Шорохи пространства - Игорь Дручин

— Вот садит, — только вздохнул Владимир Кузьмич.

— Вы будете играть или пойдете с сухим счетом? — спросил Алферов.

— Мы подождем, когда ты врубишь в сетку, — съязвил Яковлев.

— Ну уж, нет!

Удар. Мяч порхнул над сеткой и улетел в дальний конец зала. На подачу стала Майя

— По-пионерски им! — подмигнул ей механик. Майя легко, чуть коснувшись, ударила по мячу ребром ладони снизу и он, планируя, медленно опускался на площадку. Ковалев вышел на прием, рассчитывая перекинуть мяч Светлане, чтобы она дала пас на удар. Сосредоточившись, он принял мяч машинально, как принимал его тысячи раз, и земная привычка подвела: мяч взвился и ударился в высокий потолок. Снова подача — и теперь уже из рук штурмана мяч отлетает к стене, на зрителей. Мягко, очень мягко принимает мяч командир корабля и так же мягко отталкивает на удар мяч Светлана. Ковалев набегает и упруго отталкивается… Что за ерунда! Мяч остался внизу, а он едва не задевает носками верхнюю часть сетки! Наверное, у него было чрезвычайно глупое выражение лица, потому что зал грохнул смехом. С этого момента хохот в зале не умолкал. Казалось, вот-вот игра наладится. Пошли пасы у штурмана и даже у Гали, но что-то не срабатывало и в последний момент кто-нибудь из команды, к удовольствию зрителей, оказывался в нелепой позе в одной стороне, а мяч летел в другую. Алферов уже закипал от досады, когда несколько неудачных подач с обеих сторон продвинули его на ударную позицию. Он аккуратно принял мяч, Галя навесила отличную свечу, и Василий Федорович решил отыграться за неудачи своей команды, связанные с трудностями координации тела в условиях слабого тяготения, а заодно и поразить противника, раз уж эти условия позволяют. Сильный толчок, и тренированное тело Алферова взвилось выше сетки, и оттуда, с непривычно высокой точки, последовал прямой удар вниз, на площадку. Зал взвыл от восторга, но Василий Федорович, вложив в удар всю свою мощь и досаду, перегнулся и в этой нелепейшей позе свалился на голову механика по ту сторону сетки. Зал бился в судорогах истерического смеха… Этого Василий Федорович вынести не смог и выкинул белый флаг.

— Ввиду непривычности условий, команда «Титан» отложила встречу на период адаптации! — дипломатично возвестил сверху Шалыгин.

Зал дружно зааплодировал находчивости судьи.

— Володя, а что это за скотобаза такая? — спросил Алферов, потирая ушибленный висок.

— Да так, — усмехнулся Яковлев. — У нас каждая команда изощряется в названиях.

— А я думал, вы тут скотину какую завели.

— Гончарова предлагала выкармливать с десяток поросят. Говорит, отходов и ботвы хватит. Но я думаю, это уже слишком. Разведем антисанитарию и прочее…

— Почему? Очень дельно. Неужели ты, Володенька, не понимаешь, что пора вам переходить на самообеспечение? Я пришлю поросят и зоотехника в порядке эксперимента. А насчет антисанитарии… Отдельный отсек с фильтрами.

Он опять потрогал висок.

— Черт! Как бы синяк под глазом не образовался. Мне через пару дней доклад Верховному Совету делать о перспективах освоения Луны… Светлана!

— Что, Василий Федорович?

— Ты врач, сделай, чтобы у меня синяка не возникло под глазом.

Светлана осмотрела ушибленное место и покачала головой.

— Пойдемте, у меня в аптечке есть бодяга. Сделаем примочку.

Василий Федорович сидел в комнате Светланы и ждал, пока она приготовит примочку.

— Ну и влипли мы с тобой, Светлана, в историю, — сказал он, поглядывая в зеркало. — Синячище все-таки будет!

— Кто же его знал, Василий Федорович. Готова бодяга. Давайте приложу.

Она подошла и наложила смоченный тампон на ушибленный висок.

— О! Сразу легче. Я знал, Светлана. Меня же предупреждали, а я все-таки полез. И поделом! Неужели будет синяк?

— Не будет, Василий Федорович! Это же бодяга.

— Да, вот такая бодяга у нас получилась! А что, Светлана, могла бы такая девушка, как ты, выйти замуж за такого старого бродягу, как я? — Отчего ж, могла бы! — буднично проговорила девушка. Так обычно говорят все врачи с пациентами, отвлекая их от ненужных сомнений.

— Да, сначала казалось — успею, потом годы тяжелого труда на Луне, труда рискованного… Мы ведь с вашим директором Димой Баженовым первые начинали здесь. Не так уж много осталось наших. Володя, здешний начальник, больше работал на месте, Стасов Леонид, главный конструктор, Алеша Волков, директор Института геодезии и картографии Луны. А вот Аркадий и Саша Комаровы… Близнецы, умнейшие ребята, нечто вроде Системы в миниатюре. Их нашли в воронке… Почему-то произошла мгновенная разгерметизация. Харченко, поскользнулся на реголите. Когда тонкий слой и крутые склоны, реголит становится скользким, как лед, упал со скалы, разбился. Женя Храмов, порвал костюм на сгибе. Тогда костюмы делали без отсеков. Всё, Светлана, совершенствуется на горьком опыте…

— Зачем вы сейчас об этом, Василий Федорович?

— Затем, что опасно здесь жить и работать, Светлана. Даже сейчас. Сутки назад перед моими ногами ударился микрометеорит. Образовал детский кратер. Маленький, забавный… Но мне удара хватило бы, только я на секунду промедлил. Сам не знаю, что помешало сделать этот шаг… Вот и задумался о жизни. Здесь выживают такие, как эта четверка, потому что они осознанно готовили себя к этому. Это их мир, в котором они хотят жить. А вот ты, зачем тебе космос?

Он посмотрел на Светлану, все еще держащую тампоны у его виска. Она стояла отрешенная, погруженная в себя. Все можно было прочесть на ее лице: и печаль несбывшегося, и растерянность перед вопросом, ответ на который считался до сих пор сам собой разумеющимся…

— Не знаю, Василий Федорович. Голос ее прозвучал вяло, безразлично.

— Что ж, и верно, и откровенно. Даже удивительно при твоем самолюбии… Вот такая бодяга, Светлана. Оба мы с тобой получили сегодня основательные щелчки по самолюбию. Это хорошо, потому что в космосе нельзя быть излишне самонадеянным. Идет сложный процесс приспособления человека к совершенно иным, непривычным для него условиям. Каждая крупица знаний об этих условиях приобретается тяжким опытом и потому здесь нельзя пренебрегать ничьим советом. А самонадеянность не терпит чужих советов. Говорил же мне Володя: «Не срамись!». Не послушал, устроил посмешище в космическом масштабе. Тут такая публика. Теперь у них будет новая хронология: «Это было до того, как Алферов играл в волейбол», или, наоборот, «после того»! А ты? Разве это любовь? Приезжает какая-то дивчина, повисла у него на шее и все! Их уже водой не разольешь! Вот у них — любовь! Понимаешь, тут разум ни при чем. Тут древний инстинкт в десять раз важнее.