашему будущему Наркому ВМФ) - в Скадовск. Надо отдать должное командиру крейсера Н.Н. Несвицкому - он умело прививал морские качества молодежи и был доволен, если наши шлюпки занимали на флотских гонках призовые места.

Многому мы тогда научились у этого оригинального человека, казавшегося чересчур замкнутым и строгим. На самом деле он всем сердцем любил молодежь, очень много для нее делал.

В те годы следили за тем, чтобы краснофлотцы и на рабочем платье во всех случаях носили синие форменные воротники. Как-то, стоя на вахте, я увидел, что мой рулевой Николай Колсанов идет в робе без воротника.

- Колсанов, почему вы нарушаете форму? - спрашиваю его.

Несвицкий стоял сзади и все слышал. Он перебил меня:

- Отставить разговоры! - И подошел к краснофлотцу: - Колсанов! Надеть воротник!

К моему удивлению, матрос бодро ответил: "Есть!", мгновенно извлек из кармана воротник и прикрепил как положено к рубахе. Командир улыбнулся и спокойно сказал мне:

- Вот так-то, штурман! Надо приказывать, а не разговорчики разводить почему да отчего. Тогда и разгильдяев станет меньше.

Все мы быстро привыкли к Н.Н. Несвицкому, относились к нему с уважением и любовью, прежде всего за прямоту и честность. Были у него чудачества, но у кого их нет?

Однажды комиссар посоветовал Н.Н. Несвицкому собрать наших жен и поговорить с ними, узнать, как они живут. Собрание организовали без нас, на берегу, в Доме Флота. Речей произносить Несвицкий не умел и не любил. Он сразу спросил женщин:

- Как живете? Ему хором ответили:

- Хорошо живем.

Командир улыбнулся, прищурился.

- Наверно, меня ругаете за то, что мужей ваших отпускаю домой только раз в неделю? И тут моя жена отличилась.

- Что вы, Николай Николаевич, - сказала она, - мы очень довольны. Мой через день, как только поедет по делам в гидрографию, так забегает домой, пообедает, отдохнет и только к ужину - на корабль.

- Вот счастливые, - завистливый шепот пронесся по комнате.

Что говорили другие жены, я не знаю, но по возвращении на корабль Несвицкий мне объявил:

- Штурман! Неделю без берега.

Когда я попытался узнать, за что, Несвицкий отрезал:

- Спросите у жены...

Осенью начались большие и малые общефлотские учения. Флот решал задачу отражения десантов. Сил у нас было уже больше и на море, и в воздухе. "Синие" обозначались обычно крейсером "Коминтерн" и канонерскими лодками. Их в море атаковывали развернутые на позициях подводные лодки и авиация "красных", а затем ночью три-четыре эсминца. На рассвете крейсер "Червона Украина" совместно с береговыми батареями и торпедными катерами "добивал" и "топил" десант. Во время учений у нас на крейсере обычно находился начальник Морских сил Черного моря В.М. Орлов. Это была весьма колоритная фигура. Сын состоятельных родителей, он поступил на юридический факультет университета, а во время первой мировой войны, как и многие студенты, был призван на флот и поступил в отдельные гардемаринские классы, готовившие за три года офицеров флота. Революция застала Орлова на учебном корабле "Орел" на Дальнем Востоке. Вместе с небольшой группой гардемаринов Орлов отказался служить у белых, вернулся в Петроград. Он вступил в партию большевиков, хорошо воевал в гражданскую. Позднее занимал крупные должности на флоте.