За чужую свободу - Федор Зарин-Несвицкий

Взволнованный старик замолчал.

Никогда князь не ожидал от этого кроткого старика такой бури негодования, такого страстного порыва. Пламенная речь Гардера осветила ему положение дел. Мысли роем закружились в его голове. «Всемирный союз за свободу народов», – вспомнил он слова Монтроза. Да, угнетенные народы могут соединиться для общей борьбы. Яснее представилась ему и роль Штейна при русском дворе. Он вспомнил насмешливую, но полную глубокого значения фразу дяди: «Штейн великий патриот, но он хочет подменить прусского короля русским императором».

Со стороны Штейна это был гениальный ход. Всем была известна склонность императора к либеральным идеям. И, поставив его во главе союза, можно было смело надеяться провести при его помощи, помимо желания короля, самые широкие реформы.

– Господин Гардер, – сказал князь, – вы открыли мне новые горизонты. Я понимаю вас и сочувствую вам. В моей стране тоже рабство, но мы в лучших условиях, так как наш монарх едва ли не сильнее нас чувствует, что настало время разбить цепи, сковавшие народ.

– Да, в этом вы счастливее нас, – ответил Гардер. – И дай Бог вашей великой и великодушной родине скорее увидеть солнце свободы!

Их разговор был прерван приходом Новикова. С некоторым удивлением он взглянул на взволнованные лица собеседников. Особенно поразило его волнение князя, в последнее время словно окаменевшего в холодном, мрачном равнодушии.

Старик по обыкновению радушно встретил его.

– Ваш товарищ передал грустную весть, – сказал он, – вам надо завтра выступать. Куда вы назначены?

Новиков сказал.

– Бог сохранит вас, – с чувством произнес Гардер.

Новиков оглянулся по сторонам, ища глазами Герту, и вдруг вскрикнул:

– Фрейлейн Герта! Вы!..

Его возглас имел такое странное выражение, что князь быстро обернулся и застыл пораженный.

Вся розовая от смущения, на пороге стояла Герта. Но где ее великолепные косы!..

Несколько мгновений длилось молчание. Старый Готлиб с глубокой нежностью глядел на свою дочь.

Первым опомнился Новиков. Он быстро сделал несколько шагов к Герте.

– Фрейлейн Герта, – с волнением произнес он, – что вы сделали!

Она еще больше покраснела, но не опустила глаз.

– Вот, – гордо ответила она, протягивая руку, украшенную железным кольцом.

С глубоким, почти благоговейным чувством Новиков бережно взял эту тонкую детскую ручку и, наклонившись, поднес ее к губам. Герта не отняла руки, и порыв молодого офицера и самому Гардеру показался вполне естественным.

Князь тоже был тронут.

– Фрейлейн Герта, нам нечего говорить. Дайте и мне вашу руку, – произнес он.

Герта протянула ему руку, и он тоже поцеловал ее.

К Герте сразу вернулась ее непринужденная веселость. Она казалась счастливой.

– А где же третий? – спросила она.

– Он ушел готовиться к отъезду, – ответил Новиков. – Он завтра выступает.

– А вы? – спросила Герта.

– И мы с ним, – отозвался князь.

Герта мгновенно побледнела и резко отвернулась.

– Вот как, – тихо сказала она. – Я пойду распоряжусь..

И она торопливо выбежала из комнаты. Верный Рыцарь ждал ее у порога.

Девушка сбежала с крыльца и бросилась в глубину сада. Рыцарь тихо, без обычного лая, бежал за ней. Он понимал, что Герта бежит по глухим дорожкам сада не для игры. В заросшем травой и кустами углу сада под большим столетним каштаном девушка тихо опустилась на старую скамейку и закрыла руками лицо. Верный Рыцарь тихо и ласково ткнул в ее руки холодным носом. Герта открыла лицо, порывисто обняла Рыцаря за шею и, прижавшись лицом к его морде, закрыла глаза и замерла…

VIII

Поговорив еще несколько минут со стариком, молодые люди прошли к себе наверх.

– Через час обед, приходите, – сказал Гардер.

Молодые люди поблагодарили.

У себя князь передал Новикову свой разговор со стариком. Новиков слушал его с большим интересом.

– Да, – с горечью сказал он, – это все так. Конечно, мы дадим им свободу. Мы купим ее для них нашей кровью. Мы расчистим перед ними пути к процветанию и могуществу, а сами останемся жалкими рабами.

– А император! – воскликнул князь.

Новиков покачал головой.

– Улита едет – когда‑то будет, – ответил он. – Да и когда кончится эта война? Но у нас есть свой Тугенбунд и, с Божьей помощью, мы тоже постараемся что‑нибудь сделать.

Друзья принялись за сборы своего несложного багажа, продолжая обмениваться замечаниями.

– Да, – говорил Новиков, – после того, что ты мне сказал, для меня многое понятно. И эта странная рознь между офицерами регулярной армии короля и ополченцами, и разница отношений к нам со стороны властей и народа. Нет, уж если сражаться рука об руку, то я предпочел бы стоять в рядах ландвера, а не с господами Герцфельдами.

– Не все ли равно, где умирать, – прежним тоном произнес князь, к которому вновь вернулось обычное настроение.

Его взгляд упал на аккуратно сложенные в глубине чемодана кружевные женские перчатки. Это были перчатки, данные ему при его посвящении в масоны. Он суеверно хранил их, не решаясь расстаться с ними. Эти перчатки были предназначены им Ирине, но он не отдал их, по какому‑то странному чувству, перед отъездом. Они казались ему» ее» вещью – тонкой связью, оставшейся между ними, и он не хотел порывать этой связи… Как будто он имел какое‑то поручение к Ирине, еще не исполненное, но исполнение которого доставит ему и радость и счастье. Эти перчатки будили в нем и тоску, и мечты, и воспоминания.

Задумался и Новиков.

Когда они спустились вниз, Герта уже сидела за столом. В ней не было обычного оживления. Она была спокойна и серьезна. Новиков делал неудачные попытки оживить общее настроение, но это ему плохо удавалось. Его шутки были принужденны, его смех натянут. За обедом почти не ели, и обед кончился в тягостном молчании.

Всех выручил приход Зарницына. Он ворвался в комнату радостный и сияющий.

– Добрый день, дорогой господин Гардер; добрый день, фрейлейн…

Он словно поперхнулся и остался с раскрытым ртом и изумленным взором.

Лицо его было до того комично, что ему невольно ответили дружным смехом. Веселее всех смеялась Герта.

Зарницын улыбнулся.

– А, – воскликнул он, – все смеются, значит, все хорошо. Так вот кто эта девушка с золотыми косами, о которой говорит уже весь город!

Герта вспыхнула.

– Не смущайтесь, дорогая фрейлейн, – продолжал Семен Гаврилыч, – ей – богу, вы сегодня героиня. О вас уже известно королю, и, знаете, ей – богу, это правда, из ваших волос плетут уже кольца и браслеты и продают в ратуше. А ведь прошло только несколько часов!

– Что ты говоришь! – воскликнул Новиков.

– Вот тебе крест, – быстро крестясь, ответил Зарницын, – я сам слышал разговор двух ополченцев.

Герта закрыла лицо руками.

– Ура, дорогая фрейлейн, – подбежал к ней Зарницын, – а вы, ей – богу, стали лучше прежнего! Какой из вас вышел бы теперь дивный кавалерист. – Он бесцеремонно отвел от лица ее руки и горячо пожал их. – А теперь, дорогая фрейлейн, ради Бога, помогите.

Весело улыбаясь, Герта кинула на него вопросительный взгляд.

– В чем дело?

– Сейчас с партизанским отрядом я отбил обоз одного из маршалов, – балагурил Зарницын, – и не знаю, куда деть провиант. А так как мы завтра уезжаем, то имеем честь пригласить вас сегодня на ужин или, как говорим мы русские, на отвальную. Помогите же мне распорядиться.

Герта, смеясь, последовала за ним. В сенях стояли два солдата с большими корзинами. Герта даже всплеснула руками.

– Да тут, действительно, целый транспорт, – воскликнула она.

Рыцарь уже суетился около корзин, жадно обнюхивая их.

– Погоди, приятель, – смеялся Зарницын, лаская собаку, – и ты покушаешь сегодня не хуже французского маршала.

Корзины были перенесены в кухню, и Герта только ахала, вынимая их содержимое. Представлялось прямо удивительным, где и как мог добыть Зарницын эти коньяк, рейнские вина, ликеры, паштеты, страсбургские пироги, дичь и Бог знает что еще! Он только посмеивался, но своей тайны не открыл.

Оба солдата были оставлены в помощь Герте и со свойственной русским солдатам расторопностью и деловитостью принялись за работу.

Когда Зарницын вернулся в столовую, он не застал Новикова. Не было его и наверху, Данила Иваныч куда‑то исчез.

Между князем и Готлибом опять возобновился разговор на прежнюю тему

– Поверьте, – говорил Гардер, – народ ценит и любит русских освободителей. Недоброжелательство администрации исходит от придворной партии…

Веселое лицо Зарницына приняло серьезное выражение

– К сожалению, господин Гардер, – вмешался он в разговор, – не все похожи на вас. Я имею и другие сведения.