Дознание в Риге - Николай Свечин

Но пора было ехать на вокзал. На правом берегу их два: Двинский и Туккумский. Директор Департамента полиции прибывал на первый. Лыков при трех извозчиках (один для багажа) встречал начальство. Чтобы не привлекать лишнего внимания, он решил не пользоваться полицейской книжкой. Купил перронный билет и ждал в буфете первого класса.

Зволянский приехал с женой и детьми. Алексей хорошо знал всех, потому как был вхож в дом Сергея Эрастовича. Ежегодно три недели в мае-июне семья директора отдыхала на рижском взморье. На этот раз они выбрали Больдераа. Переночуют в Риге и завтра с Туккумского вокзала отбудут к побережью.

Как и ожидал Алексей, его начальник был рад поместиться в Замке. Губернатор устроил в честь гостя ужин в своих апартаментах, простой, но вкусный. Зволянский умял три дюжины копченых стремижек[48] и осоловел. Говорить на темы завтрашнего совещания он уже не мог и был отослан спать…

Глава 6. Прибивка знамени и другие развлечения

Утром обычным поездом все отправились к морю. Дети верещали, военные глазели в окно, полицейские тихо обсуждали план дознания. До Больдераа всего семнадцать верст, приехали быстро. Там Зволянские отправились заселяться. В помощь им губернатор выделил своего чиновника особых поручений. Главная задача его была – доставить потом директора в крепость на секретное совещание. Остальные переехали по мосту через Аа Курляндскую и оказались на месте.

Еще пять лет назад Усть-Двинск назывался Дюнамюнде. Старинная крепость повидала многое и многих – от Стефана Батория до Иоанна Шестого Антоновича, сидевшего здесь в заключении со своими родителями. Сейчас в укреплении помещался отдельный батальон с крепостной артиллерией.

Лыков, как человек штатский, сразу пошел в станционный буфет. Тот располагался прямо под стенами крепости. Раньше равелины цитадели вторгались в море. Но за сотни лет наносы двух рек, омывающих ее, притащили много песка, и теперь укрепление отделяло от воды уже больше версты. На этом пространстве, как на плацу, и выстроился гарнизон. Из окон буфета сыщик наблюдал за торжеством.

Сначала на пароходе «Верный» таможенного ведомства приплыл преосвященный Агафангел, епископ Рижский и Митавский. Затем с вокзала подъехали жандармский полковник Прозоровский и генералы рижского гарнизона. А вскоре появился второй пароход, «Самсон». С него в сопровождении свиты сошел генерал-адъютант, генерал от инфантерии Троцкий. Началась длинная процедура освящения знамени, пожалованного Усть-Двинскому крепостному батальону Высочайшей грамотой. Стучали молотком, пели молитвы, отдавали рапорты. Лыков пил сальватор[49] и заедал его миногами. Прибыл Зволянский и присоединился к истреблению пива. А знамя все освящали.

Через два часа владыка сел на свой пароход и отбыл. А в кабинете коменданта крепости состоялось долгожданное совещание.

Вел встречу Таубе. Алексей с любопытством наблюдал, как командующий войсками Виленского округа подбежал к барону, обнял его и пророкотал:

– Витя! Ты уже полковник!

– Здравствуйте, Виталий Николаевич. Все равно мне вас не догнать!

Участники секретного совещания сразу разделились на две партии. Зволянский, Лыков и Прозоровский сели по одну сторону стола. По другую расположились многочисленные военные. Помимо Троцкого и Таубе, там присутствовали безымянные адъютанты и два важных щекастых туза. Один оказался начальник 3-го армейского корпуса генерал-лейтенант Дмитровский, а второй – начальник 29-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Черемисинов. Они-то здесь зачем, недоумевал сыщик. «Дюну» ловить? Так для этого генералы не нужны… Но в Военном министерстве, видать, свои порядки, приходилось терпеть.

Особняком сел Суровцев. Он ни по какой линии не подчинялся Троцкому. Тот был не только командующим округом, но и Виленским, Ковенским и Гродненским генерал-губернатором. Рига в его ответственность не входила. Но храбрый вояка был популярен в армии. Семнадцать лет он прослужил в Туркестане и шесть на Кавказе, маршировал не по паркету, а в поле, под вражеской шрапнелью. И начальник Лифляндской губернии, хоть и служил в МВД, ощущал себя человеком одной с Троцким корпорации.

Лицо командующего при виде полицейских сразу приобрело неприятное высокомерное выражение. Лыков видел такое уже не раз, и всегда это его бесило. Военные в империи относятся к правоохранителям с презрением. Почему – загадка. Лишь бывшие офицеры в рядах полицейского ведомства вызывают у строевиков некоторую симпатию. И то возникают вопросы: а почему человек ушел из полка? Не было ли какой истории? Вообще же, служба в полиции считается у военных позорной: там только взятки умеют брать.

Лыков приготовился к резкому разговору, но вмешался Таубе.

– Ваше высокопревосходительство, – сказал он громко. – Разрешите представить. Начальник Лифляндского ГЖУ полковник Прозоровский. Директор Департамента полиции действительный статский советник Зволянский. Кстати, кавалер Знака отличия Военного ордена за кампанию в Турецкой Болгарии. А второй штатский – надворный советник Лыков, чиновник особых поручений вышеуказанного департамента. Кавалер такого же Знака за службу в Кобулетском отряде.

Генерал от инфантерии одобрительно кашлянул, потер свой белый крест и пошел жать полицейским руки.

– Вот славно! – сказал он. – С такими и дело иметь одно удовольствие.

И тут же обратился к Лыкову:

– Вы при Оклобжио служили?

– Да, ваше высокопревосходительство.

– Что ж вы так! Называйте меня Виталий Николаевич. Георгиевский кавалер мне как брат… Это и до вас относится, господин Зволянский.

На жандарма генерал даже не взглянул.

Обстановка в комнате сразу наладилась. Барон поддержал ее, расписав заслуги сыщика Лыкова в деле обнаружения шпионской сети. Троцкий заявил:

– Нам бы его в военную службу. Виктор Рейнгольдович, ты когда нам контрразведку наладишь?

– Пришел новый министр, я уже имел с ним предварительный разговор.

– И что?

Таубе вздохнул:

– Денег нету в казне…

– Старая песня! – стукнул кулаком по столу командующий. – Их никогда не было и никогда не будет. А у немцев карман рвется!

Когда все вернулись на места, барон зачитал приказ военного министра. Куропаткин создал временную комиссию по контршпионажу в городе Риге, совместно с министром внутренних дел. Состав комиссии: Таубе и подполковник Баранов от военных, полковник Прозоровский и Лыков от МВД.

Тут же Виктор представил всем Баранова. Молодой и «отчетливый», как говорят юнкера, он служил в штабе 3-го корпуса офицером для особых поручений. Аксельбант Генерального штаба украшал мундир подполковника.

Собственно, на этом все и закончилось. Обсуждать было нечего. Комендант крепости позвал командующего со свитой откушать чем бог послал. А шесть человек – члены комиссии и Зволянский с Суровцевым – поехали обратно в Ригу.

Алексей был недоволен. Ему казалось, что напрасно потрачен целый день. Церемониалы с генеральским присутствием – зачем они? Но барон думал иначе.

– Так у нас полагается, – сказал он. – И это правильно. Командующий войсками округа – величина, ведь у него в прямом подчинении военная сила. И пусть он знает, что в округе есть шпионы. Кстати, вы заметили, что за нами следили с самого Туккумского вокзала?

Все, кроме Лыкова, опешили.

– Я видел двоих, – продолжил Виктор. – А ты, Алексей Николаевич?

– Тоже. Один в канотье, второй с тросточкой из камыша, чуть прихрамывает.

– Но кто они? – растерянно спросил жандарм. – Мы теперь и не узнаем…

– Узнаем, – успокоил его Таубе. – За ними следит, в свою очередь, мой человек. Отставной унтер-офицер Арзамасцев. Вечером он мне доложит, а я сообщу результаты его наблюдений вам. Часов в десять где вы будете?

– У меня служебная квартира в здании управления. Алексей Николаевич знает, где это.

– Пусть Кривцов тоже не уходит, – попросил полковника Лыков. И пояснил товарищу: – Это адъютант ГЖУ. Толковый!

Остаток пути сыщик проговорил с Барановым. Тот оказался умным спокойным человеком, хорошо знающим Ригу. Единственное, что смущало Петра Михайловича, это отсутствие опыта в контршпионаже. Но Таубе его успокоил. Такого опыта, сказал он, нет во всей империи, и равняться не на кого. Будете учиться на собственных ошибках.

Еще Алексей спросил у подполковника, не родственник ли он бывшему нижегородскому губернатору генерал-лейтенанту Баранову. Того недавно назначили сенатором, сняв с губернии. Хорошо зная генерала, сыщик не сомневался, что тот закиснет без настоящей службы… Петр Михайлович ответил, что они однофамильцы. Мало ли на Руси Барановых?

Таубе успел рассказать и о Троцком. Он туркестанец, а сейчас это билет наверх. Новый военный министр сам служил в Полуденном краю и потащит своих. Виталий Николаевич получил Георгия третьей степени за штурм Андижана. Очень любит рассказывать об этом. Начинает всегда одной и той же фразой: «Это было так рано, что черти, как говорится, еще не начали биться на кулачки…». При этом грамотный военный, был помощником Драгомирова, а ужиться с сумасбродным гением нелегко.