Испорченный (ЛП) - Х. М. Уорд

— Как и я. Поэтому и хотел показать это тебе. Я тоже видел массу движений. Это вроде сочетания других движений, смешанных друг с другом. Падение в конце похоже на измененный тодес.

Я смотрю на него.

— А ты не думал, что это может быть монтаж? Как она могла попасть на такую высоту? Не похоже, что он ее бросает, и она не прыгала.

Он трясет головой.

— Нет. Этого не может быть. Это танцевальная студия в Нью-Йорке. Видео предназначено для того, чтобы привлечь студентов, так что это не может быть подделкой.

— Покажи еще раз концовку, — Питер перематывает, и нажимает на кнопку воспроизведения. Мы вместе смотрим, пытаясь понять, что они делали. Проблема в том, что камера снимает не самый лучший ракурс. Нельзя рассмотреть положение их рук прямо перед подъемом. Я трясу головой и указываю на экран, как бы говоря Питеру.

— Знаю, — соглашается он. — Я надеялся, что мы сможем понять, — я награждаю его взглядом типа «ну да, конечно». — Что? Никакого тодеса?

— Я не собираюсь выполнять с тобой движения, при которых моя голова будет так близко к полу, поэтому никакого тодеса.

— Почему нет? Я подумал, что, если ты справилась с выбросами, то и это тебе будет по плечу.

Я трясу головой и смотрю на желтый деревянный пол, думая о том, как мое лицо растечется по нему, если он уронит меня во время вращения.

— Нет. Ни за что.

— Ни за что? — он улыбается. — Ну, теперь мы просто обязаны сделать это, — Питер берет меня за руку и поднимает меня со скамейки.

Я смеюсь и упираюсь.

— Да ты даже не знаешь, как это делать. Ты же не серьезно.

— Я всегда серьезен.

— Больше, похоже, что ты никогда не серьезен.

— Да, и это тоже, — Питер складывает руки на груди. На нем белая рубашка, галстук он снял. Темные брюки облегают его узкие бедра, а на ногах те самые двухцветные туфли. Темные волосы спадают на глаза. — Никаких опусканий? Никаких погружений?

— Неа. Извини.

— А что если я дам тебе шлем? — глаза Питера блестят слишком сильно. Он дразнит меня.

— Тогда я совершенно точно скажу «нет». То, что ты хочешь дать мне шлем, означает, что ты ожидаешь, что моя голова может столкнуться с полом. Кроме того, это пагубно воздействует на мой наряд, — я держусь за кромку своего платья и оттягиваю ее, будто собираюсь сделать реверанс.

— Оу, — говорит он, подходя ко мне. Руки Питера скользят по моей талии, и включается музыка. Он начинает танцевать, притягивая меня к себе. — Тогда, у нас есть такая возможность.

— Какая часть слова «нет» ввела тебя в замешательство? Я думала, ты учитель Английского. У тебя, правда, с этим проблемы? — я улыбаюсь. Мне нравится дразнить его. Лицо Питера озаряется, и он начинает подразнивать в ответ.

— Сначала ты сказала «нет», потом сказала «совершенно точно нет». Думаю, есть пространство для манёвра, — он улыбается и тянет за мое запястье. Мы кружимся, и, следуя его движениям, я отталкиваюсь от него. Питер притягивает меня назад, я вращаюсь, прижимаясь к его груди, и танец продолжается.

Мое дыхание тяжелеет. Танец ускоряется.

— Мы не будем выполнять эти движения.

— Уверена? Ты будешь выглядеть в шлеме так миленько. У меня есть розовый с красным бантом наверху, — я перестаю танцевать, пытаясь стоять на месте и смотреть на него, но Питер не позволяет мне. — Никаких остановок, Коллели, — он хватает меня за руку и притягивает к груди. Черт, он так хорошо пахнет.

Мы кружимся по залу, разговаривая, дразнясь. В разговоре затрагиваются миллионы тем. Затем, он спрашивает.

— Ты доверяешь мне?

Улыбка сползает с моего лица, оно блестит от пота, а мое платье прилипает к телу. Я смотрю ему в глаза. Они зафиксировались на моих, в ожидании ответа на вопрос, который я думала, он никогда не задаст.

— Я… не знаю.

Питер кивает и смотрит вниз, на ноги. Когда он поднимает глаза, я чувствую себя ужасно. Будто это самое худшее, что я могла сказать ему.

— Так я и думал, — он водит носком ботинка по полу. Его рубашка помята, прилипла к груди.

— Почему? — я дышу. Это кажется бессмысленным. Почему это вообще важно?

Он печально улыбается.

— Я не знаю. Я не должен был спрашивать тебя о таком.

— Ты можешь спрашивать о чем угодно, — я смотрю вниз на руки. Сжимая их, я кручу указательным пальцем. — Думаю, я действительно доверяю тебе в какой-то степени, возможно, даже больше, чем кому-либо, но мне кажется, это не то, о чем ты спрашивал.

— Так, о чем же, по-твоему, я спрашивал? — он так близко. Питер шагнул в пространство между нами. Он смотрит вниз на мое лицо, рассматривая меня так тщательно. Из-за этого я дрожу.

— Мне показалось, что ты спрашиваешь, смогу ли я полностью доверить тебе свою жизнь. Будь то выбросы, как этот. Все равно что, — я трясу головой. — Я никогда не буду так доверять кому-либо еще.

Он медленно кивает.

— Ты — загадка.

Уголок моего рта приподнимается.

— Возможно.

— Ты доверяешь, но не полностью. Ты позволяешь мне войти, но все же держишь снаружи, — то, как он смотрит на меня, заставляет меня нервничать. Взгляд Питера такой глубокий, ранимый и уязвимый. Может, я должна была соврать? Нет, он видит меня насквозь. Для этого ему не нужен танец. Питер поднимает руки. Я беру их, и он ведет меня через комнату в медленном вальсе, чтобы я могла отдышаться.

— Могу я кое-что спросить? — я спрашиваю, пока мы с Питером вальсируем по комнате. Он кивает. — Где ты научился танцевать?

Тень ползет по его лицу, и улыбка гаснет.

— Джина. Моя девушка. Я продолжаю называть ее своей невестой, но она ей не была, — он с трудом глотает и выпускает поток воздуха. Пока он говорит, мы изменяем направление танца. — Она любила танцевать. Я в этом был ужасен. Она научила, — он печально улыбается.

— Она — отличный учитель.

Он кивает, и губы искривляются в фальшивой улыбке. Могу сказать точно, он метлой отгоняет старые воспоминания. Питер замолкает. Мы танцуем. Он медленно кружит меня. Мое платье спадает на колени. Он наблюдает, как скользит ткань, и возвращает меня обратно в позицию.

— Как насчет тебя? Кто учил тебя танцевать?

— По большей части я самоучка. На самом деле, я даже не знаю, как что называется. Мы уговорили своего учителя по физкультуре, чтобы он провел парочку танцевальных занятий в старших классах. Странно, но факт. Все лучше, чем волейбол. Там я получала только несколько ударов по лицу в день.