Последние Каролинги - Фердинанд Лот

Такой поворот не предвещал ничего хорошего законному наследнику, герцогу Карлу. Конечно, знать и епископы не давали в Компьене клятвы избрать Гуго королем. В представлениях того времени герцог Франции был, в каком-то роде, регентом королевства, и не было ничего удивительного в том, что именно ему принесли клятву. Но ясно, что уже созрел план отдать корону Капету. В сущности, клятва, принесенная на ассамблее, была направлена против Карла Лотарингского. По замыслу Гуго и Адальберона, знать и епископы должны были прибыть в Санлис без сложившегося мнения, с неопределенными настроениями, не зная к какой партии следует примкнуть; следовательно, оставалось только суметь прельстить их красноречивыми словами или выгодными предложениями. Более того, новую ассамблею назначили на самое ближайшее время, чтобы Карл не успел на ней появиться, а его сторонники не смогли договориться о совместных действиях.

Всю эту аферу с блеском провернули Адальберон и его соратник Герберт. Что касается Гуго Капета, то его роль была более чем незначительной. Присущая герцогу осторожность, возможно, могла бы помешать ему осуществить этот дерзкий замысел.[212] Но Адальберон и Герберт оказали на него давление и возвели на трон Франции. Императорский двор с самого начала весьма благоволил к Капету. В последние годы Оттоны сильно пострадали от нападений Каролингов на Лотарингию. Карл всецело поддерживал планы своего брата Лотаря, чем вызывал сильные подозрения у императорского двора. Будучи уже герцогом Нижней Лотарингии, Карл, не скрывая, посягал на Верхнюю Лотарингию, и если бы он смог стать королем, то был бы чрезвычайно опасным противником для Оттонов. Гуго Капет, напротив, неоднократно проявлял дружеские чувства к императорской партии. Очевидно, империя могла только приветствовать его избрание королем. Вполне вероятно, что именно по наущению императриц Аделаиды и Феофано, Адальберон и Герберт поставили свои таланты на службу Гуго Капету. Известно, что на самом деле они и шагу не делали без советов и рекомендаций Германии. К сожалению, переписка Герберта хранит молчание по этому поводу.

Карл сразу же понял, что главной фигурой в этом деле является Адальберон. Он не сомневался, что архиепископ относится к нему неприязненно, и поспешил отправиться в Реймс, чтобы попытаться вернуть его расположение. Сначала Карл пожаловался, что он оттеснен от престола, несмотря на его происхождение и доблесть. Затем он униженно просил у архиепископа его помощи и поддержки в надежде смягчить свою участь. Напрасный труд! Адальберон к тому моменту уже принял решение, и мольбы Карла ничего не могли изменить. Вместо ответа архиепископ упрекнул его за дружбу с клятвопреступниками и святотатцами и за нежелание от них отступиться. Карл справедливо возразил, что ему нужно приобретать новых сторонников, а не отказываться от прежних. Тогда архиепископ отпустил его, сказав, что не в состоянии ничего сделать без решения знати. Это была истинная правда, поскольку несколькими днями раньше, в Компьене, он поклялся в этом. Таким образом, ему удалось удовлетворить свою злобу и при этом не нарушить клятвы; такое поведение всегда приятно для людей такого же склада ума, что и архиепископ Реймсский. Карл понял, что всякая надежда пока для него потеряна и, возможно, что ему опасно оставаться во Франции. Опечаленный, он вернулся обратно в свои владения, в Нижнюю Лотарингию.

В последние майские дни знатные сеньоры и епископы, как было условленно, собрались в Санлисе. Ассамблея заранее была настроена в пользу герцога Франции. Можно даже сказать, что она состояла сплошь из его сторонников. Архиепископ Реймса, как и восемь дней назад, руководил собранием по своему усмотрению. Переговорив с герцогом, он произнес следующую речь, которая приводится здесь дословно ввиду ее большой важности: «Благословенной памяти Людовик покинул мир, не оставив после себя детей, поэтому нужно серьезно подойти к поиску того, кто мог бы унаследовать ему на престоле, для того, чтобы государство, беспомощное и без правителя, не оставалось в опасности. Вот почему недавно мы посчитали полезным отложить это дело, дабы каждый из вас смог здесь вынести на рассмотрение ассамблеи мнение, которое ему внушил Господь, чтобы из всего множества мнений можно было прийти к единому решению. Мы все должны избежать, с помощью нашей осторожности и благочестия, положения, когда ненависть затмевает разум, а любовь искажает истину. Мы знаем, что у Карла есть свои сторонники, которые утверждают, будто именно он должен занять трон, доставшийся ему от предков. Но если рассмотреть это дело пристально, то Карл по праву наследования не имеет права на престол. Во главе королевства должен оказаться только тот, кто славится не только знатностью происхождения, но и мудростью, тот, чья честь достойна уважения и на чье благородство можно положиться. В анналах мы читаем о том, как императоры из прославленных родов из-за своего малодушия были свергнуты с престолов, которые наследовали иногда равные им, а иногда и неравные. Но какими достоинствами обладает Карл, который вовсе не правил с честью, бездействие которого раздражает, наконец, который потерял голову настолько, что посмел служить чужому королю и жениться на неровне, женщине из сословия вассалов? Как могущественный герцог стерпит, что женщина из семьи его слуг станет королевой и будет властвовать над ним? Как согласится он на это, если не только ровня, но и даже вышестоящие склоняли перед ним колена и поддерживали руками его ноги. Поразмыслите основательно над этим и поймите, что Карл оказался в удалении скорее по своей вине, чем по вине других. Решите, чего бы вам больше хотелось для государства: блага или несчастья. Если вы настроены на процветание королевства, коронуйте Гуго, славного герцога. Ни преданность Карлу, ни ненависть к герцогу не должны помешать общей пользе, ибо, если вы похулите доброго, то тем самым похвалите дурного, и, если вы восхвалите дурного, разве так вы не презрите доброго? Ведь грозит Господь словами: горе вам, кто называет зло добром, а добро злом, кто тьму зовет светом, а свет тьмою. Изберите главой герцога, славного своими деяниями, своей знатностью и военной мощью, герцога, в котором вы найдете защитника не только государства, но также и ваших личных интересов. Благодаря его благосклонности, вы найдете в нем отца. Кто когда-нибудь просил у него помощи и не получил покровительства? Кто, оставленный заботой близких, не добивался при его содействии своего?» (131, гл. IV, 11).

На эту речь стоит обратить внимание. Ее подлинность, не по форме, а по содержанию, не вызывает сомнений. Нам кажется, что Рихер ее не мог придумать, Весьма вероятно, что он оказался на собрании в Санлисе, сопровождая Герберта в качестве его ученика и монаха монастыря Сен-Реми, и там, услышав речь архиепископа, будучи его убежденным поклонником, передал ее суть потомкам. В крайнем случае, он мог узнать о ней из разговоров, ходивших среди реймского духовенства. Подлинность нескольких фрагментов речи архиепископа подтверждена хрониками, которые никак не были заимствованы у Рихера.

В своей речи Адальберон настаивал на том, что для наследования королевской власти недостаточно одного происхождения. Что можно думать об этой теории? Была ли она сообразна обычаям и воззрениям того времени? В X веке король, чтобы стать законным государем, должен был отвечать трем условиям: происхождение, избрание, коронование. Значимость этих трех условий возможно была не совсем понятна даже современникам. Адальберон, не колеблясь, пожертвовал первым условием. Может ли это быть возвращением к старым германским выборным традициям? Никоим образом. Архиепископ почерпнул этот аргумент из своих более или менее точных познаний истории Римской Империи; это педантичный архаизм. На самом деле, принадлежность к роду Карла Великого являлась основным условием царствования, и Адальберон и Гуго прекрасно это сознавали. В начале своей речи архиепископ отмечает, что если ассамблея собралась для обсуждения избрания короля, то лишь из-за того, что Людовик умер бездетным. И Гуго, в свою очередь, после коронации публично заявил жителям Реймса: «Если бы сын Лотаря, благословенной памяти Людовик, скончавшись, оставил после себя потомка, то он смог бы ему наследовать». Герцог Франции весьма ловко оправдал узурпацию им королевской власти, отметив, что Карл не был наследником Людовика V по прямой линии, приходясь ему дядей. Но это было слабым оправданием: раз уж Капет признал передачу прав по наследству, то под каким предлогом ему удалось отстранить от престола герцога Нижней Лотарингии?[213] Ведь это было тем более недопустимо, что Карл с давних пор по праву уже был королем. В свое время Лотарь, отказавшись разделить королевскую власть со своим братом, по понятиям той эпохи, совершил несправедливый и незаконный поступок. Людовик IV оставил после себя двух сыновей и управлять государством должны были оба. Карл апеллировал к этому во время беседы в Реймсе с Адальбероном. Но архиепископ упорно не хотел обращать внимания на доводы, мешавшие притязаниям герцога Франции на престол.