Дознание в Риге - Николай Свечин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это несложно. Человек известен полиции как скупщик заведомо краденого. Держит ломбард, в котором иногда такое краденое находят. Но патент у него не отбирают.
– Все верно. Рымкус – наш негласный осведомитель. Поэтому ему и разрешают барышничать. Человек он злой, жадный и по-своему опасный.
– Опасный?
– Да. Московский форштадт – особое место. Там по улице с цепочкой по жилету лучше вечером не ходить! Отберут вместе с жилетом.
– Это я уже слышал, – кивнул Лыков. – Шесть или семь банд, и никого над ними.
– Борьба за главенство над форштадтом время от времени возникает, но силы примерно равны, «короля» никак не назначат. Ярышкин, Вовка Рейтар, Васька Клёцкин, Савватей Шелудяков… Петька Судомойкин… И Силуян Зверев. Шесть.
– Так почему вы назвали держателя ломбарда опасным?
– Потому, что обслуживает не только воров, но и убийц.
– В Риге есть гайменники? – встрепенулся Алексей.
– Они имеются в каждом городе, где-то больше, где-то меньше… В прошлом году на Витебской зарезали сыскного надзирателя Говорухина. Мы так и не выяснили, кто это сделал. Несмотря на всю агентуру. Люди боятся говорить.
– Убийство сыскного надзирателя – редкое преступление, – осторожно сказал Лыков. – За такое полиция старается взыскать.
– И я старался, – вздохнул Вильбоа. – Да не смог. Потому и ушел из сыскного отделения. Взял вину на себя.
– Вы ушли, а убийцы остались. Думаете, Кнаут их найдет?
– Не найдет. Он и искать не будет, поскольку не при нем случилось.
Мужчины помолчали, потом Вильбоа многозначительно произнес:
– На вашем месте я поискал бы виновных в смерти Язепа Титуса именно в Московском форштадте.
– Почему?
– Вам наверняка сказали в сыскном, что он был наводчик?
– Да.
– Это не совсем верно. Наводчиком квартирных воров Язеп действительно являлся несколько лет. Но потом его перестали приглашать в гости – пришлось переквалифицироваться в барыги. Я вам не все рассказал. Дело не только в курьерах, привлеченных Титусом. Он создал целую сеть по продаже похищенного. В Риге больше тридцати ломбардов, ссудных касс и кредитных контор. А еще Толкучий и Александровский рынки и Красная горка. Украденная вещь, попав в руки Язепа, или быстро меняла внешний вид, или так же быстро меняла хозяев. Ломбарды перекидывали ее друг дружке либо пересылали в Вильно, Ревель и даже в Варшаву. А те им взамен отдавали свое ворованное барахло. Таким образом сыщиков сбивали со следа. То есть ворам и грабителям Язеп стал лучший друг. Незаменимый человек. Ведь мало украсть, надо еще суметь продать. Это и делал для них Титус, что его в конце концов и погубило, на мой взгляд.
– Поясните.
– Он стал слишком влиятелен на Московском форштадте. Без него не продашь. И блатер-каин[43] начал грубить с ценой, снижать долю вора или грабителя. Думаю, что Язеп заигрался и надоел. В назидание другим барыгам наглеца решили наказать. Кстати, после его смерти доля вора значительно возросла!
– Откуда вы это знаете, Виктор Александрович? – воскликнул Алексей. – Полгода как не сыщик, заведуете самым спокойным участком в городе…
– Стараюсь быть в курсе таких дел, – ответил пристав.
Питерец вздохнул и спросил, понизив голос:
– Надеетесь когда-нибудь отомстить за Говорухина?
Вильбоа дернулся, как от удара током, но взял себя в руки:
– Чего уж теперь… Как у вас, у русских, говорят? После драки кулаками не машут. Но могу дать совет.
– Слушаю.
– Есть человек, который знает все о Московском форштадте. Он простой городовой, зовут Андрей Иванов. Служит во втором Московском участке, бляха номер триста три.
– Простой городовой?
– Ну, не простой, а первого разряда.
– А-а… Оно, конечно, все меняет…
– Я сейчас объясню. Иванов стоит на плацу Старой горки, где раньше был базар. Там сходятся сразу четыре улицы: Московская, Витебская, Динабургская и Банная. Это самое сердце Московского форштадта. Здесь лучшие кабаки и пивные, а магазинов больше, чем в Гостином дворе. Лучшие на форштадте квартиры тоже в этой округе. И местные ходят сюда, как в столицу. Здесь их Невский проспект. Многие, родившись и выросши в Риге, никогда не видели Замка, Домкирхе[44] или Пороховой башни. Это как раз тамошние жители. Они не заглядывают за Буян и Красные спикеры[45]. Все их интересы сосредоточены в форштадте.
– Понятно, – сказал Лыков. Больше для того, чтобы дать собеседнику перевести дух.
– И вот городовой бляха номер триста три для них является главным полицейским начальником. Это царь и бог места. При этом Иванов имеет рост два метра… Сколько это будет по-вашему? Два аршина и примерно тринадцать вершков…
– Ого!
– …и чисто медвежью силу. Вот не вру, Алексей Николаевич! Дайте Андрею медведя, и он заборет бедное животное!
– Верю. Я встречал одного такого на Сахалине.
– Ну вот видите! И наш геркулес такой же. На Московском форштадте сила является главным достоинством. Слабый тут не выживет, он всеми презираем. Когда в воскресенье полиция в полном составе убегает с Большой Московской улицы, Иванов остается на своем посту и в одиночку вершит суд и расправу.
– Неужели громилы всех шести банд не трогают его?
– Тоже удивляюсь. Побить Андрея нельзя, он сам кого хочешь поколотит. А можно ведь ткнуть ножом или выстрелить. Но его щадят. Более того, даже по-своему любят и уж точно уважают. Был случай, когда помощник пристава второго участка пытался отправить пьяного в часть. Шел по улице, увидел безобразие и велел бедняге следовать за ним. Так тот отказался. Сам иди к черту, говорит. У нас тут Андрей командует, а у тебя и правов таких нет!
– Типаж понятен, – кивнул Лыков. – Есть подобные люди, и не только в Риге. В Москве на Хитровке стоит городовой Рудников. Один в один. Теперь я понимаю вас, Виктор Александрович. С Рудниковым я знаком. Он действительно знает все, что творится в его участке, а начальству не докладывает и половины. Поэтому и жив до сих пор.
– Вот-вот! И наш точно такой.
– Но остается вопрос: с какой стати Иванов что-то мне расскажет? Я ему не начальство, приехал и уехал.
– Отвечу. Посмотрел я сейчас, Алексей Николаевич, как вы десятипудовыми снарядами жонглируете. Впечатлен. Со стороны кажется, что и вдвое больше поднимете.
– Так и есть, Виктор Александрович. Но не рвать же мне пуп на уроках для городовых.
– Андрей Иванов – знаменитая в Риге личность. В прошлом году в цирке Саламонского выступал сам Фосс. Слышали о таком?
– Настоящий Фосс, немец? Эмиль?
– Да. А что, есть другие?
– Имеется один дуболом. Тоже называет себя Фоссом, но русак. Огромный, тупой и сильно выпивающий. Силы неимоверной, это правда. Но скандалист. Любит жрать и пить в ресторанах, а потом не платить. Если требуют денег, начинает бить посуду и ломать мебель. Когда же полиция составляет протокол и надо отвечать за свои поступки, вынимает из кармана справку, что психический больной.
– Нет, здешний Фосс приличный. И богатырь, каких свет не видел. Он вызывал на бой желающих из публики, за сто марок. Десяток храбрецов на лопатки уложил. Пока не вышел Андрей. И городовой победил! Вся Рига рукоплескала.
– Так. К чему вы мне это рассказываете? Предлагаете пересилить вашего геркулеса на спор?
– Именно!
Вильбоа даже вскочил.
– Иванова никто никогда не побеждал. Да это и невозможно. У вас, Алексей Николаевич, тоже не получится, без обид… Но сама попытка Иванову понравится. Глядишь, подобреет, размякнет. Мы любим тех, кто слабее нас.
– Ясно. Тут-то и надо задать ему правильный вопрос?
– Да. Вы верно меня поняли. И если Андрей захочет, он расскажет вам такое, что никто другой не сообщит. Попытайтесь, мой вам совет. Через три дня их участок придет к вам на занятия, вот удобный случай.
– Понял вас, Виктор Александрович. Спасибо.
Беседа с Вильбоа отняла много времени, но Лыков не жалел об этом. Хорошо поговорили. Пристав дал ему очень убедительную версию насчет Цвейберга. Если Язеп обокрал и его – а это в духе мошенника, – то все возможно. В том числе месть немецкого «ивана». Интересно, как оно звучит у германцев? «Ганс»? Или «фриц»? Лыков дважды был по службе в Берлине, в тамошнем Полицайпрезидиуме, а спросить не догадался.
Идея насчет могучего городового вызывала сомнения. Ну, поборет он парня. И что с того? Тайны серьезных банд просто так, на спор, не выдают. А общие сведения Алексей и без того узнает от Растегаева. Надо посмотреть на тринадцативершкового героя. Сыщику удавалось укрощать и не таких. А с Эмилем Фоссом, кстати, он тоже состязался в силе – в Петербурге, в школе Пытлясинского. И тоже победил. Но тут, в Риге, надо ли надрываться?