Каракалпак - Намэ - Тулепберген Каипбергенов

Детей он устроил в институт. При этом не скрывал, что устроил их по блату и за взятку. Дети его со мной не разговаривали, но на их лицах тоже было написано: «Надо уметь жить». И жена его была самодовольной цветущей женщиной лет сорока. Ее я видел чаще, чем мужа. Проходя по улице или в магазине, она бросала на мужчин нахально-хитрый взгляд, в котором легко прочитывалось откровенное: «А что тут такого? Просто надо уметь жить».

И вот, представьте, на этот дом однажды обрушилась беда. Сын моего соседа на автомобиле сбил человека. Началось следствие. Заодно стали выяснять, откуда у парня-студента, который еще ни копейки сам не заработал, собственная машина, записанная на его имя. Сосед узнал об этом на работе и поспешил домой, чтобы припрятать подальше кое-какие ценности и деньги. Испуганный и злой, он врывается в комнату, а там его жена с любовником. В приступе ярости он ударил жену тем, что под руку подвернулось. А подвернулся тяжелый золоченый подсвечник. Ударил и убил.

Меня, как соседа, пригласили быть понятым. Я стоял у двери, а он сидел в углу на одном из своих роскошных стульев, сидел, низко опустив голову и обхватив ее руками. Потом поднял лицо и посмотрел на меня. И тут я вспомнил его обычное: «Надо уметь жить». Но, конечно, не сказал этого. Да и стоит ли что-нибудь говорить человеку в такой ситуации?

Рассказывал коше-бий. Однажды я присутствовал на тое, устроенном по случаю совершения бракосочетания сына одного моего знакомого с его невестой.

Во время бет-ашара,[30] имевшего место быть при большом стечении толпы родственников и знакомых новобрачных, взгляд мой остановился не на лице невесты, а на личности другой женщины. Личность эта показалась мне чем-то знакомой и примечательной, но я в течение долгого периода времени никак не мог ее опознать. Женщина эта располагалась отдельно от основной массы гостей, и если кто-то, проходя, оказывался в непосредственной близости от нее, то она отодвигалась, освобождая место проходящему. Внешний вид се лица изображал выражение заискивающее и виноватое. С большим напряжением силы памяти я все-таки сумел ее опознать. Это была «жена Айжанова», которую я собственноочно видел двадцать пять лет тому назад в этом же доме на тое, устроенном по случаю рождения того парня, который в данный момент вступал в законное бракосочетание.

Тогда торжество, связанное с рождением младенца, долго не начиналось, потому что весь наличный состав присутствующих, как родители, так и приглашенные, ждал задерживавшуюся «жену Айжанова». Ее долгожданное появление было встречено бурными аплодисментами и радостными возгласами общего ликования. Казалось, что той организован не в честь появления в этом доме новорожденного младенца, а в честь появления уважаемой особы «жены Айжанова». К ней все тянулись. За нее поднимались тосты.

И вот что мы имеем на текущий момент. Она по-прежнему продолжает пребывать в качестве «жены Айжанова», но сам Айжанов уже перестал быть собой. То есть фамилия и прочие паспортные данные сохранились, но его номенклатурное положение в расстановке кадров изменилось. Айжанова давно понизили в связи с несоответствием. Но «жену Айжанова» никто не понижал. Она осталась, говоря фигурально и образно, в той же должности и звании, в каком и пребывала как до определенного момента, так и после него. С одной стороны, получается, что человек, в данном случае «жена Айжанова», не изменился, с другой стороны того же вопроса, получается, что, не изменившись, человек переменился коренным образом, чему ярчайшим свидетелем я и явился. Вот что жизнь-то делает. Что ни говорите, а в этой проблеме есть суть, требующая всестороннего рассмотрения.

Сколько раз в своей жизни человек грустит, печалится, слезы льет? Сколько раз радуется и веселится? С самого рождения учится он и веселью, и печали у других.

Каждое поколение оставляет потомкам свой опыт. Опыт, добытый слезами и смехом, потом и нервами, а порой и кровью. Но часто ли потомки считаются с опытом предков? Они норовят обзавестись своими жизненными навыками, своим опытом. Своим. А по сути, повторяют то, что уже делали предки. Но даже знай отцы и деды, что мудрость их, обретенная таким трудом, что истины, ими добытые, что нравы и обычаи, которые они столь тщательно блюли, что духовные богатства, которые они так высоко ценили, все, ими накопленное, не сгодится потомкам, — знай они все это, неужели отказались бы от собственных традиций и мудрости? Вряд ли. Каких только сюрпризов не преподносит жизнь, каких только внезапностей не припасает! Чего только в этой жизни не случается! Но разве случалось в ней хоть разочек что-нибудь такое, к чему люди не смогли бы приспособиться? Или если не приспособиться, то одолеть, перебороть? С чем только не сравнивали жизнь, чему только ее не уподобляли, каких только мудростей о ней не наговаривали, а тысячелетия назад произнесли: «Жизнь — это жизнь», и через тысячу лет после нас скажут то же самое. И будут правы.

Мой дедушка говорил: «По моему-то разумению, корень всех ссор, драк и вражды всякой в ненасытности людской…»

Моя мать добавляла: «Ненасытен не сам человек, а глаза его».

Человек самого себя считает самым сильным и умным существом среди других живых существ. Если так, то хочется спросить: «Почему же он такой слабый?»

Порой его можно обрадовать, угостив сигаретой. И иной раз на всю жизнь оскорбишь, отказав ему в просьбе закурить.

В радости для него и день короче часа, а час — что секунда. В горе и миг покажется часом, а день тянется как месяц. И все это так на самом деле, каждый по себе это знает. Л раз так, то диву даешься, как же человечество до нынешнего дня пользовалось часами и календарями, как оно не путалось, отсчитывая годы, месяцы, дни, часы, минуты и секунды?

Из поучений моего дедушки:

«Если жизнь не сложилась, значит, сам виноват. Чего на жизнь пенять? Пеняй на самого себя, в таком случае хоть ума наберешься».

«В жизни всегда сильные одолевают слабых. Главное — понять, ты-то с кем? Самое же лучшее — понять, что ты сильный, но на стороне слабых».

«Чем больше в жизни забот и сложностей, тем она, жизнь, интересней. А так ведь не велика разница между спокойным и покойным».

Сколько злодеев знакомо истории, сколько кровопролитий ей ведомо? Если внимательно вчитываться в страницы истории, погрустнеет даже прирожденный весельчак. А сколько в ней было моментов, когда люди довольствовались уже тем лишь, что остались живы? А может, и впрямь жизнь — это просто существование?

«Пока у тебя в теле держится душа — до тех пор и живой», — говорила моя бабушка.

«Нет, считай, что живешь до тех пор, покуда полезен людям», — оспаривал ее дедушка.

Легенда, рассказанная моимдедушкой. Однажды к египетскому халифу подошел некий караван-баши[31] и ни с того ни с сего вдруг говорит:

— Великий халиф! А хотите, я тут же покажу вам вашу душу?[32]

Халиф рассмеялся. И сам он был не из робких, и стражники рядом стояли.

— Ну что ж, покажи, — согласился он. Караван-баши поднялся, неторопливо подошел к халифу и вдруг рывком-хвать у него из рук маленького сына. Сын-то сидел на коленях у халифа. Хвать, значит, и давай душить.

Халиф вскочил и — за саблю. Хочет снести голову караван-баши. Хочет, да не тут-то было. Боится сына задеть. Тогда взмолился халиф и — на колени:

— Пощади мальчика. Уже предстала душа моя пред моими глазами.

А караван-баши ему на это:

— Отпущу. Но сперва провозгласи меня пророком. И поклянись, что будешь чтить меня как пророка.

Ты — пророк! Клянусь чтить тебя! — тут же выкрикнул халиф.

Звали того караван-баши Мухамедом. А после этого случая стали называть «пророком Мухамедом».

«Для каждого своя жизнь — жизнь пророка», — говорила моя мать.

Коше-бий рассказывал: Однажды, когда я пребывал еще в состоянии детского возраста, довелось мне направиться за дровами в лес, находившийся за аулом. На территории лесного массива, а конкретнее, в зарослях кустарника, обнаружил я мужчину и женщину, которые учинили меж собой драку. По причине своего малолетства я подвергся перепугу страха и, замаскировавшись в зарослях, начал производить наблюдение за ними.

Вдруг в руке у мужчины появилось холодное оружие в виде кинжала. С помощью кинжала он атаковал женщину, и она отступила под натиском его подавляющего превосходства в силе.

— Ну что? — крикнул мужчина, — Душа твоя показалась тебе на глаза? Сей же момент называй меня пророком!..

Но мужчина как только изложил свое требование, так тут же споткнулся ногой о корень и, потеряв равновесие вертикального положения тела, рухнул, приняв горизонтальную позу и лишившись кинжала, поскольку кинжал отлетел на три сажени от траектории падения мужчины.