Огонь любви, огонь разлуки - Анастасия Туманова

– Конечно, – взяла себя в руки Катерина. Она даже сумела широко улыбнуться Ахичевскому и тут же, словно смешавшись, опустить ресницы. – То есть была одна… до сих пор. Вы не поверите, как я обрадовалась, увидев вас. Хотя бы одно знакомое лицо… Долго не решалась обратиться к вам, но потом подумала… мы с вами, в сущности, почти родственники…

– И очень правильно сделала, что обратилась! – горячо произнес Ахичевский, весьма заинтригованный Катерининым незамысловатым ресничным маневром. – Я как раз пребываю в одиночестве, скучаю, буквально не с кем перекинуться словом…

– А что же супруга?..

– Она в Москве, я один как перст, всеми брошен и оставлен.

– Надо же, какая удача… – словно забывшись, пробормотала Катерина. Синие глаза Ахичевского посмотрели на нее в упор, и девушка как можно натуральнее сконфузилась: – Ах, это вовсе не то, что вы подумали… Мне не нужно денег, у меня они есть.

– Еще приютские? – откровенно расхохотался Ахичевский.

– Да, – обезоруживающе улыбнулась Катерина. И все-таки не удержалась от шпильки. – Не волнуйтесь, еще одна девица Грешнева вам на шею не сядет.

– Катрин, как ты можешь… – Ахичевский был смущен и, желая скрыть это, поспешно спросил: – Не сочти за нахальство, но мне всю весну страшно хотелось узнать, как тебе удалось устроить твою авантюру.

– Мой грабеж, вы имели в виду? – отказалась от обиняков Катерина. – Извольте, поведаю эту новеллу… Только закажите еще вина, ужасно хочется пить.

Принесли вина. Катерина, вопреки собственному заявлению, пила мало; лишь изредка прикасаясь губами к краю бокала, она непринужденно рассказывала историю своего первого «дела». Рассказывала так, как все происходило на самом деле, начиная со знакомства с сидящим на заборе Васькой и заканчивая лунной ночью в кабинете начальницы приюта, разлитыми по столу чернилами и спрятанной в тайник под часами пачкой денег. Риск был велик, но Катерина знала, что Ахичевский весьма неглуп и легко уличит ее в обмане, начни она сочинять. Говоря, девушка улыбалась, словно пересказывая занимательный роман, и осторожно следила за реакцией собеседника. Но и он вел себя так, будто слушал газетную историю: поднимал брови, смеялся, всплескивал руками и откровенно забавлялся.

– Браво, девочка, браво… Право слово, все грешневские барышни страшные авантюристки, это, видимо, кровь!

– Голь на выдумки хитра, Петр Григорьевич. – Катерина снова начала злиться и, чтобы потушить зарождающийся пожар, как следует отхлебнула из бокала. – Это все нищета, а не кровь… Ай, какая гадость, тьфу!..

Она крайне неизящно закашлялась и совсем уж по-извозчичьи сплюнула на пол белым сухим вином, которое пила первый раз в жизни и которое показалось ей отвратительной кислятиной. Проделав этот пассаж, она покосилась на Ахичевского, но тот наблюдал за ней с искренним восхищением.

– А знаешь, Катрин, ты просто божественна в своей непосредственности! Поразительная смесь неиспорченной натуры и утонченности… В Анне этого не было даже в молодости… Прости, я не помню, сколько тебе сейчас лет?

– Восемнадцать, – на голубом глазу соврала Катерина, прибавив себе два года в уверенности, что Ахичевский никогда не интересовался у Анны возрастом ее сестер.

– Вот как? – Он явно обрадовался. – И что же, этот твой Ринальдо Ринальдини бросил тебя здесь, в Одессе?

– Я сама его бросила, – беспечно ответила Катерина. – Вообразите, самый обычный босяк! Он мне помог – и на том спасибо, но более он мне не нужен.

– Умница, умница… Каковы же твои дальнейшие планы, леди Кэт? – Катерина непонимающе посмотрела на него, и Ахичевский, улыбнувшись, пояснил: – Была такая предводительница карибских пиратов в минувшем столетии. Ее не повесили лишь потому, что в момент пленения она оказалась беременна.

– Ах, как предусмотрительно! – восхитилась Катерина. – Надо и мне иметь в виду… на будущее. При жизни моей все, что угодно, может случиться!

Шутка была на грани фола, но Ахичевского она ничуть не шокировала:

– Право, Катрин, ты великолепна… Какое счастье, что тебя не изуродовали нашим отвратительным женским пансионным образованием! Анне оно только испортило характер, а ты – нетронутый девственный цветок из дикого леса… Просто шармант! – Словно забывшись, он сжал пальцы девушки – тонкие, длинные, еще по-детски хрупкие. Осторожно посмотрел на Катерину, но та невинно улыбалась, и Ахичевский, осмелев, поднес ее руку к губам.

– Вот вы меня о планах спрашиваете, Петр Григорьич, – жалобным голоском начала она, когда ее рука снова очутилась на свободе, – а я, право же, не знаю, что и делать в этом городе. Сами сказали – из дикого леса… Я даже не обижаюсь, ведь так это и есть… Дальше Юхнова никуда не ездила, Москву только через приютский забор видела… По Одессе вот вторую неделю гуляю и, не поверите, боюсь в рестораны заходить! Сегодня первый раз решилась, и такая удача, встреча с вами!

– Теперь я буду твоим чичероне, – покровительственно заявил Ахичевский. – Поскольку оба мы скучаем – поможем друг другу, не так ли?

– А как же супруга ваша, Петр Григорьевич? – опять не утерпела Катерина.

– Ах Александри-ин… – кисло улыбнулся Ахичевский. – Она, видишь ли, отбыла в Москву, к больной матери, пришла какая-то нелепая телеграмма…

Катерина, сама придумавшая эту аферу с телеграммой, которой дал ход Валет, сочувственно покивала головой… и вдруг, ахнув, вскочила из-за стола:

– Ох, боже мой! Какая же я глупая, ведь мне нужно быть в моей гостинице!

– Зачем?! – поразился Ахичевский. – Уже так поздно, какие могут быть встречи!

– Платье должны принести! Ах, ну и дура же я, сама попросила мадам прислать вечером, и вот… Вы меня обо всем заставили забыть! Прощайте!

– Катрин, подожди, но когда же…

– Завтра, завтра! Здесь же! Я обещаю! – Последние слова Катерина выпалила, уже скрываясь в полутьме гардеробной. Проводив глазами тонкую фигурку в фиолетовом атласе, Ахичевский мечтательно закрыл глаза и подумал, что таких, как он, вероятно, очень любит Фортуна. Неудивительно, ведь и она тоже Женщина… Из-за этих греющих самолюбие мыслей Ахичевский не обратил внимания на то, что почти одновременно с Катериной из-за соседнего столика поднялся и, небрежно бросив на скатерть ассигнацию, тронулся к выходу высокий молодой человек с загорелым лицом и светлыми холодными глазами.

Извозчик ждал Катерину и Валета у дверей казино. Валет помог своей даме взобраться в пролетку, легко вскочил сам, коротко велел: «К порту» – и всю дорогу молчал. Ничего не говорила, глядя на него, и Катерина, хотя девушку так и распирало от радостного возбуждения. Когда же впереди показалась полоса парапета, черная громада ночного моря и пересекающая его лунная дорожка, она выпрыгнула из экипажа, дождалась, пока выберется и Валет, отошла в непроглядную темноту под ветвями каштанов и лишь тогда спросила: